Вы будете платить за мою квартиру, заботиться о моём столе…
— Какой может быть об этом разговор? Гарсон принесёт вам и обед, и ужин. Даже с грязной посудой не придётся возиться, вымоют. А через полгодика, глядишь, и расширим дело.
— Ну, это если будет хороший доход.
— Доход? Уметь надо! Тут много всяких тонкостей. Покупаешь, например, вина — вот столько, подливаешь воды — вот столько. Получается — во сколько! Клянусь аллахом, вино нам почти ничего не будет стоить!
— Как так?
— А это уж мой секрет!
Рыза поставил между ног мангал и с довольным видом стал подкручивать усы.
— Разбавить вино водой, бросить горсть извести или опиума, а то и белены — и готово! Глупцов хоть отбавляй, будут пить и только похваливать: «Ну и крепкое вино»!.. Стакан не отнимешь, пока не напьются…
— А печёнки у них не полопаются?
— Нам-то какое до этого дело, Хаджер-ханым? Да если у них не будут лопаться печёнки, то мы останемся без гроша! Это ведь торговля, ханым-эфенди! Коммерция! Будешь деликатничать, прогоришь! Весь фокус в том, чтобы любыми правдами и неправдами увеличивать капитал.
— Правильно, — согласилась Хаджер-ханым, хотя ничего не поняла в рассуждениях гарсона, понаторевшего в кабацких делах.
В течение недели всё произошло так, как обещала Нериман. Хаджер-ханым вручили выделенную ей сумму, а молодая вдова вместе с Халдуном отправилась на вокзал. Они сели в поезд, напутствуемые добрыми пожеланиями Нихата и его жены.
Хаджер-ханым, Рыза и Наджие прибежали перед третьим звонком. Бабушка прослезилась и в последний раз обняла внука. Удар колокола. Паровозный свисток и поезд медленно поплыл вдоль перрона.
Нериман не сводила глаз с Халдуна. Он сидел на том же месте и почти в такой же позе, как Мазхар во время последней поездки в Стамбул… Бедный ребёнок! Подумать только, сначала мать, потом отец…
За окном понеслась ночь. Вскоре Халдун стал клевать носом. Он мог свалиться, и Нериман взяла его на руки. Мальчуган склонил свою золотистую кудрявую головку ей на грудь и сразу заснул.
20
Сколько раз на этой груди — его единственном прибежище — просыхали сиротские слёзы!.. Не прошло и нескольких дней с тех пор, как они поселились у дяди, а уличные мальчишки уже стали дразнить его «сын проститутки»! В их квартале было немало озорников, готовых с утра до ночи травить Халдуна. И самое обидное было то, что верховодил ими старший из трёх сыновей дяди. Халдуна так изводили, что слёзы лились у него в три ручья. Он спасался от преследователей только в объятиях Нериман.
Почему его дразнят «сын проститутки»? Однажды, когда они вышли на улицу, Халдун спросил у сына дяди, который был старше его на три года:
— Что такое проститутка?
В тёмно-зелёных глазах мальчугана забегали озорные огоньки.
— Не знаешь, что такое проститутка? — По правде говоря, он и сам не понимал значения этого слова. Но, чтобы не ударить лицом в грязь перед товарищами, заорал во всё горло: — Поглядите, ребята, на этого дурака! Не знает, что такое проститутка!
— Врёшь!
— Клянусь аллахом, не знает!
— Да у него на губах ещё молоко не обсохло! Молокосос!
Так Халдун и не узнал значения этого слова, но понимал, что в нём есть что-то очень обидное. А на улице Фатиха, где находился дом дяди, за ним прочно укрепилось прозвище «сын проститутки».
И ничто не могло этого изменить — ни уговоры Нериман, пытавшейся урезонить мальчишек, ни подзатыльники дядюшки, перепадавшие его сыновьям. Халдун перестал играть с ребятами. Выходя из дому, он норовил поскорее спрятаться в укромном местечке и не показываться им на глаза. Но стоило ребятам обнаружить его, и травля возобновлялась.