– Нет, мисс. Мое имя Норин. Ага, значит, вы не выдержали тест, уважаемый мистер Суини, эсквайр!
– Пожалуйста, Норин, передайте повару, что я в жизни не ела ничего вкуснее, чем вчерашний ужин.
– С удовольствием передам, мисс. Мегги продвигалась от судка к судку, накладывая содержимое себе на тарелку. Обычно она обращала мало внимания на то, что ест, особенно если дело касалось изделий ее собственной кухни. Но когда еда – в таком количестве и такого качества, не уделить ей должного внимания было просто грешно.
– А что мистер Суини? – мимоходом спросила она. – Не присоединится ко мне?
– Он уже поел, мисс. Мистер Суини завтракает каждый день ровно в полседьмого.
– Человек с твердыми привычками, да? – подмигнула ей Мегги, намазывая толстый слой джема на теплый тост.
– Да, мисс, – почтительно ответила Норин, чуть покраснев. – Должна вам напомнить, мисс, что ровно в восемь он выезжает из дома.
– Спасибо, Норин, я запомнила это на всю жизнь.
– Если что-нибудь еще нужно, мисс, то позвоните.
Норин поторопилась уйти тихо и неслышно, как вошла. Как мышка.
Мегги продолжала наслаждаться завтраком, пригодным разве что для королевы, и лениво перелистывала утреннюю газету, аккуратно лежавшую рядом со столовым прибором.
Да, неплохо так жить – со слугами, которым достаточно щелкнуть пальцами, чтобы они выполнили любое твое желание. Но, с другой стороны, можно спятить, когда в твоем доме все время толкутся посторонние люди и ты не можешь побыть один. Никогда.
Во всяком случае, она бы определенно съехала с катушек, так решила Мегги, и ей стало немного жаль Рогана, несмотря на всю роскошь, на все эти гобелены, канделябры, китайский фарфор и антикварную мебель, которая его окружает. Нет, она ни за какие удобства и лакированные полы не отдала бы свою свободную непритязательную жизнь!
Приняв это серьезное решение, она налила себе вторую чашку чая, просмотрела до конца газету «Айриш тайме» и съела все до последней крошки со своей тарелки. Откуда-то из глубины дома послышался бой часов. Она задумалась над тем, не положить ли себе еще кусочек бекона, назвала себя обжорой и отвергла соблазн.
Некоторое время она посвятила затем изучению предметов искусства на стенах. Несколько акварелей были просто изумительны. Еще раз неторопливо обойдя комнату, она направилась в холл.
Роган уже стоял там, безукоризненно одетый – в сером костюме и темно-синем галстуке. Он посмотрел на нее, потом на часы.
– Вы опаздываете, – сдержанно сказал он.
– Разве?
– Уже восемь минут девятого.
Она тряхнула головой, хотела засмеяться, но увидела, что он вполне серьезен, и тоже постаралась сделать глубокомысленный, даже взволнованный вид.
– Что ж, меня нужно выпороть, – заговорщически сказала она.
Он оглядел ее с ног до головы. Тяжелые туфли, скорее полуботинки, темные чулки, мужского покроя белая рубашка навыпуск, подпоясанная широким кожаным ремнем, в ушах какие-то прозрачные серьги и даже, кажется, следы кое-какой краски на лице. А вот часов у нее нет.
– Конечно, если вы не носите часы, как вы можете что-то делать вовремя.
– Вы правы.
Не спуская с нее глаз, он вытащил блокнот и ручку и начал писать.
– Что вы делаете? Вы же не журналист!
– Записываю, чем еще нужно вас обеспечить, помимо часов. Календарем и телефонным автоответчиком.
– Как вы великодушны, Роган. Но это, право, слишком. К чему мне такая роскошь?
Он уже открыл входную дверь и ждал, пока она пройдет.
– Часы, если, конечно, вы на них изволите взглянуть, – ответил он, – покажут вам время, автоответчик запишет мою ругань, а календарь подскажет, какой сегодня день на дворе и какие обязательства вам предстоит выполнить. Я понятно излагаю эти вещи?
Они уже были в саду перед входом в дом. Она остановилась, несмотря на нетерпение, которое проявлял Роган, и оглядела здание. Оно выходило фасадом на прекрасный тенистый парк святого Стефана, как она узнала позднее, и стояло с гордым, даже слегка надменным видом на фоне задумчивого голубого неба.
Каменные стены были уже тронуты временем, но их линии оставались такими же изящными и легкими, как тело юной девушки. Все окна, а их было много, сверкали в лучах солнца, словно бриллианты. Небольшой сад возле дома был опрятным, как церковь внутри, и таким же суровым, несмотря на яркую зелень лужаек.
– Неплохое у вас тут место, – одобрила Мегги. – Я как-то не заметила всего этого, когда входила в дом.
– Я не стал его показывать вам, – проворчал Роган, – потому что в тот момент глаза у вас были плотно закрыты. Но туристический обзор мы оставим на другое время. Не люблю опаздывать.
Он взял ее за руку и почти силой потащил туда, где стоял автомобиль.
– Поскольку вы в таком добром настроении уже с утра, – ехидно проговорила она, едва поспевая за ним, – то хочу вам сказать откровенно, что бы вы ни делали, я уже не изменюсь. Я безответственный человек, Роган. Возможно, это у меня наследственное. Да не тяните так! Разве вас кто-то накажет, если вы немного задержитесь? Почему вы такой грубый?
– Я не грубый! – рявкнул он. А каким же еще прикажете быть, если спал он сегодня от силы часа три, а работы набралось невпроворот. Но разве ей понять! – У меня много дел, – добавил он более мирным тоном. – Садитесь в машину!
Некоторое время они ехали молча. Она наслаждалась великолепным утром, спокойной ездой в роскошном автомобиле.
– У меня немало дел, – снова произнес он, как бы извиняясь.
– О, конечно. Достроить империю, получить Нобелевскую премию, выиграть…
Она не сумела договорить: он резко вильнул к тротуару, от чего сзади раздался возмущенный сигнал, и затем, остановившись, схватил Мегги за воротник рубашки, почти сорвал ее с сиденья, притянул к себе и впился губами в ее губы.
Чего-чего, а уж этого она совершенно не ожидала. Что вовсе не означало, что была недовольна. Его ярость, как и в предшествующем случае, придавала поцелуям особую остроту. Но, хотя голова у нее немного кружилась, в ней не ослабевало ощущение собственной силы. И еще она понимала, что здесь не было никакой попытки соблазнить, просто крайняя степень раздражения, вылившаяся в потребность заставить ее замолчать, хотя бы таким, не вполне обычным способом. Впрочем, отчего же тогда оба они напоминают сейчас два оголенных провода, готовых вот-вот соединиться и вызвать взрыв?
Хватит, говорил он себе, довольно. Я показал уже, кто здесь хозяин положения, мне стало лете.
Или нет? Так оторвись же от нее!
Но он не мог. И легче не становилось. Вместо облегчения – еще большая напряженность во всем теле, и кажется, будто погрузился в какую-то мягкую безмолвную тьму, откуда нет выхода. И не надо. Не нужно света, голосов – пусть будет так как можно дольше. Всегда.
Он резко отпрянул от нее и ухватился обеими руками за рулевую баранку, как бы в поисках поддержки, опоры. Осторожно вывел машину на проезжую часть, чувствуя себя не вполне уверенно, словно впервые сел за руль.
– Как я понимаю, это было ответом на что-то, – услышал он ее голос, неестественно спокойный.
– Да. Или попыткой удушить.
– Предпочитаю, чтобы меня целовали, а не душили. А еще бы мне хотелось, чтобы вы свои желания выражали без такой злобы.
Он почти уже совсем успокоился, внимательно смотрел на дорогу, даже прикидывал в уме, сколько лишнего времени пришлось потратить на свою гостью.
Однако не ответить ей не мог.
– Я уже раньше говорил вам: всему свое время.
И для желаний тоже.
– Кто же его определяет, интересно?
– Для меня необходимо узнать человека, с которым я сплю. Не говоря уже о взаимном уважении и некоторых чувствах.
Ее глаза сузились.
– Я тоже понимаю, Суини, что между поцелуями и постелью дистанция не такая уж малая. И хочу, чтоб вы знали: я не из тех, кто опрокидывается на матрас по одному мановению руки.
– Я никогда не говорил…
– А что вы сказали сейчас? – Его слова казались ей тем более оскорбительными, что сама она хорошо знала, как быстро бы согласилась «опрокинуться» с ним. И потому продолжала:
– Насколько я вижу, вы считаете меня достаточно распущенной. Это ваше дело, и я не собираюсь рассказывать вам о моей интимной жизни. Что же касается взаимного расположения и уважения, то вам еще предстоит завоевать их у меня. Вот так-то, мой друг.
– Прекрасно. Значит, мы пришли к согласию.
– К черту согласие! А вашу служанку зовут Норин.
Он так изумился, что отвел взгляд от дороги и уставился на нее.
– Что?
– Вашу служанку, болван вы этакий, вы – долгоносый аристократ, зовут не Нэнси и не Морин, а Норин. Можете вы это уяснить?
Она сложила руки на груди и с надменным видом повернулась к боковому окошку.
Роган медленно покачал головой.
– Я безмерно благодарен вам за разъяснение. Один Бог знает, в какое ужасное положение я бы попал, когда пришлось бы представлять ее моим гостям или соседям.