Достоверность немецкой информации подтверждает и советская. В отчете на имя Н. Хрущева за год боевой деятельности в лесах Волыни партизанский командир В. Федоров докладывает: «Мы не располагаем какими-либо фактами о том, где украинские националисты, помимо повсеместной пустой болтовни в своей печати, вели борьбу против немецких захватчиков и поработителей». О том же спустя полгода сообщал Н. Хрущеву и начальник штаба партизанского движения Д. Коротченко, указывая, что «Украинские националисты не пустили под откос ни одного немецкого эшелона, не убили ни одного немца, не считая случаев уничтожения отдельных полицаев». Учитывая, сколь важна была тема для Центра и какое наказание могло бы грянуть, окажись отчеты очковтирательством, сомневаться в достоверности данных Федорова и Коротченко едва ли уместно.
Ты мне, я тебе
В общем, как бы то ни было, итоги антигитлеровских действий УПА, если таковые и случались, не впечатляют. Ни предотвратить угон около полумиллиона «западенцев» на работы в Германию, ни сорвать продовольственные поставки им не удалось, скорее всего, по той причине, что они и не пытались. Зато документов о «тактическом» сотрудничестве с оккупационными властями и вермахтом сохранилось более чем достаточно, причем тактика быстро переходит в стратегию. Уже в конце 1943 года «антигерманский фронт УПА» сходит на нет даже на уровне риторики, а в конце января 1944 года командир 13-го армейского корпуса, докладывая командованию 4-й танковой армии о том, что «в последние дни националистические банды искали контакт с германскими войсками», запрашивает, что следует делать. И получает ответ: дескать, в случае «достижения в переговорах согласия последних по ведению боев исключительно против Красной Армии и советских и польских партизан» следует идти «им» навстречу в вопросе о поставках оружия и боеприпасов. Точно установлено, что уже в середине февраля отряды УПА сражались против советских и польских партизан совместно с частями дивизии СС Galicia.
А в марте во Львове начались официальные переговоры властей генерал-губернаторства с полномочными представителями Шухевича. Ситуация была не та, что в 1941-м, немецкая сторона отчаянно нуждалась в союзниках любого цвета и размера, просто для затыкания дырок живой силой, а потому была готова на серьезные уступки, но все же давить на себя не позволила. По итогам переговоров, завершившихся в мае, германские власти обязались освободить всех «героев нации» и после «общей победы способствовать созданию украинского государства» (Шухевич требовал признать «Акт о Независимости от 30 июня» немедленно). Взамен УПА принимала на себя функции полноценного союзника Райха и обязательство «идти с Германией до полной победы», в своих действиях «подчиняясь германскому командованию» (Шухевич требовал полной свободы действий).
Подписанное соглашение считалось предварительным, до согласия Берлина и одобрения Бандеры, однако уже 24 апреля во Львове начинаются заседания Национальной Рады, некогда распущенной немцами (теперь она именует себя аж Всеукраинской!), а еще раньше, 9 марта, когда переговоры только-только начались, Шухевич издал приказ, гласивший: «Сегодня стало на одного врага меньше. Боремся против московского империализма, против партии, НКВД и их прислужников, которые готовы помогать каждому врагу украинского народа — ляхов», и ориентировал «героев нации» на борьбу с «московско-большевистским и польским врагом». Бандеру и Стецько, как, к слову, и Мельника, немцы выпустили чуть позже, включив в работу по созданию «Комитета антибольшевистских сил Европы», но в Галицию «вождь нации» так и не вернулся, поскольку был прикомандирован к т. н. «Абверкоммандо-202», готовившей кадры диверсантов. Впрочем, Шухевич, привыкший к самостоятельности, справлялся и без «вождя», и не факт, что это ему не нравилось.
Приобретением УПА, в тот момент достигшая своей максимальной численности (около 25 тысяч), оказалась полезным. Если с партизанами Федорова она связываться не рисковала (те и местность знали немногим хуже, и навыки для querrilla имели дай бог каждому), то наступающие советские войска оказались в неприятном положении. Как, впрочем, и бывает, когда стая мошки атакует льва, грызущегося с другим львом и не имеющего времени даже на лишний взмах хвоста, — короче, включите idiot-box, посмотрите репортаж из Ирака или Ингушетии и все поймете. «5.2.1944 банда, — указывается в одной из сводок СМЕРШа 13-й армии, — напала на розъезд Стешельск. Убит сержант железнодорожной бригады Красной Армии, бандиты забрали в лес его подчиненных, 9 девушек-военнослужаших КА. 11.2.1944 на Ровенщине был подорван санитарный поезд, 40 медсестер было уведено в лес. 19.2.1944 в с. Ивановцы на Станиславщине сотня УПА “Спартана” расстреляла 30 солдат-землекопов, не имевших личного оружия». В общем, согласно данным архивов МО СССР, только в январе — марте 1944 года, демонстрируя немцам серьезность готовности к переговорам, УПА осуществила 198 вылазок, убив 497 советских военнослужащих, в том числе 119 женщин (телеграфисток, медсестер, поварих) и 293 раненых солдат, находившихся на излечении в передвижных госпиталях. Не слишком часто, но, увы, и нередко убийства совершались с особой жестокостью. Жертвой одной из засад стал даже командующий 1-м Украинским фронтом генерал Ватутин.
Позже, когда войска 1-го Украинского фронта готовились к генеральному наступлению, Клячкивський и Шухевич без особой охоты, но не имея возможности отказать Берлину, прямо того требовавшему, были вынуждены пойти на обострение: отряды УПА получили указание вывести из строя основные коммуникации, «не избегая при необходимости открытого боя». В результате группа УПА-Юг, силами которой исполнялся заказ Берлина, перестала существовать, а командование УПА, сделав выводы, категорически предписало подчиненным впредь «не проявлять никакой активности, с войсками в столкновения не вступать, а только сохранять и готовить кадры».
Глава XXVII Война в спину
Дети разных народов
Отдадим должное командованию УПА. Оно понимало, что немцы уже не вернутся, что воевать придется в окружении, имея отдушину разве что через польскую границу, но все-таки, как завещал великий Донцов, верило в себя, ибо что бы там ни болтали всякие рационалисты-агностики, но аще Дух Нации с нами, то кто на ны?
В предвидении предстоящей «битвы после битвы» по инициативе Шухевича был сформирован «Украинский Главный Освободительный Совет» (УГВР), и в конце лета, когда советские войска, развивая успешное наступление, ушли дальше на запад, все началось по новой. Достаточно сказать, что общие потери Советской Армии за период февраль 1944 — апрель 1945 годов составили не одну сотню душ только «убитыми и повешенными». Сохранившиеся отчеты боевиков руководству не балуют разнообразием: «Взято в плен 10 (или 5, или 7, или еще сколько-то) большевиков. Все были не украинцами, а некоторые даже комсомольцами. Пленные ликвидированы».
Что среди пленных «большевиков» были и беспартийные, суровых, но политически не очень грамотных хлопцев, видимо, не волновало. А вот начальство с какого-то момента волновало очень. Настолько, что излишне рьяных в уничтожении безоружных одернули, и в армейской статистике появилась еще одна, не вполне обычная графа — «уведенные в лес» (всего 524 человека). Дело в том, что еще осенью 1942 года, рассматривая вопрос о возможности контактов со странами коалиции, Шухевич сотоварищи пришли к достаточно разумному решению — формировать в составе УПА «национальные неукраинские части», позиционируя себя как «лидера широкого движения антимосковских и антибольшевистских сил». В рамках проекта привлекались все, кто оказывался под рукой, — и беглецы из германских лагерей, и местные жители подходящей национальности, и дезертиры из национальных формирований германской «полиции порядка», и «уведенные в лес» пленные.
Особых успехов, несмотря на очевидную важность задачи, не случилось. «Мы, — отмечалось в отчете СБ УПА в июле 1944 года, — до сих пор не использовали в значительном масштабе ни одного национального меньшинства на нашей территории для борьбы с врагами». Даже проведение под эгидой Берлина «Первой конференции порабощенных народов Восточной Европы и Азии» не привело к созданию «могучего противобольшевистского фронта».
Что, в сущности, можно было предсказать заранее. Бумага, известное дело, все стерпит, а дремучие предрассудки сельских хлопцев, помноженные на мантры насчет «национального величия», играли свою роль. Отношение личного состава УПА — а особенно полевых командиров, еще в 1941-м накрученных инструкциями ОУН на уничтожение «жидов, москалей и азиатов», — к «чуженациональным союзникам» было, мягко говоря, не очень доброжелательным. Отряды из «чужих» следовало создавать небольшие, ни в коем случае не сливая их в крупные подразделения. Размещать их тоже рекомендовалось отдельно от «национально надежных» подразделений, естественно, под присмотром сотрудников «безпеки», основной обязанностью которых, в соответствии с приказом Дмитра Клячкивського, являлось «ежедневно проверять в беседах, учении и боях с врагом их боевую и моральную стоимость и политическую ценность». Тех, чьи «ценность и стоимость» не казались достаточными, тем же приказом было предписано уничтожать «без предупреждения и суда, руководствуясь национальным чутьем».