– Вот то, что нам нужно! – воскликнул я. Но когда мы приблизились к соснам, мне пришлось остановить солдата движением руки. В пыли я заметил темные влажные следы, наклонился и потрогал их. То были капли крови.
– Мы на верном пути, – сообщил я солдату. – Здесь проносили раненых.
4. ЛИХОРАДКА
Трудно сказать, как далеко пришлось нам идти и сколько минуло ночных страж, прежде чем мы добрались до места назначения. Знаю только, что я начал спотыкаться через некоторое время после того, как мы свернули с главной дороги. У меня это стало вроде хвори: так бывает, когда больные люди кашляют и никак не могут остановиться, другие же не в состоянии сдержать дрожь в руках. Так вот и я все спотыкался и спотыкался, делал несколько шагов и снова спотыкался, и потом еще, и еще раз. Если я на мгновение задумывался о чем-нибудь, кроме как о собственных шагах, так сразу же носок левого башмака цеплялся за пятку правого. А мысли мои с каждым новым шагом разбегались в разные стороны.
Среди деревьев по обе стороны от тропы мерцали светлячки, поэтому я длительное время предполагал, что свет впереди – всего лишь скопление этих насекомых, и не спешил. Потом, как мне показалось, неожиданно мы очутились под тенью крыши, где мужчины и женщины с желтыми фонарями в руках передвигались между длинными рядами застеленных коек, переходя от одного больного к другому. Женщина в черной одежде позаботилась о нас двоих. Она привела нас к тому месту, где стояли обитые кожей кресла и горел огонь. Только тогда я понял, что на самом деле ее одежда была ярко-красного цвета, с красным же капюшоном, и на краткий миг мне почудилось, будто передо мной стоит Кириака.
– Твой друг очень болен, – сказала она. – Ты не знаешь, что с ним?
Тут солдат покачал головой и ответил:
– Нет. Я даже не знаю, кто он такой.
От удивления я не мог вымолвить ни слова. Она взяла меня за руку, но отпустила, потом взяла за руку солдата.
– У него лихорадка. У тебя тоже. Теперь, когда пришла летняя жара, с каждым днем становится все больше больных. Надо кипятить воду, которую пьешь, и беречь себя от вшей, надо сохранять чистоплотность.
Она обернулась ко мне.
– У тебя множество мелких порезов и ссадин, причем некоторые нагноились. Осколки камней?
– Не я один болен. Я привел больного товарища, – удалось мне выдавить из себя.
– Вы оба больны, так что вы привели друг друга. Сомневаюсь, чтобы вы добрались сюда по отдельности. Ну так что, в тебя кидали камнями? Оружие неприятеля?
– Да, камнями, но то было оружие друга.
– Хуже всего, как мне говорили, это когда в тебя стреляют сзади, но сейчас меня больше всего тревожит лихорадка. – Она замялась, переводя взгляд с солдата на меня и обратно. – Мне хотелось бы вас обоих уложить на больничные койки, но сначала вы должны вымыться.
Она хлопнула в ладоши и подозвала коренастого мужчину с бритой головой. Он взял нас за руки и повел куда-то, потом остановился, поднял меня и понес, как я носил когда-то маленького Северьяна. Через несколько секунд мы оказались голыми и сидели в ванне, наполненной водой, которая подогревалась раскаленными камнями. Коренастый облил нас водой, потом заставил вылезти по одному. Он остриг нам волосы, после чего мы еще некоторое время отмокали в воде.
– Значит, теперь ты можешь говорить, – обратился я к солдату.
При свете лампы я увидел, как он кивнул.
– Почему же ты не отвечал мне, когда мы сюда шли? – спросил я.
Он заколебался, слегка шевельнув плечами.
– Я думал о многом, да ты и сам-то не говорил. Ты показался мне усталым. Однажды я спросил, почему бы нам не остановиться, но ты мне не ответил.
– Мне все кажется наоборот, – сказал я, – но, возможно, мы оба правы.