Альберто кивает:
— Но вкусно… И у них помет ценный.
Денис фыркает.
— Я правду говорю! — обижается Альберто. — Это удобрение для виноградников! Неплохой источник дохода… Его даже в брачный контракт вписывали. — И Марине: — Знаешь, что в Средние века во Франции только феодалам позволялось строить голубятни?
— Нет.
— А после революции разрешили всем, и на голубей началась повальная мода.
На седьмом часу езды Корто перестал делать вид, что любуется пейзажами на трассе.
— Ага, а потом явились немцы и запретили грязную птицу. Французы прятали голубей и тряслись: курлыкнет какой идиот не вовремя или нет…
— Воробушек, это правда?
— Не знаю… Но на голубятню могу вас сводить.
Денис демонстративно кашляет, закатывает глаза.
— Ой, нет! Это без меня. Удобрения для виноградников слишком сладко благоухают.
Альберто с Мариной переглядываются. «Я предупреждала, что он ерепенистый. Но хороший». — «Да уж. Молчу».
«Пежо» выезжает к двухэтажному каменному дому с фасадом, увитым лысыми стеблями: летом тут и правда зеленый раек. Из соседней калитки выходит невысокая женщина, Альберто высовывается в окно, выпаливает:
— Мадам Мартен! Здрасьте! Как вы? Можно к вам через полчасика? — и подняв стекло: — Там кормят.
Машина тормозит, распахиваются дверцы. На улице градусов четырнадцать (конец декабря!)… Марина хлопает в ладоши, взбегает на крыльцо:
— Какой чудный дом!
Будет время, когда другая взбежит по ступенькам… Альберто улыбается, достает ключи из-под лестницы:
— Ну что, пьем кофе и идем знакомиться со свиньей?
Денис кивает на дом напротив:
— Ты про соседку?
К счастью, возле калитки уже никого нет.
68
— Groin-groin! Groin! Groin!
Это Альберто хрюкает. Звучит так: «груэн-груэн!» — и кажется, что Воробушек издевается над свиньей.
— Корто, слышишь как французы наше «хрю-хрю» коверкают?!
Денис не реагирует — черепашникам звонит.
— Groin! Groin!
Свинья размером с питбуля, страдающего ожирением, лежит на диване; розовеющее сквозь редкую шерсть брюхо растеклось мягонькой лужицей, усыпанной пупырышками. Вспоминается рисунок в детской книжке: пляж, свинья в купальнике — сверху донизу ряд зеленых лифчиков. Марина осторожно трогает копытце: ребристое, раздвоенное, такие у чертиков рисуют. Свинья приоткрывает глаз. Мало ли что.
Альберто мочалит в пальцах свиное ухо.
— Groin-groin!
Свинья на «груэны» не реагирует. Двуногий развоображался, будто у него есть пятак, ну что теперь. А вот когда двуногий принялся за ухом чесать… за это можно все отдать.
— Видишь, шерсть на загривке дыбит? Кайфует. Еще любит, когда ей за передними ногами чешут…
Свинья — на верху блаженства. Даже кажется, что она улыбается.
Подходит мадам Мартен.
— Мы любим, когда нам вот тут массажик… — Мадам Мартен собирает в складку кожу возле рыльца, сверху. Свинья издает тихий протяжный хрюк, его можно было бы назвать сладострастным, но слишком уж слово несвиное. — И брюшко, мы обожаем, когда чешут брюшко… — Мадам Мартен начесывает свинье живот, и та полуобморочно закатывает глаза, а заднюю ногу приподнимает, чтобы всюду доступ был.
Мадам Мартен обращается к Марине:
— Животика коснешься — она сразу на бок валится!
Марина улыбается:
— Можно нос потрогать?
Свиной пятак влажный и прохладный, черный, с бледной кляксой посередине, затекающей в две внушительного размера ноздри. Из ноздрей — воздух: туда-сюда, туда-сюда, всю жизнь бы так пролежать на диване, и чтобы чеса-а-али…
— Ай! Он мохнатый…
Пятак покрыт редкой шерсткой.
— А как же. — Мадам Мартен чешет как заводная пузо в пупырышках. — Это рыльце нас кормит…
Марина не успевает спросить — что значит «кормит». Денис сообщает:
— Дозвонился до Матьё. Будет ждать меня четвертого января в лаборатории. Интересно посмотреть, как они там.
«Меня».
— Ты нас-то возьмешь? Или на трассе высадишь?
А собирались пораньше домой вернуться, проект для школы — на нуле. Вечно Корто только о себе думает, взяли в дорогу шесть яблок, четыре сточил, как червяк, на заднем сиденье. У него принцип: «Кому надо, тот возьмет. А кто забыл взять — пускай таблетки для памяти пьет».
— Я хотела бы поговорить насчет Марго, — мадам Мартен кивает на свинью.
— Марго? Ее зовут Марго?! — Денис хохочет, и Марине неловко.
Мадам Мартен смущается:
— Мы ее в честь королевы Марго назвали. Мой муж — большой любитель истории…
Денис отмахивается:
— Да нет, у меня личное.
Он вспоминает нью-йоркское “Hard Rock cafe”, куда потащился, можно сказать, рассентиментальничавшись. Марго, тянувшая на сотню кило, стояла перед ним, сжимая пухлыми руками розовую сумку: пальцы с красным лаком и врезавшиеся в них два золотых кольца. Она и правда смахивала на…
Альберто кинул недовольный взгляд на Дениса:
— Так что насчет свинки, мадам Мартен?
— Мы собрались в Нормандию к дочери. Третьего вернемся. Приютите Маргошу?
69
— Я со свиньей сидеть не буду, — Денис голоса не понижает. Альберто подталкивает его к калитке: сказал мадам Мартен, что домой понадобилось. Согласился взять Марго и понял, что русского друга надо срочно эвакуировать.
— Денис, я тебе все объясню…
— Нечего объяснять, какая, к чертям, свинья — мы в Испанию едем.
Альберто убегает вперед, чтобы Денис еще чего-нибудь не сказал. Кто знает, каковы слуховые возможности у мадам Мартен.
— Эй, меня подождите! — кричит Марина с порога.
И когда все оказались на кухне:
— Она решила, что мы сюда на Новый год приехали…
— В эту дыру?! — Денис, сунув руки в карманы, прохаживается из угла в угол.
Альберто опускается на лавку. И лавку, и стол — своими руками сделал, хоть бы кто похвалил. А как дырой называть единственное место на земле, где он гнездо свил, — это пожалуйста.
— Воробушек, а если сказать, что мы бы рады выручить, но едем в Сарагосу? Тебе же маму повидать надо, — это Марина.
Альберто встал, сел.
— Я не могу. Не могу признаться, что мама в Испании.
— И давно она от французского правосудия скрывается?
— Не смешно, Корто, — отмахивается Марина. Воробушек того и гляди расхочет путешествовать в компании типа, который не умеет ни общаться, ни на компромисс идти.
Воробушек трет пальцем след от горячей чашки на столе. Денис останавливается:
— Шкафчик сам смастерил?
— Сам! Всё сам! Вот, например…
— Альберто, давай я твою машину возьму, а ты со свиньей посидишь?
Неловкая пауза, Денис взрывается смехом. Альберто отводит глаза:
— Я уже обещал маме… Она ждет…
Денис мрачнеет.
— То есть я буду сидеть в дыре со свиньей, а ты поедешь развлекаться?
Марина дует губы:
— Корто! Опять «я» да «я»!
Альберто уныло пялится в окно. Кто думал, что так все повернется, глупее некуда. Ну не мог он отказать мадам Мартен, и оправдываться желания нет. Всю жизнь оправдывался перед всеми, хватит.
Денис без спроса идет осматривать дом. Альберто возвращается к пятну на столе. Вывести можно — подраишь кусочком пробки, смоченным в скипидаре, и стол как новенький. Но это пятно выводить не хочется.
— Альберто, что же делать? — вздыхает Марина.
Пожал плечами. Невозможно отказать мадам Мартен. Невозможно, и всё.
— Воробушек, тут очень хорошо… Воздух… тишина. Но так хотелось в Испанию. Там апельсины на деревьях. Я никогда не видела апельсины на деревьях, да еще и зимой.
В дальней комнате раздается грохот.
— Черт!
И вспоминается: Вероника забывала, что в кладовке стоит швабра (насадку со щетиной купил, а ручку сам выточил из массивного дерева), и эта швабра рушилась ей под ноги, а она вскрикивала и отпрыгивала: «Черт!» Нет Вероники, но есть дом. И деревце за окном, раздетое ветром, и соседка, у которой можно продегустировать трюфели, и стол с белым ободком от горячей чашки, и своенравная швабра. Именно здесь хочется жить — бродить по полю, что начинается за домом, слушать собачий перебрех, крутить головы придорожным подсолнухам.
— Альберто…
Два года он уже глотает пыль в городе, добровольный заложник Интернета, — никак суженую не найдет. Иногда кажется — любая сошла бы, лишь бы не стервой была, не искала кого покруче. Ну и чтобы… того… фигура. И ребенок.
— Альберто!
Или хотя бы просто — с ребенком, бог с ней, с фигурой.
— Воробушек!
Очнулся:
— А? Я — вобушек!
— Слушай, давай Марго возьмем с собой в Испанию?
— Марина! Мадам Мартен ни за что не согласится! Это ж трюфельная свинья, она на вес золота, ее с детства дрессировали!