Сколько там подо мной?
Полметра?
Или полкилометра?
Собственно говоря, начиная метров с пяти, разница состоит лишь в том, как долго будет звучать мой последний крик.
А шаги все приближались! Я, выше пояса свесившись над пропастью, тщетно пытался выползти назад. Но уцепиться было не за что.
Шаги смолкли. Я рискнул медленно поднять голову.
Надо мной стоял робот.
Самый настоящий, такой, как рисуют в детских мультиках.
В полтора человеческих роста, не меньше. Металлическое бочкообразное туловище, гладкое, серое и невыразительное. Ноги — толстые и тоже металлические, но при этом будто гофрированные, свободно гнущиеся, никаких признаков суставов. Ступни широкие, карикатурно-человеческие, будто даже пальцы намечены. Руки… что руки. Точно как ноги, только тоньше, и пальцы более явственные, собранные конусом. И опять же похожая на человеческую голова: вместо рта темная матовая пластина, вместо носа — небольшой выступ с двумя отверстиями, глаза огромные и фасеточные, слабо светящиеся.
Я почувствовал, что руки слабеют. Может, разжать пальцы? Вдруг подо мной метр-два? Или пологий склон, по которому можно скатиться?
Робот стоял неподвижно и смотрел на меня.
— Эй, привет! — сказал я. — Привет-привет! Три, эти, как их, закона робототехники! Азимов их придумал, знаешь? Наш, смоленский мужик Азимов! Робот не должен причинять вреда человеку и допускать, чтобы человеку был причинен вред… и еще подчиняться… и еще оберегать себя…
— Очень своеобразная логика, — произнес робот негромко. Голос был вполне человеческий, живой. Рот, конечно, не шевелился.
Мне еще сильнее захотелось разжать руки.
— Ты анекдоты любишь? — уже не понимая, что несу, спросил я. — Просыпаются как-то альпинисты, потому что их товарищ мечется в палатке и кричит: «Согни палец! Палец согни!» Будят его… спрашивают, что случилось. А он говорит: «Приснилось, что мне снежный человек палец в жопу засунул и над пропастью держит… а я ему кричу: „Согни палец!“
— Ты предлагаешь мне поступить как снежному человеку из этой истории? — спросил робот. Или мне почудилось, или в голосе железного болвана действительно была ирония?
— Да вытащи же меня! — закричал я. — Вытащи или столкни, только не стой столбом! Я же упаду!
Я даже не понял, как все произошло, сознание не зафиксировало. С немыслимой быстротой робот вытянул руки, ухватил меня ниже колен и вздернул перед собой. Секунду я болтался в металлических лапах, держащих крепко, но вместе с тем бережно. Потом меня перевернули и поставили на твердую землю.
Робот снова стоял неподвижно. Спокойный голос произнес:
— Ты не мог упасть, я контролировал ситуацию.
— Так ты… ты повинуешься? — нашелся что спросить я.
— С чего бы такой вывод? — поинтересовался робот. — Я говорю, что не допустил бы твоего падения. Ты мне нужен.
— Д-да? — Я впервые в жизни начал заикаться.
— А я, вероятно, нужен тебе. Мне представляется верным, что наши интересы во многом совпадают.
Металлический палец вытянулся ко мне, коснулся автомата.
— Это оружие, — признался я.
— Я знаю. Рекомендую не тратить зря патроны, пытаясь повредить меня. Я защищен от оружия такого рода.
— Да я и не собирался… — Я махнул рукой. Что толку объяснять. При виде этой махины, оказавшийся столь быстрой, становилось понятно: против него что с автоматом, что со штопором, все едино.
— Хорошо.
Робот опять же неуловимо быстро изменил позу — сел. Скрипнули под металлической тушей камешки.
— Спрашивай, — велел робот. — Я знаю, что люди не могут действовать, не задав ряд ненужных вопросов.
— И ты ответишь? — спросил я.
— Это зависит от вопросов.
С логикой у него все было в порядке. Жаль, что его создатели не чтили Азимова.
— Ты — робот.
— Я — робот. Не похож?
У него определенно было чувство юмора! И это как-то успокаивало. Я заглянул в пропасть и сглотнул. Дна не видно. Я торопливо отошел подальше и сел напротив робота. Автомат снял и положил в сторонке, больше для своего удобства, чем чтобы продемонстрировать миролюбие.
— Ты местный? Ты создан жителями этого мира?
— Нет и нет.
— Ты создан людьми?
— Да.
— У тебя есть чувство юмора? — неожиданно спросил я.
— Да куда нам, чурбанам железным, — жалостливо ответил робот.
— В каком мире тебя создали?
— Какую классификацию ты знаешь?
— Функционалов… Миры веера.
— Тогда название тебе ничего не даст. Функционалы не включают наш мир в свои классификации.
— Почему? Не знают?
— Они получили слишком болезненный отпор при попытке вторжения.
— Это родной мир функционалов?
— Да.
— Башня, которая за твоей спиной, она создана функционалами?
— Она не за спиной. Да, ими.
— Ты ее охраняешь?
— Разве похоже на это?
— Ты хочешь ее уничтожить?
— Исследовать. Возможно, уничтожить. В зависимости от предназначения.
— Кажется, у меня появился союзник, — сказал я. — Ты давно здесь?
— Шестьдесят два года, четыре месяца и три дня.
— Фантастика, — сказал я. — Ты как новенький!
— К сожалению, это не так. Я поврежден, я остался один, а изначально нас было трое. Через два месяца и шесть дней мои источники энергии окончательно истощатся, и я прекращу функционировать. — Он помолчал. — Хотя я не люблю слово «функционировать».
— Понимаю. Ты расскажешь мне про свой мир?
— Нет. Эта информация не имеет для тебя никакого значения. Мы не представляем опасности для твоего мира и вообще для обычных людей. Наш образ жизни покажется тебе странным, а возможно, и отталкивающим. Это может помешать сотрудничеству.
— Но у вас есть люди? Обычные люди? Они не порабощены машинами?
— Есть. Не порабощены. Далее должен следовать смех, но мои возможности звукоподражания ограничены. Я пробовал смеяться, но это пугает людей.
— Да уж… — Я поежился. — Людей бы испугало, даже спой ты песенку про кузнечика… Ты такой… очень крупный и железный. Хотя при этом очень похож на человека!
— Я создан из титана и жидкой керамики, — сказал робот. — Но мое сознание копировалось с человеческого.
— С ума сойти, — признался я. — Даже не знаю, что еще спросить!
— Очень хорошо, что ты умеешь ставить точку в расспросах. Теперь моя очередь задавать вопросы, согласен?
— Давай.
От робота шло тепло — мягкое, почти живое. И туман будто расступался вокруг, я почувствовал, что одежда начинает подсыхать.
— Как твое имя?
— Кирилл. Я не спросил твое, извини…
— Не важно. Зови меня «робот». Из какого ты мира?
— Земля. У функционалов ее зовут Демосом.
— Я так и предполагал, — удовлетворенно сказал робот. — Ты почти не шокирован и знаешь слово «робот». Ты мог прийти только из технически развитого мира. Как ты оказался здесь?
— Я бывший функционал. Таможенник.
— Бывших не бывает. Даже если ты прервал связь с функцией, измененная вероятность в тебе осталась.
— Измененная вероятность?
— Моя очередь задавать вопросы, — напомнил робот. — Да, измененная вероятность. Вывернутое время. Локальный хроноклазм. Неосуществленная реальность. Межвременная флюктуация. Это из области квантовой физики.
— Никогда такого не слыхал, — буркнул я тоном специалиста по квантовой физике.
— Из нашей квантовой физики. Это то, что функционалы делают с людьми, превращая их в себе подобных. Прерывают их связь с реальностью и придают их существованию вероятностный оттенок… Не важно. У тебя нет достаточных знаний для восприятия теории, к тому же я и не знаю ее достаточно глубоко. Итак, ты бывший функционал. Почему ты прервал свою функцию? Как правило, существование функционала достаточно приятно. Любовь?
Я посмотрел в мягко светящиеся фасеточные глаза и напомнил себе, что это чудище в какой-то мере было человеком.
— Да.
— Обычная история, насколько мне известно. — Робот мягко коснулся моего плеча. — Функционалы с течением времени утрачивают умение любить… и всегда недооценивают силу этого чувства. Ты полностью лишился своих способностей?
— Нет. Они проявляются иногда. Мне кажется, что в тех случаях, когда я стою перед серьезным выбором.
— Правильно. Ты не вернулся в полной мере в свою реальность, Кирилл. Ты продолжаешь оставаться помехой в ходе времен. Песчинкой в океане, которую носят волны.
— Да ты поэт…
— Был. Не важно. Ты хочешь отомстить?
— Хочу закрыть для функционалов Землю. Так же, как закрылся ваш мир или Твердь.
— Мы закрылись по-разному. Твердь ведет войну. Мы изолировали себя на уровне тонких структур пространства. Никто и никогда больше не проникнет в наш мир, и мы никогда не сумеем выйти вовне.