Путаясь и отвлекаясь на частности, я представила стангревский язык, как оригинальную версию старого найлерта. Потом я опять начала расписывать Мотылька во всех подробностях, сообразила, что повторяюсь и наконец замолчала.
Я была оглушена, опустошена, исчерпана. Что еще Этарда хотела из меня выжать?
Она поднялась, уложив кошку на свое место, прислонила папку к креслу и принялась расхаживать по комнате. Зеленое форменное платье шуршало, цепляясь за грубый войлочный ковер. Ворот по-домашнему распущен, рукава расшнурованы и откинуты за спину, открывая льняное нижнее платье. Уют и покой.
Я искоса рассматривала настоятельское жилье. Ничего особенного. Комната практически не отличалась от нашей или любой другой. Вот только камин вместо жаровни. Войлок вместо соломы и сухого папоротника. Лишняя дверь. Вместо трех кроватей — одна. Да окно пошире.
Этарда чем-то шуршала и звенела у стола. Повернулась ко мне — в обеих руках по бокалу, один увенчан стопочкой плоских печеньиц.
— Отведай, дочь моя. Ты сегодня не успела к ужину, но не беда. Я уверена, Леттиса и Ильдир приберегли для тебя что-нибудь вкусненькое. А сейчас замори червячка.
— Вы очень добры, мать Этарда.
Я откусила печенье. Может, в нем какой-нибудь наркотик? Или в вине? Зачем, о Господи, я ведь и так вывернулась наизнанку!
Этарда пригубила из своего бокала. Она присела на подлокотник, чтобы не трогать заснувшую в кресле кошку.
— Дочь моя, мне пришлась по душе увлеченность, с которой ты взялась за изучение этого существа, стангрева. Я думаю, мне стоит поддержать твое начинание. Ты уже собрала любопытный материал и далее, я уверена, обнаружишь немало интересного. Скажи, не приходила ли тебе мысль объединить твои изыскания в отдельную книгу?
Удар прямо в сердце. Я чуть не подавилась. Пропищала:
— Приходила, мать Этарда…
— Замечательная идея, не правда ли? Новая и увлекательная тема. Книга произведет фурор, и не только у нас, в Бессмараге. Блестящий финал твоего обучения. С Богом, дочь моя. Я знаю, тебе хватит сил, умения и терпения завершить эту работу.
— Спа… сибо…
Вот это да! А я-то шла сюда на полусогнутых. Ай да Этарда! Ну, не прелесть ли?
— Я гляжу, ты согласна. Хорошо. Даю тебе особое дозволение брать со склада все, что может понадобиться. В разумных пределах, конечно. И прошу не забывать тщательно записывать все в хозяйственную книгу. Постарайся обойтись без лишних трат, но и скаредничать не стоит. Это я по поводу Сыча говорю. Он оказывает монастырю большую услугу, приютив стангрева у себя, поэтому вполне может рассчитывать на нашу поддержку, — Этарда помолчала, потом усмехнулась, — С вином поаккуратней. Я понимаю, чем была вызвана позавчерашняя… хм… вечеринка, но все-таки будь осторожнее. Ты — воспитанница Бессмарага, не забывай, а Бессмараг в первую очередь — монастырь.
— Да, мать Этарда. Конечно, мать Этарда. Мне очень стыдно.
— Не великий грех, дочь моя. Марантины не дают этих новомодных обетов аскетизма и целомудрия. Марантины дают единственный обет — всенепременно раздувать и поддерживать искру Божию, дар Единого — существование. Жизнь есть любовь Господня. Все остальное — пустяки. Но рамки приличий приходится соблюдать.
— Да, мать Этарда.
Щеки у меня горели, в груди теснило. Кресло качалось, как колыбель. Ох, сердце мое! Сейчас лопнет, как гранат, переполненное нежностью ко всему свету.
— Что ты не ешь, дочь моя? Не нравится вино?
Я залпом выпила несколько глотков, но стало еще хуже. В голове зашумело.
— Вино отличное, замечательное… Да, насчет еды… В смысле, насчет стангрева.
— Да-да, дочь моя?
— Я подумала… ну… ему нужно… ну… Кровь ему нужна. Вино, мед, молоко — это хорошо, но мало.