Я словно бы не имела к нему никакого отношения. Так аблис смотрит со своей верхотуры, с легким интересом и отчуждением: трупоеды. Суетятся. Бегают туда-сюда.
Я взглянула на Мотылька. Он улыбнулся, сверкнув сахарными клыками. Жмурясь от сияния, махнул рукой:
— Вон там… на дороге. Около домов… Там — дети… Что они делают?
— Строят снежную крепость.
— Дом из снега? Зачем?
— Это игрушечный дом. Потом они разделятся — часть будет защищать дом, а часть — брать его приступом. Они играют в войну.
— В войну? Играют?
— Ну да!
Он нахмурился озадаченно.
— Война — это… когда трупоеды… люди… убивают друг друга. Везде огонь… а потом вокруг — обломки. И мертвецы…
Что за чистоплюйство! Тоже мне, великий гуманист… Я отскочила.
— Сейчас покажу тебе, как трупоеды убивают друг друга!
Захватила побольше снегу и запустила в Мотылька. Снежок попал ему в плечо, разбился, осыпал котту малюсенькими хрусталиками.
— На, получай!
Полетел второй снежок. Мотылек уклонился.
— Вот тебе! Вот тебе!
Я мазала безбожно. Мотылек присел, собрал горсть снега и кинул не целясь. Я шарахнулась — кое-как слепленный снежок шваркнул меня прямо в грудь, разбрызгался кляксой.
— Ах, так?!
Зачерпнула обеими руками, обеими и кинула. Не докинула. В ответ — целый фонтан.
Я нырнула за куст можжевельника, проваливаясь по щиколотку, добежала до обломка скалы, затаилась.
Шлеп! Комок снега врезался в камень у самого моего носа. Присев на корточки, я скатала новый снаряд.
Сейчас выгляну и залеплю ему… Я подалась вперед — мимо тотчас просвистел белый шарик. Ага! Я высунулась, метнула.
— Ура! Ты убит! Ты убит!
Мотылек вытирал снег со лба.
— Пропасть! — крикнул он, — Это нечестно! Это — обман!
— Козява-раззява!
— Что? Укушу!
Он всплеснул крылами, на мгновение заслонив горизонт. Прыжок — я едва увернулась от цапающей руки. Бросилась под ветки молоденьких сосен, утонула почти по пояс, выбралась с другой стороны. Здесь длинная проталина огибала скалистый островок — бежать было легко. Над головой свистнули крылья — я снова кинулась в деревья. Заметила другую проталину, больше первой, всю рыжую от опавшей хвои. Затрещали ветки — Мотылек все-таки спустился. Я швырнула через плечо рассыпающийся снежок.
— Эй! — крикнул он. — Стой! Не буду кусать!
— Как бы не так!
Рыжий хвойный настил сменился большой проплешиной в камнях. За спиной опять гулко хлопнули крылья — преследователь попытался настичь меня на открытом пространстве. Я совершила обманный маневр — мгновенно развернулась и и бросилась назад, под защиту деревьев.
И погрузилась в снег по грудь. Вот черт! Промахнулась. Под ноги надо смотреть!
— Эй! — негромко окликнул Мотылек, — Что там… Эй, что случилось?
— Сдаюсь, — сказала я. — Вытащи меня отсюда.
— О пропасть…
В голосе его не было торжества. Скорее недоумение.
Вывернувшись назад, я протянула обе руки. Рывок — меня выдернули из снега, как муху из киселя.
— Ну, кусай, — пробормотала я, отряхиваясь. — Кусай. Ты победил.
Он сжал мое плечо.
— Смотри. Туда, назад.
Я посмотрела. Рыжая хвойная проталина исчезла. Исчезла абсолютно — покрытый лесным мусором, рыхлый, грузно осевший снег был повсюду равномерно глубок.
Однако каменистая плешь посреди полянки, на которой мы стояли, оставалась на месте. В дальнем ее конце за деревья уводила черная дорожка сырой земли, будто приглашала к дальнейшему путешествию. Вперед. Только вперед…
— Горячая Тропа!
Я смятенно уставилась на Мотылька.