Просто хочу, чтобы ты поняла: я не могу по-другому. Сила, которой я не могу противостоять, гонит меня прочь. Тебе жажду доводилось испытывать?
Доната фыркнула.
– Вот так и у меня. Я могу потерпеть день, два. Как тогда в колодце. Наверное, три. Потом – все.
– Что – все? Умрешь что ли?
– Не знаю. Надо попробовать.
– Умереть?
– Потерпеть.
– А. Тебя вся деревня, наверное, вышла искать.
– Тебя тоже.
– Я думаю, – она усмехнулась. – Ты же выходил наверх там, в колодце. Рассказал бы, что в деревне творится.
– Они решили, что Кошачье… что ты меня в лес утащила.
– Как это?
– Так. Говорили, что ты силу копила, а потом замок открыла. Что Тайным даром владеешь, как все Кошки. Вукол жалел еще, что ошейник заговоренный с тебя сняли. Люди решили, что ты в лес обратно и подалась. Туда охотники и пошли. Тебя искать, да и меня заодно. Вернее, то, что он меня осталось.
– Ничего себе! Откуда ты столько знаешь?
– Разговор подслушал. У околицы в кустах спрятался.
– Понятно, – она долго вглядывалась в темноту, собираясь с силами, и, наконец, не выдержала. – А ты не боишься?
– Чего мне бояться? Ты меня, надеюсь, не тронешь…
– А вдруг Наина по нашему следу Лесника пошлет?
Доната не сразу поняла, что он смеется.
– Да я смотрю, ты побольше Наины знаешь, – отсмеявшись, сказал он. – Что тебе Лесник, собака – по свистку бегать? Ты попросить его решила, да за прошлое сперва расплатись. Только денег он не возьмет.
– А что возьмет?
– Посулы.
– Какие такие посулы?
– Темная ты девушка, Доната. Устаю я все объяснять.
Доната громко и обиженно засопела.
– Ладно, не сопи, не жалко. Скажет, например, Лесник…
– А он и говорить умеет?
– А что же не говорить ему, когда этих ртов одних у него штук десять.
– Это для чего ему столько?
– Известно, для чего: с каждой деревни посулы получать. Лесных деревень много, а Лесник один. Скажет: если родится в деревне девочка с круглым родимым пятном на шее – мне достанется. Все знают, может родиться, а может и нет. Редкость большая.
Доната ахнула.
– А за нас с матерью тоже посулами заплатили?
Он долго молчал.
– Конечно, – голос его дал трещину, и Доната растерялась.
– И кого пообещали? – тихо спросила она. И уже спрашивая, поняла, что не хочет знать ответа.
На этот раз Ладимир молчал дольше.
– Пообещали то, что попросил. Вернее, кого попросил, – глухо сказал он, и у Донаты сжалось сердце. – Путника пообещали. Что придет в деревню после черного Гелиона, в день, когда выпадет первый снег…
Невзирая на тон, Доната решила, что над ней издеваются. Что за ерунда такая, придумает тоже, «черный Гелион»!
– Вот Наина и решила: черный Гелион – неизвестно что, а на Кошку вся деревня ополчилась. К тому же путник… Много их по дорогам ходит. Особенно сейчас, когда время военное.
– Какое такое военное? – Доната встрепенулась. – У нас что, война идет?
– Тьфу, – выругался он в сердцах, – пятый день с тобой общаюсь, а надоело уже. В жизни так много не говорил, как с тобой приходится! Спи уже! А то пыльник сожмется, останутся от нас кожа да кости, и выспаться напоследок не успеем!
– Поняла я, поняла. Чего орать-то? Завтра, так завтра. Про Кристу только расскажи, завтра приставать не стану, весь день молчать будем. Как могильники бессловесные, – тихо, чтобы он не услышал, добавила Доната.
– У Кристы, что у самой околицы жила, так с ней и вовсе страшная Истина приключилась. Отец у нее всю жизнь работягой был, мечтал такой дом построить, чтобы вся деревня завидовала. Двухэтажный, с венцами резными, с крыльцом расписным. И построил, надо сказать. Все приходили, любовались, да ахали. Отец Кристы нарадоваться не мог – такой дом детям оставит! Только не долго ему было жить и радоваться.