…Когда он допел и эту, то несколько секунд молчал, а потом неожиданно обратился к Сашке:
– Ну а наш ночной гость что закажет?
– Я? – удивился Сашка и даже огляделся. Певец кивнул:
– Сегодня ночью у нас нет других гостей.
Вокруг засмеялись – дружно, но не обидно. А парень продолжал:
– Могу сбацать Филю Киркорова. Или про страдальцев зоны.
– А еще «ДДТ» можешь? – спросил Сашка. – Про звезду. Знаешь?
И в долю секунды загадал: если он знает – то…
А что – «то» – не подумал, поскольку и сам не знал.
Тот посмотрел внимательно. Кивнул:
– Знаю.
Сашка стал смотреть в огонь. Песня скрежетала рваной броней. А он ждал припева.
И вот он – припев…
Сашка стиснул зубы. При этих словах ему почему-то вспоминался кадр из фильма «Сволочи». Фильм много ругали, хотя Сашка и не очень понимал почему и не стремился разобраться, если честно. Но припев напоминал ему лицо. Да-да, как это ни странно, лицо – лицо главного героя по прозвищу Кот. Как он, оскалясь, помогая зубами, перематывает мгновенно промокающий кровью бинт – на том месте, где только что была его рука. И в глазах – боль и отчаяние.
Но немецкую базу они все-таки взорвали. Да. Взорвали. И почему-то неважно, что нет руки. Вот такая глупость[9].
Сашка опустил голову ниже, чтобы не видели его глаз.
И еще:
Хорошо поет этот парень. Очень здорово поет… Может, Мишка имел в виду его, когда говорил, что надо идти на пустоши? Что вообще хотел сказать Мишка?
– Давайте поедим, – совершенно без перехода предложил певец и присел у огня.
Все зашумели, хотя и сдержанно, послышался безотносительный мат, совершенно обычный в любой подростковой компании. К огню опять потянулись палочки, и Сашка тоже подогрел свою.
– Пиво будешь? – предложил кто-то, протягивая Сашке стакан. Тот принял его и отхлебнул горькую жидкость, потом откусил от сосиски. Певец смеялся, что-то говорил сразу нескольким из тех, кто сидел возле него, взъерошил волосы какому-то мелкому…
«А рядом случаи летали – словно пули. Прямые, рикошетами, слепые, на излете… Одни под них подставиться рискнули – и нынче кто в могиле, кто в почете…» – вдруг почему-то вспомнились Сашке слова какой-то песни. Сколько ни ходи по улицам – все равно придется возвращаться туда, где он, в общем-то, никому не нужен. А где и кому он вообще нужен?..
Он бросил пустой стакан в огонь. И услышал, как гитарист говорит:
– Ну что, пора и честь знать.
– Спой еще, – попросила какая-то девчонка. – Про психа.
– Ну ладно, – улыбнулся тот. Не стал вставать, дотянулся до гитары.
«Да, надо решаться, – не вполне ясно для себя самого подумал Сашка. – Надо. Иначе навсегда будет то, что сегодня весь день. Серая осень. Три месяца осени можно вытерпеть. Но не всю жизнь. Это слишком много…»
Парень пел, наклонив щеку к гитаре и чуть потряхивая головой. Но в какой-то момент поднял лицо – и Сашка понял, что глядит он прямо на него. Непонятно. Но не неприятно. Скорее оценивающе.
«Да», – подумал Сашка.
Гитарист встал и без дальнейших слов пошел в темноту. Никто ничего не сказал ему. И никто ничего не сказал, когда Сашка почти сразу поднялся тоже и почти побежал следом…
…Парень стоял в каком-то десятке шагов, неразличимый в тени большого дерева. И Сашка подскочил и рванулся, когда тот положил руку ему на плечо и остановил:
– Ну и зачем ты за мной идешь?
– Блин! – Сашка с трудом перевел дыхание. Сердце трепыхалось в горле. – Так же кони можно двинуть…
– Ну… – тот пожал плечами. – Вообще-то я не настаивал на том, чтобы ты за мной ходил. А кстати – это вопрос. Зачем ты за мной пошел-то?
– Возьми… – Сашка перевел дыхание и в этот миг ощутил, до чего дебильно прозвучат его слова. Ему сделалось страшно стыдно, но он все-таки с трудом договорил: – Возьми меня с собой…
И увидел, как брови гитариста чуть поднялись.
«Сейчас он скажет, что идет домой, – подумал Сашка. – Что идет домой и там у него родаки, которые давно о нем беспокоятся. И что у него нет времени. И уж конечно, ему некуда и незачем меня брать».
Сейчас он скажет это.
Гитарист пожал плечами:
– Пошли, – безразлично произнес он…
…Эта улица была более-менее жилой. Более-менее – потому что в одном или двух местах светились поздние (да нет, ранние – четвертый час!) огни и навстречу попалась ранняя (а скорее – поздняя) гоп-компания из трех человек. Один из них начал зажигать со слов: «Закурить…», но молчаливый спутник напрягшегося Сашки равнодушно спросил: Что?» – и… и гопник молча свалил в сторону. Оттуда донеслось возмущенное «Ну ты че?!» и ответ: «Да это, знаете, как-то, это, блин, типа…»
– А куда мы идем? – спросил Сашка. Гитарист посмотрел на него с настоящим изумлением.
– Я иду пить кофе на вокзал, – ответил он. – А ты вроде бы со мной.
– Ну… да. – Сашка посмотрел на быстро светлеющее небо. – Да. Только у меня денег нет на кофе.
– У меня есть, – безразлично ответил спутник Сашки. И вдруг протянул руку, локтем отодвинув чехол гитары: – Петька.
– Сашка. Полыванов. – Сашка пожал руку и удивился, какие сильные у гитариста пальцы. Да и сам он оказался постарше, чем казалось на первый взгляд, – лет шестнадцати или около того.
Петька кивнул и опять замолчал.
На улицу вступало летнее утро. Здешний железнодорожный вокзал Сашка знал, но они вышли к нему откуда-то с тыла, перебрались через пути и, пройдя через ровно гудящий людскими голосами зал, вошли в небольшое пустое кафе со «стоячими» столикам. За окном проползал, медленно погромыхивая, товарняк. Сашка туповато следил за ним, когда в его пальцы толкнулась ручка, и он, вздрогнув, увидел, что Петька вернулся с двумя чашками кофе.
– Черный, – сказал он, ставя гитару к ноге. – Пьешь? – Сашка кивнул, но пить не спешил – не хотел жечься. А вот Петька с удовольствием сделал большой глоток и предложил: – Ну, рассказывай.
– О чем? – искренне удивился Сашка.
– Почему сбежал из дома? – уточнил Петька, снова отпив кофе.
– Из дома… – Сашка криво усмехнулся, но про себя подумал, что этот парень догадлив. – Был бы он. Дом.