Он не мог бы сказать, в какой именно миг они перевалили через границу; на болоте она никак не была обозначена, хотя специалисты наверное определили бы ее достаточно точно. Путь через водную преграду занял сорок с небольшим минут, так что к концу Милов уже и не волновался совершенно: привык, поверил, что путь безопасен — хотя не очень представлял себе, что было бы, окажись он сам в это время за рулем. Он понял также, что назад — если придется — сам он машину вряд ли проведет; на обратном пути тоже понадобится помощь. Вот будет ли она — другой разговор.
Или, может быть, все-таки не понадобится?..
Занятый этими мыслями, он даже не уловил мгновения, когда плеск под колесами утих — они снова оказались на твердой земле, куда дорога исправно выбежала из непрозрачной воды, покрытой всяческой болотной растительностью.
3
(17 часов до)
На миг у него сжалось сердце. Позади болото, а вот тут уже лежит своя страна. Несколько шагов буквально. Сейчас, среди ночи — пустяк для человека, которому не однажды приходилось уже преодолевать и не такие рубежи…
И ему стало жалко на несколько мгновений, искренне жалко, что он не может сейчас воспользоваться столь удобным случаем. Потому что вовсе не затем оказался здесь, чтобы возвращаться с пустыми руками, не оправдав даже того керосина, что был израсходован, чтобы: доставить в нужное место взорвавшийся в воздухе самолет; не оправдав нервов и жизней даже, потребовавшихся, чтобы он оказался там — по соседству с границей России.
С глухой, непроницаемой границей. Что она именно такова, свидетельствовал, казалось бы, весь предшествовавший опыт.
А вот опыт сиюминутный не менее убедительно говорил: да какая же она непроницаемая, какая же она глухая, эта граница, если вот тебе сразу за болотом начинается тщательно расчищенная просека, какая осталась и на той стороне, технетской, а за просекой, в отдаленной ее части, притерпевшийся уже к неверному свету глаз явственно различает, что дорога, точно такая же, как и та, по которой конвой из четырех трейлеров прибыл сюда, продолжается и по эту сторону границы: черным пятном в монолитной на первый взгляд стене деревьев кажется въезд на ту часть лесного грейдера, что бежит уже по территории России. Одним словом, все, как на ладони — и никакой таможни, никакого инспектора, ни одного пограничника… Полное безлюдье — если не считать тех, кто прибыл вместе с машинами.
Машина медленно, дрогнув, переползла через последний стык плит, пересекла просеку и снова оказалась в лесу, ничем не отличавшемся от того, что остался по технетскую сторону границы. Ничем — кроме разве сознания, что здесь уже Россия была, совсем другая страна.
Дорога все так же петляла, деревья так же стискивали ее, и таким же — чистым и сыроватым — был ночной воздух. И все-таки Милову казалось, что все не такое здесь, все другое — даже звездное мерцание, местами пробивавшееся сквозь кроны деревьев.
«Просто я давно не был в России, — подумал он в поисках оправдания, чтобы не заподозрить себя в сентиментальности, которой вроде бы никогда не страдал. — Слишком долго, пожалуй. Москва ведь не совсем Россия. Вот закончим это дело, возьму отпуск — самое малое на месяц — и уж никуда больше, ни на какие Багамы, а только сюда. Ну, не буквально сюда, конечно, но в наши, российские широты».
Размышляя так, он не забывал все-таки ненавязчиво поглядывать на спидометр: для будущего полезно было узнать, на сколько же караван углубится на чужую для технетов территорию, так и не встретив никаких представителей власти, коим положено обеспечивать неприкосновенность государственных рубежей. Три километра уже проползли. Три с половиной…
Место назначения оказалось на исходе четвертого километра. На этот раз они выехали действительно на поляну. И не просто на поляну, а оснащенную некоторыми техническими удобствами.
Здесь, на нужном расстоянии друг от друга, из толстых бревен, наверняка тут же и вырубленных, были сооружены мощные козлы — попарно. И в каждой паре одни козлы были свободными, а на вторые опирался передней частью полуприцеп — совершенно такой же, как и те, что доставили сюда четыре машины каравана. Таких сооружений Милов насчитал пять пар, из них сейчас были заняты четыре, и каждая из пришедших машин направилась к одной из этих пар. Милов порадовался про себя тому, что не он сейчас находился за рулем: не настолько большим был его опыт вождения грузовиков, чтобы быстро и правильно развернуть машину и подать ее точно на нужное место. Чужой же водитель сделал это без всякого труда.
Все было, организовано целесообразнее и проще, чем думалось Милову. Никто не стал перегружать грузы, какими бы они ни были, из одного трейлера в другой. Просто приведенные сюда из Технеции полуприцепы должны были, отсоединив от тягачей, оставить на пустовавших в каждой паре козлах. После этого тягачам предстояло, совершив простенький маневр, заехать рамой под те прицепы, что уже стояли здесь в ожидании перевозки, после чего отправиться в обратный путь к себе домой. Прицепы же с ракетами, получив новые тягачи — те самые, что привезли сюда уже ожидавшие переправки грузы и теперь ожидавшие своей очереди в сторонке, — тронутся (по официальной версии) в далекий путь уже по российским дорогам, на самом же деле через какое-то время получат по радио сигнал — и взлетят на воздух… Но об этом никто не знал.
Да, технология тут была отработана. Для умелых и снаряженных всем нужным людей не составляло труда, приподняв сильным домкратом переднюю часть прицепа, затем опустить ее на седло тягача и закрепить. Вот и вся работа.
Еще несколько минут прошло, пока старший каравана — водитель передней машины — и один из людей, встретивших транспорт здесь, на поляне, забравшись в кабину и включив плафон, просмотрели какие-то бумаги и обменялись ими. Надо полагать, подобная система перевозок существовала уже достаточно давно — наверное, целые годы, так что было время все проверить и отладить. И при этом в России еще оставалось что-то, что можно было вывозить…
«Нет, воистину я другой такой страны не знаю», — невольно повторил Милов далеко не свежую мысль.
Снова перемигнулись фонарики, а когда они погасли, из леса показалось еще несколько человек. Немедля они принялись за дело.
Как помнилось Милову из услышанного разговора, по первому сценарию — по плану Базы — люди эти должны были сразу же отсоединить привезенные полуприцепы с ракетами, и вместо них закрепить на тягачах конвоя те, что ожидали здесь обратного перехода границы; в них, надо полагать, была простая контрабанда, надо думать — тот же цветной металлолом. Впрочем, не только он: один из здешних полуприцепов оказался цистерной; вероятно, через границу шел и бензин. Нормальная вроде бы, привычная контрабанда.
Однако, Милов не смог вмешаться в игру; он не успел предупредить российскую сторону о месте перехода границы. И теперь вроде бы никто не мог более помешать Базе осуществить свой вариант.
Тем не менее, получилось не совсем так.
Люди, встретившие конвой здесь, еще не успели ничего предпринять, как погруженная в темноту поляна вдруг неожиданно и странно посветлела — как будто наступил внеочередной и стремительный рассвет.
4
(15 часов до)
То были осветительные ракеты, вспыхнувшие высоко в ночном небе и теперь медленно снижавшиеся на парашютах.
Все на поляне замерли. И в наступившем внезапно безмолвии все услышали недалекое рычание мощных моторов. Оно приближалось не со стороны границы, а из глубины российского пространства.
«Значит, все-таки… — подумал Милов. — Я не смог сориентировать, но кто-то постарался. Подсуетился. Кто-то, кому известно было, где произойдет переход. И кто очень не хотел, чтобы ракеты ушли на восток. Орланз?.. Еще кто-то, пытающийся сорвать чреватую многими и многими опасностями провокацию Базы?»
Сейчас не время было размышлять об этом. Обстановка изменялась с каждой секундой, и надо было быстро принимать решения и выполнять их. Но еще неясно было — что предпримет конвой, оказавшись в непосредственной опасности захвата. Однако, так ли важно для Базы, произойдет взрыв с выбросом радиоактивных материалов несколькими десятками километров ближе или дальше от границы? Так или иначе, тут была уже российская территория… Для жителей этих мест, разумеется, это небезразлично; но кто и когда считался с мнением жителей? К тому же — чужой и не очень дружественной страны?
Шум всё приближался; шум, какой неизбежно издают открыто наступающие части. Гул моторов. Треск подминаемых кустов; Громко отдаваемые команды. А вот уже и первые выстрелы раздались. Пока, надо полагать, не прицельные, не на поражение, а для психического воздействия: пули просвистывали где-то высоко. Но это могло означать, что до настоящей схватки остаются считанные секунды. Конечно, никакой схватки не будет, если конвой побежит, а обслуга рассеется в лесу так же мгновенно и неслышно, как из него возникла. Не прольется кровь и в том случае, если атакованные поднимут руки, не пытаясь применить оружие. Люди, — в этом Милов был совершенно уверен, — избрали бы один из этих двух вариантов. Ну, а технеты?..