Однако он — один из самых старых и близких моих друзей. Почему — непонятно.
— Эй, Костоправ. — Голос был гулок, как у призрака.
Я дернулся, и в кораллах раскатился злобный смех. Ко мне опять подкрался менгир. Я повернулся. Камень стоял на тропе, которой ушел Молчун, — все двенадцать футов уродства. Недоделок.
— Привет, каменюга.
Повеселившись за мой счет, менгир теперь меня игнорировал. Молчит как камень. Ха-ха.
Менгиры — основные наши союзники на равнине. Они ведут переговоры с другими разумными существами. Но о том, что творится вокруг, сообщают нам только если это им удобно.
— Как там Ильмо? — спросил я.
Никакого ответа.
Волшебные ли они? Нет, наверное. Иначе не выживали бы посреди безмагии, которую излучает Душечка. Но что они тогда? Тайна. Как и большая часть здешних странных тварей.
— Чужаки на равнине.
— Знаю, знаю.
Появились ночные звери. Порхали и мерцали над головой светящиеся точки. Летучий кит, чью тень я видел на закате, проскользил высоко на востоке, и я смог рассмотреть только его светящееся брюхо. Скоро кит снизится, выпустит щупальца и станет ловить все, что попадется на пути.
Поднялся ветерок. Ноздри мне щекотали пряные запахи. Ветер посвистывал, хихикал, шептал и бормотал в кораллах. Издалека доносился звон ветровых колокольцев Праотца-Дерева.
Он единственный в своем роде — первый ли, последний, не знаю. Но вот он стоит, двадцать футов в высоту и десять — в обхвате, хмурится у ручья, вызывая чувство, близкое к страху; корни его впились в самый центр равнины. Молчун, Гоблин и Одноглазый пытались понять, что же он такое. И никому это не удалось. Дикари из немногочисленных племен равнины обожествляют его. Они говорят, что он стоит тут с начала времен. Глядя на него, можно в это поверить.
Встала луна, легла на горизонт, ленивая и брюхатая. Мне показалось, что ее диск пересекло что-то. Взятый? Или одна из тварей равнины?
У входа в Дыру послышался шум. Я застонал. Только их мне не хватало. Гоблин и Одноглазый. С полминуты я злобно мечтал, чтобы они убрались.
— Заткнитесь. Слышать не хочу вашего бреда.
Из-за рифа показался Гоблин, ухмыльнулся, подначивая меня. Выглядел он отдохнувшим и набравшимся сил.
— Дергаешься, Костоправ? — спросил Одноглазый.
— Точно. Вы-то тут что делаете?
— Свежим воздухом дышим. — Он склонил голову к плечу, глянул на контуры дальних утесов. Ясно. Беспокоится за Ильмо.
— Все с ним будет в порядке, — сказал я.
— Знаю, — ответил Одноглазый, — Соврал я. Душечка нас послала. Она чувствует, как что-то ворочается на западной окраине безмагии.
— И?
— Не знаю я, что это, Костоправ. — Внезапно тон его стал извиняющимся. Горьким. Если б не Душечка, он знал бы. Он чувствует то же, что ощущал бы я, оставшись без своих медицинских приспособлений, — неспособный заниматься тем, чему учился всю жизнь.
— И что делать будете?
— Костер разложим.
— Что?
…Костер ревел. Одноглазый расстарался: добытого им сушняка хватило бы, чтобы обогреть пол-легиона. Пламя оттеснило темноту на пятьдесят футов в стороны, до самого ручья. Последние бродячие деревья сгинули. Наверное, учуяли Одноглазого.
Они с Гоблином приволокли упавшее дерево — обычное. Бродячих мы не трогаем — разве что ставим вертикально тех, кто от неуклюжести споткнулся на собственных корнях. Но это бывает редко. Они нечасто путешествуют.
Колдуны скандалили, выясняя, кто из них отлынивает от работы, а потом и вовсе уронили дерево.
— Исчезаем, — скомандовал Гоблин, и через секунду обоих колдунов и след простыл.
Я ошарашенно поглядел в темноту, но ничего не увидел. И ничего не услышал.
Я изо всех сил старался не заснуть, и, чтобы не скучать, я наколол дров. А потом ощутил что-то странное.
Я замер с занесенным топором. Давно ли на границе освещенного круга собираются менгиры? Я насчитал четырнадцать. Тени их были длинны и темны.
— В чем дело? — спросил я. Нервы мои были изрядно напряжены.
— Чужаки на равнине.
Что ж они все одну песню тянут? Я пристроился спиной к огню, кинул за спину пару поленьев, подкармливая пламя. Круг света расширился. Я насчитал еще десяток менгиров.
— Это уже не новость, — произнес я наконец.
— Один идет.
А вот это новость. И сказано таким тоном, какого я у менгиров еще не слышал.
Пару раз мне мерещилось какое-то слабое движение, но сказать, что это, я не мог — свет костра обманчив. Я подкинул еще дров.
В самом деле движение. За ручьем. Ко мне медленно приближалась человеческая фигура. Устало. Я устроился поудобнее, изображая скуку. Незнакомец подошел поближе. На правом плече он волок седло, в левой руке — одеяло, а в правой сжимал длинный, отполированный до блеска деревянный ящик, семи футов длиной и четыре на восемь дюймов в поперечнике. Забавно.
Когда незнакомец пересек ручей, я заметил собаку. Дворняга, потрепанная, грязная, белого цвета, за исключением черного круга под глазом и нескольких черных пятен. Пес хромал на переднюю лапу. В его глазах я поймал кровавый отблеск пламени костра.
Незнакомцу я бы дал лет тридцать, а росту в нем было футов шесть. Двигался он, несмотря на усталость, легко. И мышцы завидные. Порванная рубашка открывала иссеченные шрамами руки и грудь. Лицо его было совершенно лишено выражения. Подойдя к костру, он посмотрел мне в глаза — без улыбки, но и без враждебности.
Меня пробрала дрожь. Серьезный парень, но недостаточно серьезный, чтобы в одиночку преодолеть равнину Страха.
Первое, чем мне следует заняться, — задержать его. Скоро меня сменит Масло. Мой костер его встревожит. Потом он заметит чужака и поднимет всю Дыру на ноги.
— Привет, — сказал я.
Незнакомец остановился, переглянулся с дворнягой. Та медленно вышла вперед, понюхала воздух, вглядываясь в обступившую нас ночь. В нескольких футах от меня пес остановился, встряхнулся и лег на брюхо. Незнакомец подошел к нему.
— Плечи пожалей, — заметил я.
Парень стряхнул с плеча седло, опустил на землю ящик, сел сам. Ноги его свело, и он с трудом поджал их под себя.
— Коня потерял?
— Ногу сломал, — кивнул незнакомец. — К западу отсюда, милях в пяти-шести. С тропы сбился.
На равнине есть тропы. Некоторые из них равнина почитает безопасными. Иногда. В соответствии с формулой, известной только жителям равнины. И только отчаянный человек или дурак пойдет по тропе один. А этот человек не походил на идиота.
Пес фыркнул, и хозяин почесал его за ухом.
— Куда путь держишь?
— В место под названием Крепость.
Так называют Дыру в легендах и пропаганде. Хорошо рассчитанная приманка для привлечения далеких сторонников.
— Звать как?
— Следопыт. А это пес Жабодав.
— Рад познакомиться, Следопыт. Привет, Жабодав.
Пес заворчал.
— Называй его полным именем, — предупредил Следопыт. — Пес Жабодав.
Сохранить серьезность мне удалось только потому, что собеседник мой был человек крупный, мрачный и к веселью не склонный.
— А где эта Крепость? — спросил я. — Первый раз слышу.
Следопыт оторвал тяжелый, недобрый взгляд от псины и усмехнулся:
— Да, говорят, где-то близ Фишек.
Второй раз за день? Или сегодня все дважды случается? Нет, вряд ли. И человек этот мне не нравился. Слишком он напоминал мне нашего бывшего друга Ворона — лед и сталь. Я нагнулся, чтобы скрыть ошеломление.
— Фишки? Что-то не припомню такого. Должно быть, это гораздо восточнее. Кстати, а что у тебя там за дело?
Следопыт снова усмехнулся, псина открыла один глаз и злобно глянула на меня. Мне явно не поверили.
— Письма везу.
— Вижу.
— Пакет один. Парню по кличке Костоправ.
Я втянул воздух сквозь зубы, неторопливо вгляделся во тьму. Круг света сжался, но менгиры не уходили. Я недоумевал: где же Одноглазый с Гоблином?
— А вот это имя мне знакомо, — произнес я. — Лекаришка один.
Пес снова глянул на меня — на сей раз, как мне показалось, саркастически.
Из темноты за спиной Следопыта выступил Одноглазый, меч его был занесен для удара. Проклятие, но я даже не заметил, как он подкрался. И без всякого колдовства.
Я выдал Одноглазого, дернувшись от изумления, — Следопыт и его псина обернулись. Обоих появление колдуна удивило. Пес вскочил, вздыбив шерсть, потом повернулся так, чтобы держать нас обоих в поле зрения, и снова опустился на землю.
Но тут столь же незаметно появился Гоблин. Я улыбнулся. Следопыт глянул через плечо, глаза его задумчиво сузились, как у человека, сообразившего, что шулера, с которыми он сел играть, хитрее, чем ему казалось.
— Очень хочет. Костоправ, — хихикнул Гоблин, — повели его вниз.
Рука Следопыта дернулась к сумке. Псина зарычала. Следопыт закрыл глаза, а когда открыл, то уже полностью овладел собой. Улыбка его вернулась.