Не знаю, то ли она с последним своим вздохом, то ли позднее, Фонтенант… Кто дал мне это имя, имя-проклятие, имя-погибель… имя-приговор. La tristesse. Причина и следствие. La tristesse, окружающий меня, как туман… Туман, похожий на тот, что закутал устье Лиффей, когда впервые…
Он замолк и только бессмысленно гладил покрывавшие его шкуры.
— Все, все, что я ни делал, поворачивалось против меня. Встань, встань на мое место, Моргольт. Представь, ты прибываешь в Байле Ата Клиат и там встречаешь девушку… С первого же взгляда, с первой же встречи глаз ты чувствуешь, что сердце хочет разбить тебе ребра, а руки дрожат. Всю ночь ты бродишь, не ложась в постель, сходишь с ума от беспокойства, трясешься и думаешь лишь об одном — чтобы на следующий день снова увидеть ее. И что? Вместо радости — la tristesse…
Я молчал, не понимая, о чем он говорит.
— А потом, — с трудом продолжал он, — первый разговор. Первое прикосновение рук, и это потрясает тебя, словно удар копьем на турнире. Первая улыбка, ее улыбка, которая делает так, что… Э-эх, Моргольт. Ну что бы ты сделал на моем месте.
Я снова промолчал. Ну не знал я, что делал бы на его месте. Потому что я никогда не был на его месте. Клянусь Лугом и Лиром, мне никогда не приходилось переживать ничего подобного. Никогда.
— Я знаю, чего бы ты не сделал, Моргольт, — сказал Тристан, прикрывая глаза. — Ты бы не подсунул ее Марку, постоянно болтая о ней в его присутствии. Ты не поплыл бы в Ирландию от чужого имени. Ты не растратил бы понапрасну любовь, которая началась тогда. Именно тогда, а не на корабле. Бранвен напрасно мучается той историей с волшебным напитком. Он тут совершенно ни при чем. Когда она только входила на корабль, то уже тогда была моей. Моргольт… Вот если бы это ты сел с ней на корабль, разве поплыл бы ты с ней к Марку? Наверняка нет. Скорее всего ты бы убежал с ней на край света, в Бретанию, Аравию, в Гиперборею, в саму Ультима Туле. Моргольт? Разве я не прав?
Я не мог ответить на этот вопрос. А если бы и смог, то не захотел бы.
— Ты обессилел, Тристан. Тебе надо выспаться. Отдыхай.
— Высматривайте… корабль…
— Хорошо, Тристан. Может быть, еще что-то? К тебе прислать… госпожу с Белыми Руками?
Гримаса.
— Нет.
Мы стоим на стене, я и Бранвен. Моросит, как обычно в Бретании. Ветер усиливается, треплет волосы Бранвен, натягивает платье на бедрах. Порывы ветра заталкивают слова обратно в рот, выбивают слезы из глаз, глядящих на горизонт.
Паруса не видать.
Я гляжу на Бранвен. Боги, какая радость смотреть на нее. Я мог бы глядеть на нее бесконечно. И подумать только, когда она стояла напротив Изульт, то казалась мне некрасивой. Наверное, у меня на глазах было бельмо.
— Бранвен?
— Да, Моргольт?
— Ты ждала меня на берегу. И ты знала, что…
— Да.
— Откуда?
— А ты не знаешь?
— Нет. Не знаю… Не помню… Бранвен, может, довольно загадок? Это не для моей головы. Не для моей разбитой головы.
— Легенда не может закончиться без нас, без нашего участия. Без твоего и моего. Не знаю, почему, но мы очень важны, необходимы в этой истории. Истории большой любви, которая водоворотом втягивает всех и вся. Разве ты не знаешь об этом, Моргольт из Ольстера, разве ты не понимаешь, насколько могучей силой может быть чувство? Силой, способной повернуть естественный порядок событий? Разве ты не чувствуешь этого?
— Бранвен… Я не понимаю. Здесь, в замке Кархаинг…
— Что-то произойдет. Нечто, зависящее только от нас. И потому мы здесь. Мы обязаны быть здесь, независимо от нашей воли. Вот почему я знала, что ты появишься на берегу. Потому-то я не могла позволить, чтобы ты погиб в дюнах…
Не знаю, что меня подтолкнуло. Может, ее слова, может, внезапное воспоминание о глазах Златокудрой. А может, что-то такое, о чем я забыл, пока шел по длинному, бесконечному и темному коридору.