Я лихорадочно припоминал — не унес ли я из офиса случайно еще чего, когда раздался выстрел.
То, что из-за Ханы до сих пор никого не убили, можно было объяснить исключительно тем, что коллектив слишком часто обновлялся. Все-таки, прежде чем кого-то убить, нужно немного времени, чтобы решить, кого именно и каким образом. За что? Если бы Хана находилась в точке, равноудаленной от всех мужчин офиса, — было бы не за что. Увы, она передвигалась. То есть я поверил бы, если бы кого-то убили из-за Ханы. Но кто же мог догадаться, что в этот день она передвигалась не для того, чтобы увеличить средний по офису уровень тестостерона, а выбирая лучшее место для прицеливания?
У земляков Кости своеобразные взгляды на рукоприкладство. Удар шнуром по причинному месту — нормально, пощечина — смертельное оскорбление. Директор, что в принципе характерно для директоров, не только расстроился из-за некоторой нехватки сотрудников, он еще и нашел виноватого. Хане не пришлось вслушиваться в доводы, свою правоту босс утвердил размашистой пощечиной.
Сейчас Георгий Васильевич впервые на моей памяти сбавил скорость — падал он медленно и величаво, с грацией чайного клипера, гибнущего в шторм… Хана смыла оскорбление первой же пулей. Не стоило директору так остро реагировать на нерасторопность своего референта — кадровика.
Я не стал дожидаться развития событий. Вовремя уйти с линии огня — не трусость. Я — не детектив и не спецагент. Я, конечно, специалист по кризисам, но предпочитаю придумать решение, которое выполнять будут другие.
Когда по офису летают пули, возникает жесткая необходимость в касках, бронежилетах и запасном выходе. Теоретики — уходят, приходят суровые ребята в камуфляже.
* * *С момента убийства директора прошло три дня. Уж не знаю, как это удалось «Объединенным Системам», но пресса молчала. На мой корпоративный адрес пришло предупреждение о возможности увольнения, если я не появлюсь в ближайшее время и не представлю уважительную причину моего отсутствия. Письмо было подписано Ханой. Следовательно, она, в силу каких-то неведомых мне обстоятельств, до сих пор не коротала дни в федеральной тюрьме.
Костя меня ждал. Судя по его виду, события в «Объединенных системах» не были для него тайной. Впервые нас многое объединяло. Эту ночь мы провели вдалеке друг от друга, но по схожему сценарию. Методика была отточена: виски плюс много виски плюс еще виски — выпить быстро.
Константин был сильно расстроен. Последний раз я его видел в таком состоянии на следующий день после смерти супруги, и дело было вовсе не в том, что она покинула этот мир не по расписанию. Проблема была в завещании. В том, что оно имелось. Недвижимость, более чем приличная сумма на банковском счете и коллекция автомобилей экзотических марок. Все ушло благотворительным фондам. Тогда Костя месяц пил и встречал каждую ночь с новой женщиной. Трудно сказать, что ему надоело раньше, но через месяц он завязал и с тем и с другим и постепенно начал отстраивать ту развалину, в которую превратился.
— Что тебе удалось узнать?
— Ничего, что не вписывалось бы в работу команды насильников, садистов и, как оказалось, убийц.
— Марк, насколько все это безнадежно?
Безнадежно? Это было немного не то слово. Дырка в голове — это нечто большее, нежели просто безнадежно. Хотя… Было одно обстоятельство, которое я не хотел замечать. Потому что, если это — правда, мне придется несколько изменить мнение о породе «человек цивилизованный».
После изнасилования дисциплина в компании стала великолепной, и кроме жертвы — ни один сотрудник и не думал увольняться. Что же касается девушки Лены — судя по тому, что люди с красными корочками до сих не постучали в нашу дверь, чтобы опросить ораву свидетелей, младший бухгалтер получила такую компенсацию, что та позволила ей надолго завязать с унылой повинностью ежедневного труда.
Эффективность, с которой заработал отдел продаж после эксперимента с горохом, думаю, окупила все минусы, включая тот факт, что сотрудников в отделе стало в два с половиной раза меньше…
Использование сетевого шнура в качестве инструмента по борьбе с воровством, вероятно, было перегибом. Скорее даже не потому, что телесные наказания вышли из моды. Думаю, соль в том, что воровать у компании — не кажется согражданам таким уж грехом. Вот если бы рекламщик вынул кошелек у одного из сотрудников, можно было бы проводить конкурс — кто ударит сильнее. Так или иначе — десять человек сознательно решили остаться в конторе, где практиковались методики, не описанные ни в одной умной, обычно американской, бизнес-книжке. И эти десять человек совершенно точно готовы были не опаздывать, не воровать и работать эффективно.
— Костя… есть одна проблема. Небольшой предмет цилиндрической формы вошел в череп Георгия Васильевича с одной стороны, а вышел с другой.
Константин внимательно посмотрел на меня, будто я только что сообщил ему о шарообразной форме Земли… и эта мысль оказалась для него новой.
— Если на секундочку предположить, что Хана не выстрелила в Гошу, — ты бы смог решить вопрос кадров?
Я могу на секундочку предположить, что динозавры до сих пор не вымерли. Мало ли отвратительных тварей встречается в жизни. Я даже мог представить, что Гоша — это директор Георгий Васильевич. На секундочку предположить я могу почти что все… Но то, что я сказал Косте, вырвалось само, то есть сорвавшееся с моего языка не имело никакой связи с работой моего же головного мозга:
— Конечно. Еще не знаю как, но смог бы.
* * *От офиса Кости до «Объединенных систем» можно было доехать минут за пять. Мы добрались за три. Я бы предпочел ехать часов восемь, чтобы ночь сменилась уверенным днем, город наполнился людьми, милицией и возможностью поставить крест на затее Кости. С собой он взял меня и чемодан с инструментами. Думаю, свободы воли у чемодана было больше.
Офис встретил нас послушно распахнувшимися дверьми, стоило мне прижать свою карточку к валидатору.[1] К своему ужасу, я почувствовал приступ ностальгии. Я успел привязаться к этой конторе. Успел соскучиться по ней за те три дня, что меня здесь не было.
Двери третьего этажа уступили под натиском моей карточки так же безропотно. Свет был выключен, но в городе, да еще в здании, где нет внутренних стен, зато полным-полно окон, совершенно темно не бывает. Постепенно мои глаза привыкали и видели все лучше, зато соображал я по мере прояснения картинки все труднее и труднее. Мне очень хотелось верить, что я имею дело со стульями и вешалками с одеждой, пытающимися притвориться людьми… У меня не получалось. Это были люди, застывшие в позах, совершенно не приспособленных к застыванию.
Три члена команды расположились вокруг Бурхаи. Хана, казалось, медитировала, сидя в позе лотоса. Точнее, это была бы поза лотоса, если бы ее пятую точку и пол не разделяло по меньшей мере полметра и… никаких признаков фокусов с зеркалами.
Ренат прижался к дереву так плотно, что, казалось, врос в него. Прижимался он головой, то есть там, где она должна была располагаться, я ничего не находил. Вероятно, он засунул голову в дупло, и что-то его там сильно заинтересовало. Я старательно отгонял от себя мысль, что на самом деле у Рената уже нет головы.
Кофман стоял, как бы опираясь о дерево. Только между ним и Бурхаи было метра два. Как можно сохранять равновесие в такой позе, не будучи китайским гимнастом, — сие есть тайна великая.
Костя, минуту назад оставивший меня в одиночестве наблюдать за скульптурной группой, нашел, наконец, выключатель. Есть вещи, которые должны оставаться вдалеке от электричества.
Хана не висела в воздухе, и Кофман не был акробатом. В зале было только два человека — я и Костя. То, что я принял за членов команды, было отростками Бурхаи — отростками, отличавшимися от людей тем, что все трое произрастали, а не жили. Дерево-монстр, воспользовавшись случаем, проросло в плоть и теперь, не торопясь, переваривало жертв. Интересно, если отпилить кусок Ханы, у нее можно посчитать годовые кольца?
— Марк, не отвлекайся! У них так всегда после кризиса…
Вероятно, сейчас я закрою глаза, потом открою глаза и обнаружу, что мне все это привиделось. Так я и сделал. К пейзажу добавился Костя и его чемодан. Чемодан открылся, обнаружив свое содержимое. Я никогда не видел топоров, хранящихся в таких условиях. Костя натянул перчатки и только после этого решился вынуть инструмент из чехла. Топор был прекрасен. Если мне суждено погибнуть на плахе, пусть у палача в руках будет этот шедевр.
— Подержи!
Несколько дней назад я бы мог только мечтать об этой команде. Держать надо было Хану. На ощупь она была… Зачем Костя включил свет?!
У Кости, по-видимому, имелся большой опыт дровосека. На «отруб» Ханы у него ушло два точных движения. Кофман был отделен одним движением. Сложнее получилось с Ренатом. Перед тем как приступить непосредственно к отсекновению, пришлось повозиться с тем, чтобы голова Рената не осталась внутри Бурхаи. Ветка торчала прямо у него из макушки. Если бы не состояние полной апатии — быть бы моему ужину вдалеке от моего желудка.