В Центре ему купили железнодорожный билет до Вены, выдали 80 американских долларов на покупку билета 2-го класса от Вены до Парижа и уплату за французскую и швейцарскую визы, изложили условия встречи с человеком ГРУ в Париже – опознавательные приметы, пароль и так далее.
Казалось бы, все подготовлено идеально. Вот только новый паспорт «зашили» в чемодан приличных размеров, с которым трудно было зайти, например, в туалет. И когда у Черняка в венском отеле, где он намеревался снять номер, спросили паспорт, он похолодел. Что делать? «Липовый», который надлежало предъявить, был спрятан так хорошо, что извлечь его было трудно.
Портье молча ждал. Ян тем временем не спеша заполнял анкету гостя, усиленно соображая, как выйти из положения. Наконец, придумал. Спокойно сказал портье, что паспорт находится в багаже, и он предъявит его тотчас после того, как распакует чемодан, переоденется и спустится в ресторан поужинать. Портье пожал плечами, но согласился на такой вариант. Ведь клиент всегда прав.
Гражданин СССР
И все-таки, несмотря на свою тончайшую интуицию, всевозможные предосторожности, Черняк «прокололся». Правда, его личной вины в том нет.
В мае 1945 года Ян Черняк был переброшен в США с заданием работать по манхэттенскому проекту, то есть, говоря иначе, добывать секреты производства американской атомной бомбы. Он нашел необходимые источники, наладил работу с ними.
Но тут лейтенант Игорь Гузенко – шифровальщик канадской резидентуры ГРУ – 5 сентября 1945 года попросил политическое убежище на Западе. Из прихваченных им с собой секретных документов были выявлены имена почти двух десятков агентов советской военной разведки.
Мог попасть под подозрение и Черняк. Так что Центр принял решение – отозвать его из США. Вывезти Черняка должны были нелегально по документам одного из моряков советского корабля, зашедшего в американский порт.
За три недели до этого связник информировал разведчика об отъезде, сообщил план посадки, явки и пароли, но зачем-то потребовал еще фотографию и описание самого разведчика – в чем будет одет, размеры одежды и обуви.
Это сразу насторожило разведчика. «Условия, выработанные для посадки меня на судно, – писал он позже, – были ненужно усложненные, будто бы срисованные с романтической кинокартины…»
Черняк назвал план идиотским. Но делать было нечего, пришлось его исполнять. В гостинице моряк, роль которого необходимо было исполнить Черняку, и разведчик поменялись одеждой. И тут выяснилось, что перчатки разведчика малы моряку. А надеть их было необходимо, чтобы скрыть татуировку на руках. Получается, что об этой «мелочи» никто из принимающих не подумал.
Черняку все это так не понравилось, что, едва попав на борт корабля, он тут же попытался уничтожить удостоверение личности и регистрационную карточку гостиницы, бывшие при нем. Принимавший его агент воспротивился этому, сказав, что документы еще пригодятся, но Черняк тут был неумолим. Вырвал страничку с фамилией и фотографией и тут же сжег их. Ему вовсе не улыбалось, чтобы его личность «засветилась» в каком-либо зарубежном досье.
С горем пополам, время от времени прячась от досмотра в пространстве между баками над каютой командного состава, разведчик добрался до Севастополя. Ян Черняк ступил на советский берег и вскоре оказался уже в Москве.
Именно здесь, в возрасте 36 лет он должен был начать новую жизнь. Путь на Запад теперь ему был на долгое время заказан. По крайней мере до тех пор, пока точно не станет известно, кого именно выдал Гузенко.
Получив скромное жилье и советское гражданство, с мая 1946 года он начал осваивать новую роль – неприметного советского служащего. Некоторое время он состоял референтом ГРУ, затем многие годы работал переводчиком в ТАСС.
В свободное время он стал ходить в сад «Эрмитаж», где играл в шахматы со случайными партнерами. Там на лавочке и познакомился с человеком, который, в свою очередь, познакомил его с подругой своей сестры – милой 22-летней студенткой мединститута Тамарой. Позднее он узнал, что эта хрупкая девушка прошла войну, воевала в зенитном расчете. Он еще неважно изъяснялся по-русски, она кое-как по-английски, и в первую встречу они сели играть в шахматы. На следующий день он передал ей полную запись сыгранных партий. Девушку поразили память этого человека, его интеллект, выдержка и необычайная интеллигентность.
С этого и началась их дружба, а потом и любовь.
Впрочем, и тут не обошлось без досадных «накладок». Однажды Ян Петрович пригласил свою новую знакомую в ресторан. Тамара вспыхнула: «За кого вы меня принимаете!?» В те годы в СССР считалось, что в ресторан ходят лишь особы легкого поведения.
«А там, где я жил, – смущенно развел руками Ян, – напротив, считается неприличным не пригласить человека вместе поужинать».
Он так никогда и не рассказал жене, где именно он жил и чем занимался. Но она скоро все поняла и не любопытствовала. «Я из тех жен, – сказала как-то Тамара Ивановна, – кто не знает, что у мужа лежит в кармане. Так меня мама воспитала…»
И они стали тихо жить-поживать, просуществовав бок о бок почти полстолетия. И она привыкла считать, что за рубеж он ездил «по линии ТАСС», где ныне работал. И впервые прошлое мужа приоткрылось ей в день его 85-летнего юбилея, когда юбиляру пришло поздравление вовсе не из ТАСС. А вслед за поздравлением дошла весть и о награждении его Золотой Звездой Героя.
Он ждал этой награды и волновался. А потому стал вышагивать по квартире – на улицу жена запретила ему выходить одному, поскольку он уж стал плохо видеть. И тем роковым утром Ян Петрович вдруг споткнулся о складку на ковре и упал. Врачи констатировали перелом бедра, внутреннее кровотечение… Так что встретил свое награждение, лежа на больничной койке.
Последние несколько дней жизни он вообще был в коме, сознание редко возвращалось к нему. Но все же, почувствовав в своих скрюченных возрастом и болезнью пальцах приятный холодок награды, нашел в себе силы тихо сказать: «Служу Отечеству!».
Бойцы невидимого фронта
Великая Отечественная война многое изменила в жизни СССР. Она потребовала от советских граждан максимального напряжения сил в тылу и многочисленных жертв на фронте. Не меньшим был накал страстей и на фронте незримом – в противодействии разведок воюющих сторон. С началом боевых действий разведчики-нелегалы еще увеличили интенсивность своей работы. И есть свидетельства, что работа некоторых немногочисленных групп агентов по своим результатам была сравнима с действиями целых армий, а то и фронтов.
«Прошу пересмотреть решение о моем увольнении» (Александр Коротков)
Александр Михайлович Коротков вступил в схватку с нацистами еще раньше, чем защитники Брестской крепости. И дело даже не в том, что вместе с другими сотрудниками советского посольства в Берлине он был окружен эсесовцами еще 21 июня 1942 года. Он начал свою войну с нацистским режимом даже до испанских событий. Но лучше, наверное, все по порядку…
Из тенниса – в разведку
Свой упорный характер и настойчивость Александр Коротков получил, видимо, в наследство от мамы. Вот только один факт из их совместной биографии. Будучи беременной Александром, имея на руках еще двух малых детей – Павла и Нину, его мама в 1909 году ушла от мужа без объяснения причин.
Более того, взяла с родившегося сына, как только он чуть подрос, обещание никогда с отцом не видеться, хотя тот неоднократно пытался наладить контакты со своей бывшей семьей.
Что же такого натворил банковский служащий, что жена его так и не простила, навсегда осталось семейной тайной. Семья жила трудно; денег без отцовской зарплаты постоянно не хватало. Тем более, что взросление Саши пришлось на весьма неспокойный период в истории нашей страны. Первая мировая война, две революции – февральская и октябрьская, бесконечные стычки между белыми и красными, последующая разруха и голод – все это непосредственно коснулось и семьи Коротковых.
Он рано пошел работать. Едва закончив школу-девятилетку, устроился учеником электромонтера к соседу-частнику. А все свободное время стал отдавать… теннису.
Странное это было увлечение. Его брат Павел, к примеру, весьма прилично играл в футбол и хоккей; в 1936 году даже стал чемпионом СССР в составе московского «Динамо», играл вместе с такими знаменитостями, как Михаил Якушин и Аркадий Чернышев.
А вот его младший брат почему-то полюбил теннис – спорт аристократов. И это сыграло определенную роль в его судьбе. Дело в том, что в то время на всю Москву было всего 3–4 корта, да и на те вход простым смертным был заказан. Но тут Саше повезло: отец его друга Бориса Новикова работал на стадионе, принадлежавшем только-только начавшему зарождаться обществу «Динамо». Так что друзья имели возможность потренироваться в то время, когда на кортах не было взрослых.