И сказала молчаливо ожидающим детям:
- Чтобы было тихо. У меня болит голова. Сидите, словно вас нет.
Старший хотел что-то ответить, посмотрел на младшего и промолчал. Младший кивнул, несколько раз подряд.
Поезд тронулся. А за стеклом уже падал снег - настоящий, густой, пушистый, зимний.
3. НАКОПИТЕЛЬ
Они стояли вторые сутки. Из окна купе были видны горы. Неправдоподобно высокие, с обмазанными снегом вершинами и серыми тучами на перевалах.
- Некоторые идут пешком, - сказал майор.
Он заглянул погреться - стекло в его купе так и не заменили. Впрочем, у майора был целый набор "утеплителей" - в обычных бутылках, во фляжках и даже в резиновых грелках. Непонятно было лишь, довезет ли он до Теплого Края хотя бы грамм алкоголя. Сейчас он принес бутылку водки, и они потихоньку пили. Жена выпила полстакана и уснула. "Притворилась", поправил муж себя. А майор, нацеживая в стакан дозу, разъяснял:
- Туннель один, на столько поездов не рассчитан. Говорят, будут уплотнять пассажиров. Пусть попробуют... - Он щелкнул пальцами по кожаной кобуре с пистолетом. - Я говорил с охраной. Один вагон набит взрывчаткой, если что... Мы им устроим уплотнение. За все уже заплачено. - Залпом выпив, он тяжело помотал головой. Сказал: - Скорей бы уж Теплый Край...
- А там хорошо? - вдруг спросил с верхней полки старший мальчик.
- Там тепло, - твердо ответил майор. - Там можно выжить.
Он встал, потянулся было за недопитой бутылкой, но махнул рукой и вышел. Жена тихо сказала вслед:
- Скотина пьяная... Полпоезда охраны... Еще и в пассажиры пролезли. Вся армия едет греться.
- Было бы хуже, если бы охраны оказалось меньше, - возразил муж. Выпитая водка принуждала вступиться за майора. - Нас бы выкинули из поезда.
Он полез на верхнюю полку. Лег, закрыл глаза. Тишина. Ни снега, ни дождя, ни ветра. И поезд словно умер... Он повернулся, глянул на мальчишек. Они сидели вдвоем на соседней полке и молча, сосредоточенно ели что-то из банки. Старший поймал его взгляд, неловко улыбнулся:
- Будете?
Он покачал головой. Есть не хотелось. Ничего не хотелось. Даже в Теплый Край... Он поймал себя на том, что впервые подумал о Теплом Крае без всякой торжественности, просто как о горной долине, где будет тепло даже во время Зимы.
В купе опять заглянул майор:
- Разобрались наконец... В каждый поезд посадят половину местных. А половина останется здесь. Охрана согласилась...
Майор посмотрел на детей и с ноткой участия спросил:
- Что будете делать? Отправите детей? Мне поручили разобраться с нашим вагоном. Я пригляжу за ними, если что...
Муж молчал. А младший мальчик вдруг стал укладывать разбросанные на полке вещи в рюкзачок.
- Это не наши дети, - твердо сказала жена. - Случайные. И билеты не их.
- А... - протянул майор. - Тогда проще. В соседнем купе трое своих... Вот визгу будет...
Дети молча одевались.
- Я выйду, гляну, как там... - неуверенно сказал муж.
- Через двадцать минут поезд тронется, - предупредил майор. Он взял со столика билеты детей и порвал их. Розовые клочки закружились, падая на пол. - Розовый снег, - неожиданно изрек майор. Схватился за косяк и вышел в коридор. Там уже суетились автоматчики, сортируя пассажиров.
- Я выйду, - повторил муж и натянул куртку.
- Не донкихотствуй, - спокойно сказала жена. - Их пристроят. "Красный Крест", церковь. Говорят, здесь тоже можно выжить. Главное - прокормиться, а морозы будут слабыми.
Снаружи было холодно. Лужи на перронах затягивала ледяная корка. Один поезд уже тронулся, и возле крошечного вокзала стояла растерянная, обомлевшая толпа. Некоторые еще сжимали в руках билеты.
Он шел вслед за детьми, все порываясь окликнуть их, но понимал, что это ни к чему. Он даже не знал, как их звать. Двадцать минут... Какой здесь, к черту, "Красный Крест"? Какая церковь?
К детям вдруг подошла женщина: рослая, уверенная, чем-то похожая на их мать. Что-то спросила, дети ответили. Женщина посмотрела на них, задумчиво, оценивающе... Сказала, и мужчина расслышал:
- Ладно, место еще есть. Пойдемте.
Он догнал ее, взял за руку. Женщина резко обернулась, опустив одну руку в карман куртки.
- Куда вы их?
- В приют.
Глаза у женщины были внимательные, цепкие.
- Предупреждаю, взрослых мы не берем. Только детей. Отпустите.
- У меня билет, я и не прошу... С ними все будет нормально?
- Да.
Дети смотрели на него. Младший негромко сказал:
- Спасибо. Вы езжайте.
Он стоял и смотрел, как они уходят вслед за женщиной. К маленькому автобусу, набитому людьми. Там были только дети и женщины, впрочем, женщин совсем мало.
Рядом прошел солдат с автоматом. Форма опять была незнакомая, чужая.
Мужчина повернулся, к нему:
- Скажите... - На него повернулся автоматный ствол. Солдат ждал. Этот приют, куда забирают детей... Кем он организован?
- Здесь нет приютов, - ответил солдат. Отвернул автомат в сторону. Продолжил, почти дружелюбно: - Нет. Мы здесь стояли месяц, завтра отправка. Приютов нет.
- Но она сказала... - торопливо начал мужчина.
- Приютов нет. Только предприимчивые местные жители. Говорят, что морозы будут слабыми, главное - запастись продовольствием. - Солдат погладил оружие рукой в шерстяной перчатке. Добавил: - Стрелять бы надо, но приказа нет... Да и не перестреляешь всех.
Мужчина побежал. Сначала медленно, потом все быстрее. Было холодно. Зима уже пришла сюда раньше снега, раньше морозов.
Он догнал женщину у автобуса. Она вела детей, крепко держа их за руки. Мужчина толкнул ее в спину, женщина качнулась. Он вырвал детские руки, потянул к себе.
Женщина повернулась и достала из кармана пистолет. Маленький, нестрашный на вид. Мужчина не разбирался в оружии.
- Уходите! - жестко сказала она. - Или я вас застрелю. Дети уже наши.
- Нет, - хрипло сказал мужчина. Оглянулся, ища поддержки. И увидел, что солдат по-прежнему стоит на перроне, поглаживая автомат. - Не посмеете, - уже спокойнее продолжил он. - Вас пристрелят тоже.
Он повернулся и пошел от набитого детьми автобуса. Вслед ему тихо, грязно ругались. Но выстрелов не было.
Сразу несколько поездов тронулось с места. У вагонов началась давка. Солдаты не стреляли, они лишь распихивали остающихся прикладами. Кажется, пошел и его поезд. Но это уже было неважно.
4. ПЕРЕВАЛ
Вначале они обходили мертвых - тех, кто упал сам и кого убили по дороге. Дети пугались, а его мутило от тошнотворного запаха. Его вообще стало мутить от запаха мяса - даже консервированного, сделанного давным-давно, когда о приходе Зимы еще не знали.
Потом они шли прямо. Мертвых стало меньше, а холод не давал телам разлагаться. К тому же дети перестали бояться трупов, а сил у них стало меньше.
Однажды, на привале, старший мальчик спросил:
- А золото правда пригодилось?
- Да, - ответил мужчина. - Не знаю, почему его еще ценят...
Золото было зашито в детские куртки. Кольца, кулоны, цепочки, браслет с солнечно-желтыми топазами... Они сказали про золото, когда он пытался обменять свою куртку на сухари или рыбные консервы. Мяса на вокзальном рынке было много, и стоило оно дешево.
Куртку удалось сохранить, и только поэтому он еще был жив. В горах оказалось очень холодно, а спать приходилось на еловом лапнике. Спальник или палатку купить было невозможно ни за какие деньги или ценности. Зато он купил сухарей и консервов, и теплые шапки из собачьего меха, и пистолет - настоящее, мужское оружие - "Магнум". Одну обойму он расстрелял по дороге, учась прицеливаться и гасить мощную, тягучую отдачу. Это оказалось неожиданно легко. Вторую обойму мужчина выпустил по каменистому склону, откуда в них стреляли из дробовика. Они услышали крик, и выстрелы прекратились. Но проверять они не стали.
Третья, последняя обойма ждала своей очереди. Почему-то мужчина думал, что она пригодится.
Когда они дошли до снегов, стало совсем трудно. Это был обычный горный снег, а не ледяной шлейф идущей по пятам Зимы. Но все равно идти стало гораздо труднее. Мужчина стал чаще сверяться с картой. Перевал, за которым открывался спуск в Теплый Край, был совсем рядом, и только это придавало силы.
Топливо для костра найти было почти невозможно, наверное, все сожгли идущие перед ними. Однажды они легли спать без костра, и на следующее утро старший мальчик не смог встать. Он не кашлял, и жара у него не было. Но подняться он не смог.
Перевал был уже перед ними, затянутый облачным туманом. Мужчина взял старшего мальчика на руки и пошел вперед. Младший шел следом, и мужчина рассеянно думал о том, что надо оборачиваться, проверять, не отстал ли ребенок... Но так и не решился проверить. Двоих он унести не мог, пришлось бы выбирать. А больше всего на свете он ненавидел, когда перед ним вставал выбор.
Он шел в тумане, и порой ему казалось, что он слышит шаги за спиной, порой - что они исчезли. Мальчик на руках у него изредка открывал глаза. Ему казалось, что он идет уже много часов подряд, но разум холодно опровергал чувства. Он просто не смог бы долго идти со своей ношей.