– Ты рискуешь, – сказал он, когда машина отъехала достаточно далеко. – Зачем?
– Почему «Е»? – Спросил незнакомец.
– Какой «Е»?
– Больной.
– А-а… Ты тоже читал. Вынужден разочаровать. Больной «Е.» – это не про меня. Отвезешь обратно?
Тот остановился у светофора и испытующе посмотрел на Костю. Константин решил, что мужчине около сорока, впрочем, верно оценить его возраст мешали растрепанные кудри с густой сединой. Вокруг непомерно длинного носа были рассеяны веснушки, довольно странные для смуглой кожи. И совсем уж не вязались с жестким лицом наивные глаза пронзительно-голубого цвета.
Мужчина улыбнулся и, дождавшись зеленой стрелки, вырулил на Садовое кольцо.
– Значит, вас двое, – сказал он через минуту. – Прекрасно. А я Борис.
– Костя.
– Об этом теперь вся страна знает.
Притормозив на следующем перекрестке, Борис нагнулся к ногам, а когда выпрямился, Костя чуть не подпрыгнул. Спаситель сложил в пакет фальшивый нос, парик и футляр с контактными линзами. Оторвав клок ваты, он стер нелепые веснушки и громко высморкался.
– Кто тебя послал? – Спросил Константин.
– Меня никто не посылает, я сам по себе. Как ты. И наш уважаемый «Е». Полку расторможенных прибыло, – загадочно произнес он.
Все, что осталось в Борисе от кудрявого сумасброда, – это твердый подбородок и высокий лоб. Прочие черты, словно подстраиваясь под новый характер, изменились: зрачки стали серыми, почти бесцветными, а волосы потемнели и приобрели стальной оттенок.
– Куда едем? – Спросил Костя.
– В зону не хочешь? Тогда ко мне.
– И что там?
– Поживешь, – бесхитростно ответил Борис.
– Зачем тебе такое счастье?
– Я это дело изучаю. Всякие аномальные явления. Бывает, человек работает в школе, детишек учит, жену любит. Думаешь – дотянет до нищей пенсии, порежется годик в домино, да и сдохнет себе спокойно. А он – нет. По вечерам, наверно, боевыми искусствами овладевает, брошюрки разные штудирует. А однажды в нем что-то переключается, и наш образцовый педагог начинает мочить. При том, без системы: бедных, богатых, баб, мужиков… В чем же дело, Костя? Голоса услышал?
– Тебя самого изучать надо. Спасибо за приглашение, у метро останови.
– Так ведь план «перехват» в городе. Сколько ты угробил? В новостях сказали – четырнадцать, но я уверен, что больше. Гора-аздо больше.
– Не считал, – хмуро отозвался Костя.
– Ну-ну-ну! Настоящий маньяк уважает порядок. Некоторые даже картотеки заводят.
– Чего тебе надо? – Не выдержал он.
– Разговор не для дороги.
– На тему?
– Надеюсь, ты не совсем без цели убиваешь? Есть же в этом какой-то смысл, правильно? Только он твой собственный, посторонним он не виден. Но ты мне о нем расскажешь. Я тебе помог? Услуга за услугу.
– Останови на углу.
Борис с неожиданной покорностью вильнул вправо и прижался к бордюру. Мимо, сверкая мигалками, пролетела машина муниципальной милиции.
– Надо же, не за нами… – он достал из бардачка пару мандаринов и протянул Косте.
– Не употребляю.
Константин дотронулся до двери, но что-то его удерживало. Не чувство благодарности и уж конечно не возможность исповедаться перед каким-то малохольным. Он двинул коленом – в сумке глухо звякнуло. Нож Костя так и не поточил.
– А ведь ты адекватен, – отстраненно произнес Борис. – Почти нормальный человек. Я в тебе не ошибся.
Он выкинул шкурки в окно и, отряхнув ладони, взялся за руль.
– Слушай, ты кто такой? – Рассвирепел Костя. – Ты кого из себя строишь? Энтомолога? Булавкой меня колоть собрался? Я тебя самого…
– Нет, – уверенно произнес тот. – Мы с тобой поладим. Ты сейчас в загоне, а у меня – жилье, еда. Денег могу дать, немного, правда. Ну, и помыться не мешало бы…
Константин смутился и опустил стекло до конца.
– Да ладно, – улыбнулся Борис. – На такой жаре через час насквозь промокаешь. Бабам, конечно, беда. Бывает, идет какая-нибудь, вся стильная, вся надменная, а ветром от нее дунет… Уфф!.. Вот ты, когда женщин убивал, что при этом испытывал? Что ты им говорил?
Ну вот, понеслось, раздраженно подумал Костя. Еще до места не доехали, а уже вопросы. «Что испытывал, что говорил».
Ему вдруг стало так противно, как не было даже на вокзале, впрочем, возвращаться в вонючий зал ожидания все же не тянуло. Впереди нормальный ночлег, еда и ванна, и от этого Константин отказаться не мог. Придется отрабатывать.
– Прежде, чем вырезать девушке сердце и надругаться над трупом, я обычно называю ее Мэрлин Монро. Или Марлен Дитрих.
– Любопытно. А почему?
– Потому, что они тезки, – пояснил Костя. – Вообще, это началось давно. Когда я был маленьким…
– Стой, я сам догадаюсь, – азартно сказал Борис. – Наверно, у твоего отца над столом висели фотографии. В «Советском экране» их не печатали, значит, что-нибудь вроде «Фильмови новини».
– Кажется, да, – кивнул Константин, отворачиваясь к окну.
Было у отца фото в рамке, но не на стене, а возле пишущей машинки. Мать до свадьбы. Молодая, смеющаяся, с венком из ромашек. Где-то за городом… Костя ее почти и не помнил. Поэтому ему показалось странным, что отец заклинал его памятью матери. Какая память-то?.. Он взял со стола фотографию и держал ее у груди, как икону. Говорил, говорил, говорил… Батя мало знал о Народном Ополчении. Наверняка ему было известно лишь одно: рано или поздно их всех расстреляют. Батя жил для вечности. А Константин считал, что никакой вечности нет. Точнее, он об этом просто не думал.
Минут пять Борис рулил молча. На «Октябрьской» он обогнул тоннель и повернул к центру. Солнце еще не зашло, но реклама уже горела. Чуть позже зажгли фонари. Москва стала красивой и совсем чужой.
– Расскажи про первую жертву. Или не жертву? Как ты их?..
– Первая? Да ничего особенного. Нажал на курок – человек упал. Все стреляли. Это легко, когда вместе со всеми. Не сомневаешься в своей правоте.
– А сейчас, что же, сомневаешься? – Заметно разочаровался Борис. – Странный ты какой-то, маньяк.
Константин не ответил. Он покосился на отливающие темной медью купола Христа Спасителя и отвернулся к Кремлю.
Убью гада, решил он.
* * *– Ну?! Не признал? Не призна-ал, – укоризненно молвил румяный субъект. – Бакен я. Бакен, помнишь?
– Э-э… Бакен! Е-мое! – Просиял Петр. – Изменился-то!.. А я гляжу – ты или не ты?
– Ну как же! Три весны – это тебе не медком баловаться. Да-а, Кант… – вздохнул он. – Три годочка вместе. А ты и не признал.
– Темно здесь…
– Рассказывай, Кант, – без предисловий потребовал Бакен. – Слышал я, ты еще два раза к хозяину топал.
– Чего про меня… – весело отмахнулся Петр. – Ты-то как?
– При деле.
– И хорошее дело?
– На масло хватает. На хлеб – не всегда.
Петр догадался, что это шутка, но не понял, надо ли смеяться. Чтобы занять рот, он опрокинул в него рюмку и чуть не поперхнулся пакетиком.
– Кант, Кант… – Бакен показал бармену на стакан и похлопал Петра по плечу. – Давно хотел свидеться. Про тебя столько сказок гуляет, всем верить – ума не хватит.
– А ты не верь, – многозначительно посоветовал Петр.
– По каким статьям ходил?
– Э…
Петр повертел в руке рюмку. Бармен ее мгновенно наполнил, и он снова выпил, мучительно рожая ответ. Его знания уголовного кодекса ограничивались позорной сто семнадцатой, но это был бы не самый удачный ответ.
– Не телефонный разговор, – сказал он. – Отсядем, что ли.
Бакен заграбастал бутылку и два стакана, и они перешли к свободному столику. Петр покосился на вход – Немаляева все не было.
Что-то серьезное, с надежной подумал он. Задержаться б ему еще на полчасика. Раньше этот бык не свалится.
– Ну?.. – Заинтригованно молвил Бакен.
– За встречу, – предложил Петр, наливая вонючего «Джонни Уокера» до самых краев.
Бакен, мотнув головой, жахнул трехсотграммовый стаканище и, кажется, только протрезвел. Петр отпил глоток-другой и, сморщившись, отставил стакан в сторону. Он был в отчаянии.
– Мнешь ты чего-то, Кант, – с подозрением заметил приятель. – Если б я тебя по малолетке не помнил…
– Я не мну, Бакен, – признался он. – Я намекаю. Короче, такая тема… Есть один план… типа бизнес. Но это не бизнес, а как его… Короче, там оборонка завязана. Лавэшки так вагонами и грузят. И можно туда влезть.
– По-моему, это ты меня грузишь. Что-то я в тебе сомневаюсь, Кант.
Петр тяжело посмотрел на Бакена и поцыкал сквозь щель в зубах.
– Я не навязываюсь. Там и без тебя компания немалая. Сомневается! – Оскорбленно воскликнул он. – Вацлав не сомневается, Штаб не сомневается…
– У тебя со Штабом? – Приятно удивился Бакен. – Что ж ты сразу?.. Выпьем.
– Выпьем, – кивнул Петр.
Бакен принял еще двести пятьдесят, и его взгляд прояснился, как у космонавта.
– Хорошие котлы, – сказал он, увидев «Картье».
– Отстают иногда. Сколько на твоих?
– Шестнадцать минут, двадцать секунд. Одиннадцатого.