Но главное изменение совсем иное.
Теперь, когда рано утром здесь раздается первый телефонный звонок, первой входит сюда заспанная и располневшая Елена, включает торшер и берет телефонную трубку:
– Кабинет Бережковского.
– Пожалуйста, извините за ранний звонок. А можно услышать Андрея Петровича?
– Нет, услышать Андрея Петровича нельзя, он занят. Вы по какому вопросу?
– Мне сказали, он лечит голосом. И в газете объявление…
– Вам правильно сказали. Андрей Петрович лечит голосом. Но чтобы его услышать, вы должны сообщить мне номер своего мобильного телефона. У нас договор с МТС, «Мобиль», «Би Лайн» и «Мегафоном». За каждый сеанс голосовой терапии они будут снимать с вашего счета по восемь у.е. Вы согласны?
– Я знаю, я согласна. Но мне нужно срочно…
Тут звонит второй телефон.
Но Елена не обращает внимания, а открывает журнал записи:
– Могу записать вас на февраль…
Трезвонит первый телефон, и тут же звонит третий.
Елена, снимая трубки, отвечает на звонки:
– Минуточку!.. Подождите!.. Алло, я вас пишу на февраль.
– На февраль? А раньше нельзя? – умоляет голос. – Я вас очень прошу! У меня плохие анализы…
– А с хорошими нам не звонят. Нет, девушка, раньше все занято.
– Но вы понимаете, у меня онкология…
– Я знаю. Теперь у всех онкология.
– Но…
– Послушайте, девушка! У меня тут еще две трубки. Вас записывать или нет?
– Да, конечно.
– Диктуйте. У вас МТС, «Мобиль» или «Би Лайн»?
– «Мобиль». Номер 472-00-43…
– Хорошо, я записала. Звоните 27 февраля в 10 утра по компьютерной связи. Сеансы групповые, номер указан в газете. Все! – Елена дает отбой и берет следующую трубку: – Кабинет Бережковского.
– Андрея Петровича, пожалуйста, – говорит низкий женский голос.
– Андрей Петрович занят. Вы по какому вопросу?
– По личному. А когда можно ему позвонить?
– Андрей Петрович занят всегда. Он работает.
– Хорошо, передайте, что звонила Алина Полонская. Это по поводу съемок…
– Конечно! Съемок! – насмешливо говорит Елена и дает отбой. – Сволочь, еще звонит! – И берет следующую трубку. – Алло, кабинет Бережковского.
Тут входит Бережковский с мобильником в руке. Он тоже изменился – постарел, растолстел, с брюшком.
– Слушай, зачем ты отключила мой мобильник? Вытащила сим-карту…
– Потому что он тебе совершенно не нужен.
– Но мне могут позвонить.
– Кто тебе может позвонить?
– Ну мало ли! Эраст, Добровольский, Швыдкой…
– Очнись! Ни Эраст, ни Добровольский тебе не звонили уже четыре года!
– А если позвонят?
– А если позвонят, я тебя соединю, не бойся.
– И со Швыдким…
– Швыдкой – посол в Бразилии, зачем ему тебе звонить?
– Ну мало ли! А Кароян? А эти Сережа с Колей?
– Да? Может, еще эта, как ее? Полонская? Или твои бывшие жены?
– Но ты меня совершенно отрезала от мира!
– Я? – возмутилась Елена. – Я тебя отрезала?! Да, пожалуйста! Вот! – И она шумно распахнула окна. – Вот! Вот тебе твой мир! Пожалуйста! Говори им! Пиши! Если тебе есть что… Ну, что ж ты молчишь? Они ждут!
В окно задувает снегом, и Бережковский начинает кашлять.
– Закрой окна… Ты с ума сошла… Там зима, у меня астма…
И сам закрывает окна.
– То-то! – говорит Елена. – Ты забываешь – тебе уже семьдесят!..
– Да, ты права, – с горечью говорит Бережковский, – я уже все написал… – И добавляет хвастливо, как ребенок: – Между прочим, Толстой бросил писать в пятьдесят шесть лет, а я – только в шестьдесят шесть!
– Лучше бы ты поступил как Толстой.
– Как тебе не стыдно? Ты безжалостная…
– Я безжалостная?! Да я тебя спасла от голода! И позора! Что ты можешь им написать? «Мужчину к Новому году»? Ужас!
– Почему? По телику до сих пор крутят рекламный роман «Интимные связи».
– Вот именно! От всего твоего таланта остались только твои интимные связи! Но, слава Богу – и мне! – ты этими связками теперь зарабатываешь больше, чем своими книгами и пьесками. Так что ты мне ноги должен целовать!
– И целую. Каждый день…
И Бережковский действительно опускается на колени, гладит ей ноги выше колен, хочет поцеловать.
– Перестань. Не корчи из себя прежнего Бережковского. Прекрати, я сказала! – отталкивает его Елена и отходит.
Но он идет за ней на коленях.
– Елена, а кто тебя спас? Вспомни! Я хочу тебя!..
– «Хочу» и «могу» – это разные вещи.
– Неправда! Когда я хочу, я могу! Ты знаешь…
– Еще бы! Если я тебе помогу. Да, если я тебе помогу, ты еще что-то сможешь. Пару секунд.
Звонит телефон.
– Ты ужасная! – говорит Бережковский. – Ужасная! Да выключи ты этот телефон!
Но Елена берет трубку.
– Кабинет Бережковского… Да, могу вас записать на февраль… Да, диктуйте номер вашего мобильного… Нет, кредитные карточки мы не берем, у нас договор с МТС, «Мобиль», «Би Лайн» и «Мегафоном»… Записываю…
Бережковский на коленях подходит к ней сзади и начинает целовать ее ноги – все выше, выше…
У нее садится голос, но она еще говорит в трубку:
– Да, записала… Спасибо…
А положив трубку, тяжело дышит, закрывает глаза и опускается на пол к Бережковскому.
Они целуются, Бережковский выдергивает шнур торшера, в темноте слышно лишь их тяжелое дыхание и почти сразу же – голос Елены:
– Ну еще!.. Еще!!! Ну!!!
А после паузы голос Бережковского:
– Извини…
И отчаянный голос Елены:
– Я больше не могу так!..
– Извини, – просит он. – Пожалуйста, извини…
– Мне тридцать пять лет! Мне нужен мужчина… – плачет она, лежа на полу.
– Ну не плачь! – говорит он. – Что я могу сделать? Ну хочешь, я буду принимать виагру…
– Тебе нельзя, у тебя давление.
– Плевать! Так я умру, как Пырьев или Рафаэль. Это прекрасная смерть!
– Я не хочу, чтоб ты умер. Я тебя люблю.
– Что же нам делать? Искать тебе любовника?
– «Ищу жене любовника». Ты забыл? Эту пьесу ты написал двадцать лет назад.
– Действительно забыл. Впрочем, и Толстой со временем забыл «Анну Каренину». Так что же нам делать?
– Включить свет.
Бережковский включает торшер.
– И что ты себя все время сравниваешь с Толстым? – говорит Елена и тяжело поднимается с пола.
– А с кем ты хочешь, чтобы я себя сравнивал? С Марининой?
– А почему бы и нет?
– Потому что это недосягаемо. Раньше у нас были Толстой, Тургенев, Достоевский. С ними еще как-то можно было тягаться. Но с этими… Куда нам! Они каждую неделю пишут по роману!
Елена включает компьютер.
– У тебя сеанс через пятнадцать минут… Я вхожу в Интернет. Ты готов?
– Кажется, я понял, почему Бисмарк впал в депрессию после смерти Кэти. Потому что он разрешил Орлову увезти ее в Россию. Понимаешь, этот Орлов привез ее из Парижа сюда… Сюда, в Россию! И не на пару месяцев, а насовсем…
– Я тебя последний раз спрашиваю! – перебивает Елена.
– Как я могу быть готов, когда я еще чай не пил? – отвечает он. – И потом – у меня почему-то совершенно нет сил…
– Потому что по утрам надо заниматься зарядкой, а не сексом.
– Раньше это была лучшая зарядка. Ты мне дашь чай?
– Сейчас принесу. Господи, как мне надоел этот бардак! Почему роскошную квартиру нужно было отдать твоей жене, а самим ютиться здесь?
– А ты стала ворчливой. Тоже стареешь.
– Здесь даже плита не работает!
– А кто говорил: «Отдай ей все, оставь мне только свой голос»?
– От тебя только голос и остался, – ворчливо говорит Елена и уходит в другую комнату.
Бережковский идет за ней, выглядывает за дверь. Затем резво подбегает к телефону, поспешно набирает номер.
– Алло! – говорит он негромко, прикрыв трубку ладонью. – Ты мне звонила?
– Да, – отвечает ему низкий женский голос. – Она тебе сообщила?
– Нет, но я догадался. Представляешь, она отключила мой мобильный!
– Как отключила? Отняла?
– Нет, просто вытащила сим-карту…
– И ты не зайдешь сегодня?
– Конечно, зайду – я хочу тебя как безумный! Сразу после сеанса пойду на прогулку и… Все! Она идет. Целую…
Он кладет трубку. Входит Елена с чаем на подносе и говорит подозрительно:
– Ты кому-то звонил?
– Кому я мог звонить? Шесть утра!
– Черт тебя знает. Вот твой чай. Только пей быстрей. Осталось шесть минут. – Она ставит поднос на письменный стол и садится к компьютеру. – Все, я в Интернете.
Бережковский прихлебывает чай.
– Да перестань ты сюпать! – просит Елена и смотрит на монитор. – Сумасшедший дом! Больные люди! Еще шесть минут, а уже подключилось девяносто три человека! Ты просто Кашпировский!
– А сколько всего? – спрашивает Бережковский.
Елена смотрит в свои записи:
– Сегодня на первый сеанс – как всегда, четыреста человек.
– Я не понимаю – почему нужно пять сеансов в день? Почему не записать их всех вместе? Я бы мог подольше гулять…
– Потому что очередь – двигатель торговли. Есть очередь – и все прутся, как на Кашпировского. Хотя по мне лучше бы ты был Чумаком.