Матери своей, этой мелочной крысы Каррире, он не знал, и Веррге поклялась сделать так, чтобы никогда и не узнал. В Хартнаг-гаре, их родовой пещере, у него было сто тридцать восемь братьев и сестер, которым только повод дай посмеяться над самым младшим.
– Прощай, Веррнике, – сказала Веррге. – И попробуй только потерять Зуб Тролля.
– Прощай, бабушка, – прохныкал маленький гоблин…
С того момента прошло уже почти три дня. Спустившись с гор в лес Дерборроу, северные гоблины потушили факелы и стали ждать. Вскоре в ночи показалась пылающая желтая точка, и глашатаи скомандовали наступление.
Для Веррнике началась самая жуткая часть его похода. Они бежали. Чтобы не упасть, маленький гоблин держался за плащ бегущего впереди огромного Нима.
Вскоре они выбежали на лысую прогалину без деревьев, и вдали показалась деревянная стена, а за ней чернел город – средоточие ужаса и смерти. Так называлось это место в старых сказках. Огонь в городе пылал ярко, но вскоре его потушили, и жуткий Икстааре полностью погрузился во мрак. Полетели стрелы, кругом начали умирать сородичи…
Северные гоблины запели. Сотни различных песен и боевых креггов горланили Гаручи, и все они звучали зловеще, сливаясь в неразборчивый шум, жуткую какофонию, напоминающую скрежет тысяч мечей по камням. Все эти песни несли кровожадный смысл, каждой было не менее десяти тысяч лет. Еще предки нынешних гоблинов ходили в походы под звуки собственных криков и грохот барабанов. Но громче всех в ночное небо срывалась крегга «Нож», ее знал каждый гоблин из Тэриона:
Людей Веррнике не видел. Лишь острые стрелы свистели над головой, да подчас можно было услышать крики белокожих, прорывающиеся сквозь рев его сородичей.
Людей Веррнике боялся. Бабушка рассказывала ему о них множество страшных историй. Почти все ее сказки оканчивались тем, что человек убивал гоблина, делал из его тела чучело, которое потом показывал друзьям. Младший Кнехх вдруг представил себя в виде чучела. Застывший, будто кукла, с глупо растопыренными руками и стеклянными глазами, он был подвешен за крюк и покачивался на веревке под кованым канделябром в какой-то таверне… Пальцы едва не выпустили Зуб Тролля.
– Смелей, Веррнике! – раздался над плечом хриплый возглас. Маленький гоблин обернулся и увидел широкоплечего Гаруча в кольчуге и красном плаще. На голове его был шлем, а в руках – щит и меч. – Не трусь, племянничек! Мы разделаем, как свиней, всех людишек нашими клинками!
Веррнике узнал гоблина – это и правда был его родной дядя. Должно быть, бабушка велела ему присматривать за самым младшим из рода Кнеххов в первом для него бою.
Ужас этой ночи только начинал расцветать для маленького гоблина, точно цветок снежной лилии, пробившейся сквозь лед. «Не умереть… – то и дело повторял про себя Веррнике. – Не умереть… и не потерять Зуб Тролля».
* * *Тысячи огней в лесу напоминали сверкающие глаза ночных тварей. Факелы горели, казалось, до самых гор. Широкоплечий человек в длинных одеждах разрядил арбалет в голову бегущего первым гоблина. Болт пробил не только шлем длинноносого карлика, но и грудь следующего за ним соратника. Северное оружие почти не давало сбоев и всегда было грозой для тех, кто на своей шкуре рисковал испытать его мощь. Барды сравнивали местные стрелы отнюдь не с иглами или даже с дождем, как в старых лирических балладах, а с гвоздями, которые забивают молотками во вражьи головы.
Сильные пальцы с легкостью оттянули арбалетную тетиву, настолько тугую, что большинство из здесь присутствующих мужчин смогли бы справиться с ней лишь при помощи крюка или подковки – эх, не то уже поколение! Болт улегся в ложе, но недолго ему там предстояло отдыхать. Человек выглянул из-за частокола и прицелился. Тетива стукнула. Преданный слуга подал господину новый болт и сам выпустил стрелу из тугого тисового лука длиной с него самого.
– С дороги! – раздался громкий возглас с лестницы. На стену поднимался человек с фонарем в руке. За ним бежали воины, на ходу достающие стрелы из колчанов. – С дороги!
– Одноглазый! – Арбалетчик обернулся. – Ты, я гляжу, не провалился в сугроб!
Фонарь Одноглазого высветил в ночи высокого старика в изумрудно-зеленом плаще, подбитом лисьим мехом. Длинный подол одеяния тянулся за ним по заснеженному дозорному пути на несколько шагов. Золотой обруч обрамлял седые волосы, широкая борода стекала на грудь. Мохнатые брови старика были нахмурены, а в суженых глазах плясали дикие веселые искорки. Он походил на разъяренного медведя, вставшего на задние лапы, – грузность, ширина плеч, могучее телосложение – все это были отличительные черты потомков Рейнгвальда по мужской линии. Герцог Рене Тенор собственной персоной… Подле старика лорда находился его извечный, как тень, спутник, слуга Глинервин. Со своими нынешними обязанностями – подавать господину болты и стрелять самому, – он справлялся безукоризненно. Конечно, опытный лучник бессмысленно тратил время, чтобы прислуживать герцогу, вместо чего мог бы успеть выпустить пару лишних стрел во врага, но древняя традиция не оставляла места сомнениям.
– Милорд? Вы уже здесь? – Одноглазый, напоминающий старого нахохлившегося филина, склонился в поклоне и погасил фонарь.
Рене Тенор вернулся к своему делу – при этом носом в снег тут же уткнулся еще один гоблин, а его голову раздавил чей-то кованый башмак.
– Нет, это все зимний сон, а ты спишь, комендант… иэххх… – Тугая, словно гномье упрямство, тетива арбалета зашла в вырез, болт лег в желоб, а палец – на спусковой крюк.
Комендант уже не слушал ворчливого лорда. В это самое время на дозорном пути в одном участке стены пятно света рассеяло ночь. И тут же к нему, словно голодные лесные насекомые, привлеченные огнем, устремились десятки гоблинских стрел.
– Кто это там зажег фонарь без приказа?! – заорал Одноглазый. – Быстро потушить!
Стена вновь погрузилась во мрак, и комендант бросился к привратной башне. Он руководил обороной палисада, расставлял лучников и громко ругался, почему до сих пор не бьют в колокол на драконовой башне. Поднимающиеся на укрепления воины, не останавливаясь, чтобы отсалютовать герцогу – нельзя было тратить время на церемонии, – спешили дальше по дозорному пути и занимали свои места.
Лучников на палисаде становилось все больше. Стрелы пели так же звонко, как сотни канареек в клетках. Снег и холод уже не заботили стрелков Истара – им сейчас казалось, будто они находятся не на ночном морозе, а подле раскаленного докрасна кузнечного горна. Пот стекал по лицам, а они все ковали. Ковали смерть для своих врагов.
Гоблинские лучники старались не отставать и прикрывали, как могли, своих пеших воинов, но погода была не на их стороне. Сильный встречный ветер мешал им, сбивая стрелы. Гаручи все равно продолжали тратить их понапрасну. Нимы были уже в двадцати шагах от стены. В их руках появились веревки с крючьями.
– Да чтоб вас! – орал где-то неподалеку Гехар Одноглазый. – Всех! Я хочу видеть всех на этой стене! Держать каждый фут! Всех на стены! Всех и каждого!
– Эх. Он снова забыл, Глинервин, – пробормотал герцог, разряжая арбалет в очередного неудачливого гоблина.
– Набат! – будто услышав лорда, проревел комендант. – Бейте в набат, собаки сонные! Живее!
Его приказ наконец-то был исполнен. Колокол застонал, город проснулся окончательно.
Каму-Кин, сидевший на драконовой башне, был в ярости – оказывается, люди не так глупы, как он думал, – у них есть второй набат! Спустя миг гоблин понял, что есть и третий…
Молодой воин крепко ухватился за веревку боевого колокола. Огромный металлический язык качнулся и ударился о литой бронзовый обод. Бум! Быстрее, быстрее принять нужный ритм – трагичный и зовущий. Война! Война пришла в Град Рейнгвальда.
Бум-Бум! Бум-Бум! Гоблины жили едва ли не в каждой пещере и норе, под каждым деревом в этих заснеженных лесах и обледенелых горах. Дикий нехоженый Север был для них местом, где они могли спокойно множиться, процветать и безнаказанно совершать свои злодеяния. Черные путники, как их порой называли, рыли подземные ходы, присоединяя к своим владениям пещеру за пещерой, пока под их контролем не оказался весь горный хребет. Хроники завоевания Тэриона гласят, что одной мрачной ночью многовековая вражда тринадцати самых многочисленных родов северных гоблинов вдруг взяла и прекратилась. Это случилось в тот миг, когда собравший для переговоров около дюжины своих врагов-королей Дорз Кривозубый, предводитель Гаручей, просто взял и перерезал им глотки. Он справедливо полагал, что в этом и заключается суть дипломатии по-гоблински – оторвать голову врагу, пока тот не проделал подобное с тобой. Вскоре после той кровавой резни Дорз объявил себя Верховным Королем Тэриона, а свой род – властителями гор и окружающих лесов. Используя обезображенные тела недовольных в качестве кирпичей, а их кровь – в виде раствора, Гаручи строили свое королевство. Перевал за перевалом хребты оказывались в их лапах. Переправы и броды всех горных рек, опушки и лесные тропы застонали под каблуком гоблинов. Никто не мог помешать подданным короля Кривозубого, ведь они благоразумно не углублялись в недра гор, где жили безжалостные Дор-Тегли и черные кобольды. Не смели они рыть еще глубже, туда, где из лавовых недр вылезали ужасные исчадия мрака – демоны подземного мира.