– Еще одну тарелку спагетти. И бокал вина.
Официант записал это в книжечку. Долго не возвращался к Вальке, принимал другие заказы. Вальке подумалось, что он специально это делает, потому что видит, что ей не положено столько жрать и вином запивать. Но он все-таки вернулся – со спагетти и вином. Валька попробовала вино. Показалось вкусно. Стала есть спагетти.
В отеле оказались свободные места. В номере Валька положила чемодан на кровать, села в кресло, посмотрела по сторонам. Ей все еще не верилось, что она может сама – и приехать, и номер снять, и в этом номере провести ночь, первую ночь наедине сама с собой за всю жизнь.
Наутро она позавтракала в кафе рядом с отелем – уверенно заказала себе омлет с ветчиной, сыром, луком и картошкой, жареный хлеб, кофе, и пирожное. И потом еще кофе и еще пирожное.
В спортивной школе ей сказали, что все места заняты, к тому же у нее нет сертификата. Это была отговорка – просто никто не хотел иметь с ней, дурой, дела. Уж очень тупая, сразу видно. Но Вальку это не испугало.
Ей все больше нравилось, что вот она теперь независимая, а то ее до этого все время кто-то опекал, и казалось, что она без поддержки жить не сможет – а она могла. Деньги есть. Она сняла себе квартиру по объявлению.
Все было ей внове – и долгое время не верилось. Вот идет она, скажем, в магазин за едой, и покупает то, что нужно только лично ей – возможно ли такое? Или, скажем, квартира эта – неужто это действительно ее квартира? И она там полновластная хозяйка? Можно принимать душ когда хочешь, а не по расписанию. Вставать, когда выспалась. Ложиться, когда хочется спать. Есть все, что нравится. Купила Валька себе телевизор – именно себе, а не тренеру и себе. Сидит в квартире – чистой, она любила, чтобы было чисто, убирала всегда тщательно – смотрит телевизор, и никакого контроля над ней, никто с нее не спросит. Непривычно, но интересно. Купила даже пачку сигарет и попробовала курить. Не понравилось. Зашла одна в бар и заказала себе амаретто. Принесли, поставили перед ней. Было очень вкусно. Уверилась Валька, что может и так существовать. Денег хватит – она несколько раз пересчитала – на год точно, а если экономить, то, наверное, и на два года. А потом можно устроиться где-нибудь – хоть уборщицей.
Через две недели свободной жизни Валька вдруг почувствовала себя одинокой, и сообразила, что ей, взрослой женщине, все-таки нужно какое-то общение, и даже мужчина ей скорее всего нужен. А потом можно и детей завести, наверное. Полновата она, правда, но вон сколько вокруг полных замужних женщин – чем она хуже? Да ничем не хуже. Ну, правда, некрасивая она – ей все об этом говорили с самого детства. Но некрасивых женщин тоже много. Большинство, вообще-то. И некоторые находят ведь себе мужчин. К тому же у нее явное преимущество: родителей нет, а значит, у мужа не будет тещи.
И пошла Валька в клуб с музыкой, и заказала себе вкусный дринк амаретто, и стала ждать, когда к ней мужчина подойдет. И не обманулась – подошел. Симпатичный такой паренек, смуглый, с большими глазами. В любовных ритуалах не понимала Валька ровно ничего, и сразу пригласила его к себе. Смотрели телевизор, а потом Валька ему отдалась. Особой разницы между ним и тренерами она не ощутила. Знала, что мужчинам нравится секс, а женщины терпят ради мужчин – вот и все постельные отношения.
Парень стал у нее жить. Он тоже, как первый ее тренер, умел хорошо готовить – даже лучше тренера. Он был завзятый болельщик, смотрел с Валькой футбол, объяснял ей всё, и Валька стала разбираться в футболе. Знала названия всех лучших клубов мира, переживала за мадридский Реал и питерский Зенит – почему-то парню импонировали именно эти две команды, возможно он раньше жил в Мадриде и Питере, кто знает, он о своем прошлом ей ничего не говорил. Прошел месяц. Как-то утром парень взял Валькину банковскую карточку и куда-то ушел. Валька нежилась в постели. К полудню парень не вернулся, и к вечеру не вернулся. И вообще не вернулся. А деньги со счета пропали. Валька обиделась. Но жить как-то надо, и средства для этого процесса нужно добывать – пошла искать работу. Ничего не нашла. И на следующий день не нашла. Оставались наличные – не очень много. Купила Валька бутылку амаретто. Нальет полстакана, разбавит апельсиновым соком, и потягивает себе. И уснула перед телевизором. На следующий день купила еды и еще бутылку, приготовила себе невкусный обед, поела, выпила. Весь день провалялась в постели. Наутро опять пошла искать работу. Ее везде встречали неласково, говорили, что ничего нет, мест нет, бюджета нет. В одном учреждении срочно требовалась секретарша, и Валька была согласна. Но она не умела печатать, и не было опыта работы. Не взяли. Можно было пойти на набережную, познакомиться с какой-нибудь проституткой, и попросить ее, чтобы помогла с трудоустройством в ее области, но тут Валька обнаружила, что застенчива и не умеет просить. Даже когда прохожего надо спросить, как пройти по такому-то адресу, мучается, заставляет себя, стесняется. Это помимо того, что знала она, что проституция – дело нередко опасное, социально вредное, и вообще постыдное, в отличие от других родов деятельности.
Шли дни, недели, и месяцы. И вот пришли к Вальке мужчины солидные и за неуплату выселили ее из квартиры. Дали только чемодан собрать. Про телевизор и кровать сказали, что пока пусть постоят здесь, а потом Валька их сможет выкупить. Валька поверила.
Две ночи она провела в закутке у пирса. На третью ночь подсел к ней какой-то бомж и сказал, что жить на улице – дело, требующее навыков, и он по доброте своей может ее, Вальку, научить, как это делается, опытом поделиться. От него воняло нестерпимо. Но других сочувствующих не было, а человеку в трудном положении хочется сочувствия. Лучше, конечно, денег, квартиру, еду, одежду, и гарантию, что все это – деньги, квартира, еда – будет и завтра, и через год тоже будет. Но если нет ничего такого, и нет гарантий, то хотя бы сочувствия хочется. Три месяца провела Валька с бомжем. Бомж знал много мест, где можно провести ночь не под открытым небом: в заброшенных зданиях, в беседке для обзора окрестностей, в троллейбусном депо. Иногда бомж ее бил, не очень сильно – он был хилый, плохо питался, вел нездоровый образ жизни. Валька терпела. Бомж попытался приучить ее к собиранию милостыни, но Валька ничего не понимала в этом, продолжала стесняться и мучиться, не имела подхода к людям. Не могла запомнить со слов бомжа грустную историю, с которой следовало обращаться к туристам за помощью, не умела улыбаться одновременно заискивающе и хитро – улыбалась как-то глупо и боязливо. После нескольких попыток бомж велел ей просто сидеть или стоять в стороне.
И все-таки научилась кое-чему. Бомж начинал приставать к прохожим с просьбами всякий день около полудня. Через пару часов делал перерыв, а выручку отдавал Вальке на хранение, заначив себе купюру на пиво. (Несколько раз его били нищие, на территории которых он промышлял, и требовали деньги, но почти всегда находили только эту одну купюру на пиво; так что в этом Валька оказалась ему полезной). Он никогда не помнил, сколько именно он собрал и когда – и Валька две-три купюры засовывала себе в носок почти всякий раз. И придумала себе тайник – в дупле старого дерева как раз над виноградниками. «На черный день» – говорила она себе, не очень понимая, что это такое – черный день.
Всякий день Валька находила случай помыться. Без мыла и без мочалки; часто в соленой морской воде – но мылась. Ежедневный душ – стандарт, от которого она, отставная спортсменка, не хотела отвыкать. Возможно, отвыкла бы со временем, но бомж через три месяца умер – как-то ночью просто перестал дышать. А еще через три дня Вальку обнаружил Гусев.
***
Пока она плескалась у колонки, Гусев проявил галантность – забежал в каморку, сдернул с крючка свой чистый халат, и вернулся, и когда Валька закончила омовение и хотела уж было надеть на себя то, что когда-то называлось спортивным костюмом, Гусев, оказавшийся рядом, накинул ей халат прямо на голые плечи.
– Кроссовки и эту гадость выкини в мусорное ведро у входа, – велел он.
Дома у него нашлась копченая рыба, а также картошка и лук. Холодильника не было. Он быстро соорудил ужин, пока Валька сидела на постели – стульев и дивана в каморке тоже не было – и смотрела, как он готовит.
– Мне на работу, – сказал он, когда они поели. – Вернусь к утру. Ты пока поспи. Завтра купим тебе какую-нибудь одежку.
– Платье? – вырвалось у Вальки.
– Платье? – Гусев нахмурился. – Ноябрь на дворе.
– Тепло.
– Не очень. А вдруг холодно станет?
– Я перетерплю.
– Хорошо, купим все, что хочешь.
И Гусев ушел сторожить склад.
Спать Валька не собиралась. Слишком много впечатлений. Во-первых, она сидит чистая, в чистом халате, на чистой постели, и кругом ничем особенным не пахнет – первый раз за несколько месяцев. Во-вторых она зачем-то понадобилась приличному человеку – Гусеву, которого никак не может вспомнить. Он говорит, что они вместе росли в приюте и в школу ходили. Не помнит этого Валька! Многих одноклассников помнит, а Гусева нет. Ну, может вспомнит еще. В третьих, она, наверное, ему понравилась. Он, Гусев, парень симпатичный, мог и получше бы себе найти – Валька привыкла к тому, что спать, в виду ее некрасивости, хотят с ней только тренеры и бомжи. Но, наверное, сердцу не прикажешь? А уж Валька-то умеет быть благодарной. Она его очень любить будет, если он ее не выгонит. Хорошо бы было, если б не выгнал. Все-таки не умеет она одна, попробовала – не получилось, трудно очень, все-таки лучше с мужчиной.