К сожалению, аллийцы поняли это, только когда отступать было уже некуда. Позади был лишь безбрежный океан, горький, как слезы, соленый, как кровь. И в одну из ночей сын Повелителя, лишь недавно унаследовавший этот титул, сбежал из лагеря и отправился в леса. Он искал старейшин шакаи-ар, чтобы любой ценой вымолить пощаду для своего народа.
Он скитался по лесам несколько ночей, пытаясь найти хоть кого-нибудь. Но все впустую. Лишь на пятую ночь крылатая тень, на мгновение закрыв луну, опустилась перед ним на землю. Юный Повелитель со всех ног бросился к шакаи-ар.
«Проведи меня к вашим старейшинам».
«Зачем это тебе?»
«Я хочу просить о мире для моего народа».
«Твое слово будет услышано. Жди», — пожал плечами кланник, растворяясь во тьме.
На следующую же ночь все до единого шакаи-ар вернулись в северные леса. Не было ни выкупа, ни угнетения побежденных. Война пролетела, как страшный сон, оставив осиротевших детей и разрушенные города.
Аллийцы так и не отважились вернуться на родину, под сень смертоносных гор. Остались южнее, постепенно восстанавливая покинутые города. И никогда не заходили за невидимую черту, которую когда-то невольно провел Повелитель. За развалины города, темного, ночного, где была остановлена война.
И вот мы здесь. В том самом городе. И что же мы видим вокруг?
Ничего.
Белый камень и темная зелень — все, что осталось от Кентал Наттэй, Темных пределов.
Мы стоим под аркой и смотрим на долину. Сказка закончилась. Нечего добавить. Внезапно Дэриэлл оборачивается и произносит:
— Я люблю бывать здесь. Иногда мне кажется, что этот город носит твое имя. Кентал Наттэй, Найта, Нэй …
* * *— Нэй!
Резкий оклик Максимилиана выбил меня из водоворота воспоминаний. Я недовольно подняла голову:
— Чего тебе?
— Ты что, задремала? — засмеялся Ксиль. И резко оборвал смех, как будто надоедливую нить. — В твоих воспоминаниях он выглядит… по-другому.
Голос его звучал задумчиво.
— Кто? — искренне удивилась я.
— Дэриэлл. Аллийский целитель.
Ни следа эмоций. Только каменные ручейки шуршат, скатываясь вниз по склону.
— Разве ты с ним знаком? — поразилась я. Не припомню, чтобы Максимилиан упоминал о чем-то подобном.
— Не совсем… — протянул князь. — Просто я видел его отражение… В чужих мыслях. Очень давно.
— И каким он был? — я жадно подалась вперед, пытаясь заглянуть Ксилю в глаза. Дэриэлл и шакаи-ар… Кто бы мог подумать! Ничего общего. Он же их ненавидит!
— В его воспоминаниях он был мертвым, — малопонятно пояснил Ксиль. — Сломанным.
— Дэриэлл не может сломаться или пасть духом, — уверенно провозгласила я. — Он целитель. Я знаю. Его кодекс и честь… — я запуталась в словах и встряхнула волосами, отгоняя лишние мысли. — Я не знаю, как объяснить, но он точно не может быть сломленным. Он сильный, правда
Князь ничего не ответил. Повисло липкое, неприятное молчание. Когда я уже расслабилась и решила, что разговор окончен, Максимилиан вдруг проронил невпопад:
— Он вовсе не говорил ничего подобного. Это просто какая-то аллийская чушь.
— О ком это ты? — насторожилась я. От князя можно было ожидать чего угодно.
— Об отце. Я вспомнил. Он ничего не говорил тогда про услышанные слова. Чушь аллийская. Он просто поколотил этого аллийца и сказал: «А раньше не мог извиниться, дурак?» Примерно так, но с поправкой на древние наречия…
— Постой… Ты хочешь сказать, что это твой отец прекратил войну? — вскинулась я, не веря своим ушам. — Но ведь тогда ему было бы сейчас…
— Я не знаю, сколько ему было бы сейчас, — задумчиво отозвался Максимилиан, — но когда я родился, он уже давно разменял первую сотню.
— Сто тысяч лет… — ошарашено пробормотала я. Но осознать всю громаду этой цифры так и не сумела.
Гора содрогнулась, порождая глухой скрежещущий рокот. Максимилиан на мгновение застыл, вывернув голову под немыслимым углом, вглядываясь в серую громаду над головой.
Каменные ручейки змейками побежали вниз, срывая с места все новые пласты.
— Обвал… — испуганно прошептала я. Максимилиан сдавленно ругнулся и рванулся вбок.
Каменные склоны смазались в неразличимое пятно. Я вцепилась князю в плечи, пальцы словно судорогой свело. То, что он сейчас делал… Так не бывает. Никто не может так ломать законы физики. Можно отменить гравитацию, но не направить ее в другую сторону. А князь именно это и делал. Прыжки по склону, в сторону и вверх одновременно, поток камней, перемешанных со льдом и прессованным снегом, вдруг срывается со скалы, течет перпендикулярно поверхности, огибая нас…
Максимилиан цепляется за выступ, но промахивается, и мы летим кувырком, куда-то вверх, проваливаемся в черный зев расщелины. Прямо в воздухе князь умудряется сдернуть меня со спины и сгрести в охапку, но этого мало. Кубарем по неровному дну, по известковым наростам, сверху сыплются куски льда и течет грязная вода. Князь попадает ногой в щель и инстинктивно выпускает меня из рук.
Известковая колонна вырастает на моем пути так же неожиданно, как памятная ель.
Тупая боль в затылке.
Занавес.
* * *Холодно. Первое, что я осознала, — мне холодно. Очень. Но через несколько секунд сознание заполнила тягучая, пульсирующая боль, поселившаяся где-то у основания черепа. Усугубляя мои страдания, усталый голос отчаянно повторял одно и то же:
— Очнись же ты наконец… Я знаю, тебе больно, но попробуй открыть глаза. Я не смогу тебе помочь, если ты будешь без сознания. Пожалуйста, малыш, открой глаза…
— Заткнись.
— Найта! — выдохнул Ксиль. Я застонала и нерешительно подняла веки, оглядываясь вокруг.
Расщелина освещалась тусклым белым шаром, в котором я мгновенно признала один из подсунутых тетушкой Лиссэ амулетов. Вокруг нас образовалась «мертвая» зона — серые камни, талая вода, но уже в паре метров густой серебристый иней превращал пещеру в сказочный дворец. Из проема наверху свисала ледяная гирлянда из застывших камней и ледяного крошева. Как будто язык лавины, провалившись в щель, мгновенно смерзся в цельную массу.
— Ксиль… Что произошло?
— Лавина сошла, вот что произошло, — в голосе Ксиля сквозило раздражение. — И, сдается мне, это вовсе не случайность.
— Я не про лавину спрашиваю… — иней на стенах переливался, как алмазная крошка. — Я об… этом.
— Не знаю, — покаялся Максимилиан. — Просто в какой-то момент температура начала резко снижаться. Ты в это время была без сознания, пришлось выкручиваться самому. Я установил с помощью амулета что-то вроде вакуумной прослойки между слоями воздуха, чтобы изолировать часть пещеры. Только вот эффект оказался временный, — он вздохнул, оглядываясь на четкую границу, отделяющую темный камень от ледяной пещеры. — Сейчас внутри купола примерно минус двадцать, и постоянно холодает. Боюсь даже думать о том, что творится снаружи.
— Да уж, — я зябко передернула плечами. Доспехи надежно изолировали тело от холода, но лицо пощипывало от мороза. — Как будем выбираться?
— Никак, — князь пожал плечами. — Неподвижно я еще смогу переждать холод, но если попытаюсь идти, то мигом рассыплюсь на кусочки. Либо истрачу всю энергию подчистую, переводя ее в тепло. Что же касается тебя…
— Можешь не продолжать, — мрачно откликнулась я. — Замерзну насмерть через секунду после обрушения купола. Надеюсь, что утром станет потеплее.
— По логике, если это началось после заката, то и закончится должно с рассветом, — согласился Максимилиан. И иронично добавил: — Надеюсь, что равейны при создании ловушек руководствовались обычной, а не женской логикой…
Я тихонько прыснула в кулак.
— В этом случае правильнее говорить о человеческой и равейновской логике, если уж на то пошло. В любом случае, мы можем только ждать.
— Тогда предлагаю подвесить кокон и закутаться в одеяла, — хмыкнул князь. — Вряд ли моя «стенка» продержится больше часа.
Привычно свалив на Ксиля обязанности по установке кокона, я начала рыться в рюкзаке в поисках остальных одеял. Максимилиан тем временем натягивал полотно между известковыми колоннами, стараясь не выходить за пределы оттаявшего пятна. Кокон еле-еле поместился между сталагмитами. Я прикинула, что спать на этот раз будет тесновато. Особенно с учетом толщины одеял.
— Забирайся.
Максимилиан кивнул на выстеленное лерейским мехом полотно. Я не заставила себя ждать и с удовольствием зарылась в мягкие серебристые волны. Через некоторое время убежище покачнулось, принимая в себя тяжесть еще одного тела. Зашуршал полог, отсекая последние капельки света.
— Хороших снов, Ксиль, — вяло пробормотала я. Теплые пушистые одеяла действовали усыпляюще.