Коленки подогнулись. Скомканная рубашка выскользнула из ослабевших пальцев. Уже не просто дурное предчувствие — чистый страх затопил сознание. Почему же?..
— За одну минуту в раскрытых крыльях сгорает столько энергии, сколько вырабатывает за день атомная электростанция.
Странный взгляд. В сине-синих глазах — сожаление. Такое пугающе искреннее.
В ушах зашумело. Или это ветер поднялся?
— Прости меня, Найта.
Я непонимающе смотрела на него.
— Прости, — тишайший, ласковый шепот.
И тут я поняла.
Энергия. Колоссальные энергетические потери.
Поздно сообразила, дурочка… Надо было догадаться раньше — до того, как поддерживающие, оберегающие объятия превратились в удерживающий захват; до того, как чужие пальцы сдавили плечи до синяков, до мерещащегося хруста костей; до того, как страх, необоримый и стыдный, уничтожил саму способность сопротивляться, плести заклинания, бежать…
Слишком поздно!
— Прости…
«Противно чувствовать себя едой», — промелькнула мысль.
Горячие пальцы скользнули по руке — почти нежно. И — начали медленно выкручивать запястье, так, что нервы словно превратились в раскаленные нити, а вспышка боли отдалась в позвоночнике.
Неудивительно, что самого укуса я не почувствовала. Просто через некоторое время все ощущения перекрыло ощущение тошноты и слабости. По нарастающей — сильнее и сильнее, так, что уже безразлично было, как прекратить эти мучения. Да хоть бы и умереть.
А потом — как обратная реакция — наступила едва ли не эйфория. Головокружение, звенящая легкость во всем теле и пришедшее извне ощущение чужой любви — настолько абсолютной и всеобъемлющей, что, казалось, она исходила от некоего высшего существа.
* * *… Земля в лесу была влажноватой и холодной. Я сидела, обессилено привалившись к древесному стволу, и механически царапала обломанными ногтями выступающий из почвы корень.
«На штанах будет мокрое пятно, — подумала я. — Надо вставать».
В уши словно вода попала — звуки заглушал гул, а собственная речь доносилась словно со стороны.
— У меня же еще две попытки. Или я считаю неправильно? — не поручусь, но голос, кажется, все-таки дрожал. Шутка, и без того не слишком удачная, прозвучала и вовсе как жалоба.
Максимилиан потянулся ко мне. Я инстинктивно отпрянула, ударилась головой о дерево, ойкнула, заалела как маков цвет и отвела глаза. Князь только вздохнул:
— Выбора не осталось. Я должен был сложить крылья, а силы закончились. Чем дольше я ждал бы, тем больше пришлось бы взять потом.
Значит, «больше», чем сейчас? Выходит, мне повезло.
— Понимаю.
— Я не хотел, — он присел рядом. На сей раз мне удалось не дернуться, и голова не пострадала. — То есть, конечно, хотел, но…
По логике вещей, Ксиль сейчас не мог говорить искренне. Однако именно такое впечатление и создавалось. Он что, правда… раскаивался? Быть такого не может. Я неуверенно обернулась, встречаясь с ним взглядом… и застыла.
Красивым людям сложно сопротивляться. Красивым и обаятельным — трудно вдвойне. У Ксиля в достатке было и того, и другого. Я смотрела на него — на искусанные до пунцового цвета губы, на слегка слипшиеся от влаги ресницы — будто он сморгнул непрошенные слезы, на синие-синие глаза, полные неподдельного чувства вины… И понимала — все, пропала. Не могу ни злиться, ни обижаться.
В конце концов, князь прав. Какую бы он еще нашел себе жертву здесь, в лесу? Зверюшки не подойдут, они неразумные.
Впрочем, и я недалеко от них ушла.
— Ладно. Забыли.
Ксиль улыбнулся — так, что на душе у меня словно тучи разошлись и солнышко выглянуло. Я отчего-то вдруг почувствовала себя старше, чем он.
— Ты у всех своих жертв потом прощения просишь? — хмыкнула я, ощущая необъяснимое желание податься вперед и провести рукой по его волосам. Какие они, интересно? Черные — значит, должны быть жесткими. А на вид — как шелк. Вот странно.
— Только у тех, кто остается в живых. И потом, я очень не люблю оказываться в ситуации, когда просто не остается выбора. Страх смерти — неприятная штука, и еще неприятнее, когда из-за своих инстинктов, из-за своего страха смерти лишаешь кого-то жизни, — совершенно серьезно ответил Максимилиан, не спуская с меня взгляда. — Осознанное убийство или покушение на убийство — другое дело, а это… просто слабость. Поэтому — прими мои извинения.
Стало неловко. В последний раз так было, когда математичка просила у меня прощения за то, что несправедливо обругала. Тогда тоже в груди чувство довольства перемешивалось со смущением.
— Пожалуй, если разведешь костер, то прощу! — отшутилась я, стараясь прогнать напряжение. Почему-то теперь общаться с князем на равных, как он просил, стало легче. Ну, да, экстремальные ситуации сближают, как говорил Дэйр…
— Замерзла? — Ксиль выгнул брови. В глазах его промелькнуло озорное выражение. — Зачем тогда костер? Может, лучше сюда присядешь? — и он с самым серьезным видом хлопнул себя по колену. Так, будто предлагал совершенно нормальную вещь.
— Шел бы ты… за дровами, — выпалила я в сердцах и тут же прикусила язык, напоминая себе, что не с ровесником общаюсь.
Ксиль хмыкнул, но послушался и направился в глубь леса. Между тем очертания крыльев размылись, контур задрожал и вспух черным туманом. Я внимательно следила за тем, как языки тьмы втягиваются в бледную кожу, пока князь не скрылся за переплетением ветвей. А я осталась наедине со своими мыслями. Не самое приятное общество, вообще-то. И мысли неприятные.
Странный он какой-то, этот Максимилиан… Неправильный. Я видела раньше шакаи-ар из клана в нашем городе, и у всех, даже едва справивших столетие новичков, мелькало в глазах что-то такое… Древнее. И жестокое. Сходу и не скажешь, тридцать ему лет было до того или только шестнадцать. А Максимилиан казался бессовестно молодым, почти моим ровесником. Легко было забыть о его истинной сущности и расслабиться, заболтаться с ним, как со старым другом — там отшутиться, тут подколоть, схлопотать остроту в ответ, а потом вспоминать разговор с горьковато-сладким чувством.
До мурашек по спине.
Я прикрыла глаза. После бессонной ночи, адреналинового безумия и вынужденного донорства дремота накатывала непреодолимыми приступами. Гул в ушах постепенно сходил на нет. Да и прочие неприятные ощущение — слабость, головокружение — постепенно исчезали. Из чистого любопытства я провела рукой по шее, подсознательно ожидая наткнуться на классический след от вампирского укуса, примерами которого так щедро потчевала нас киноиндустрия.
Ничего — ни малейшего следа. Но это на физическом уровне. А на энергетическом… Сама себе я напоминала наполовину сдутый футбольный мяч. Жизненных сил почти не осталось, энергоконтур всмятку… Крови я потеряла не так уж много, судя по ощущениям, но восстановить ее будет труднее, чем все остальное, что со временем исправится и само.
— Вот, держи.
Я подскочила на месте, не сразу сообразив, что просыпавшийся рядом обильный дождь из веток и палок и есть обещанные дрова. Князь стоял рядом и по-кошачьи брезгливо отряхивал руки от мелкого сора.
— А как же костер? Не будешь разводить? — робко предположила я, отгребая от себя ветки. После такого резкого перехода от полудремы к бодрствованию голова опять начала кружиться.
Ксиль только плечами передернул:
— Спичек нет. А сама не можешь? Ты же равейна.
— Нет. Сейчас — не могу. И будь любезен, оденься, — проворчала я, отворачиваясь. Смотреть, как Максимилиан отряхивает соринки с груди и живота было почему-то неловко. Князь фыркнул, но скомканную рубашку подобрал, расправил и надел, правда, не утруждая себя застегиванием пуговиц, а потом принялся укладывать деревяшки в подобие шалашика. — Не совсем понимаю, зачем вообще понадобилось раздеваться, да еще на глазах у смотрителей, — добавила я, скрывая смущение.
— Рубашку пожалел, я сейчас так хорошо крылья контролирую, чтобы ее ими не порвать. К тому же так сложно было устоять, — пакостливо улыбнулся Ксиль. — Они же этого хотели… Подсознательно, разумеется. А кое-кто даже вполне осознанно представлял себе довольно… хм… интересные сюжеты. Любители мальчиков. Нет, я понимаю, Орден, полувоенная организация, с девушками проблемы…
— Ясно, — я покраснела и быстро сменила тему: — Ты точно спички не взял?
— Нет, — он качнул он головой, но сразу обнадежил: — Не переживай, без спичек обойдемся.
— А как? — мне стало любопытно. Магией шакаи-ар не владели, по крайней мере, стихийной.
— А так!
Ксиль быстро разворошил груду дров, выбрав несколько палочек, какой-то мелкий и легкий мусор, вроде сухого мха и трухи. Я с интересом следила за его действиями. Вот он сгребает мох в кучу, совершает сложные, почти мистические манипуляции с палочками, и…