– Как дела, сынок?
Кэм по-прежнему не мог привыкнуть к новым ноткам в голосе отца, но они ему нравились. Старая пословица была верна. «Лучше поздно, чем никогда».
– Все в порядке, пап.
Это ему тоже нравилось. Думать об Эвери как о «папе».
– Что-то я тебя почти не вижу в последнее время.
– Да, пожалуй. Просто я занят.
– Сегодня мне надо пойти на одно из этих благотворительных мероприятий. Я подумал, может, ты составишь мне компанию?
– Спасибо, пап, но…
– Мы могли бы провести немного времени вместе. – Эвери неестественно рассмеялся. – Это будет концерт, Кэмерон. Я не могу туда не пойти, но как досижу до конца, я тоже не представляю. Вот если бы там был ты, тогда дело другое. Сам понимаешь – два варвара, сидящие бок о бок среди культурных людей, и все такое.
Это было так не похоже на то, что ему когда-либо говорил отец, что Кэм почувствовал, как к его горлу подступил комок.
– Твоя мать, – сказал Эвери, негромко рассмеявшись. – Твоя мать любила ходить на такие вечера.
Кэм затаил дыхание. Он еще ни разу в жизни не слышал, чтобы отец упоминал при нем о матери.
– Правда? – осторожно спросил он.
– Это из-за нее я стал жертвовать деньги на все это – Совет по искусствам, театр, музей. – Эвери прокашлялся. – Сам не знаю почему, но я много думал о твоей матери несколько последних недель. Какую гордость она бы испытала, увидев, какими взрослыми стали ты и твои братья.
– Да. – Кэм вздохнул. – Мы… я… тоже о ней думаю.
– Я невероятно, ее любил, Кэмерон. – Голос отца стал хриплым. – Так сильно, что иногда я боялся это показывать. Я знаю, что это прозвучит неправдоподобно, но…
В эту секунду Кэм против собственного желания представил себе Саломею, лежащую под ним с потемневшими от страсти глазами. Усилием воли он отогнал от себя эту картину как раз тогда, когда его отец заговорил снова.
– Ну, так что, – спросил Эвери, – как насчет сегодняшнего вечера? Если ты к этому не готов, я пойму.
– Я готов, папа.
– Отлично, сынок. Я заеду за тобой в половине седьмого.
Кэм побрился. Принял душ. Надел смокинг. Сказал себе, что провести вечер в обществе – это прекрасная мысль. Он не будет думать о Саломее. Совсем не будет – разве только для того, чтобы испытать презрение к себе за то, что он вообще когда-то думал о ней.
Она для него больше не существовала. Ее больше не было в его жизни, и ему это было абсолютно безразлично.
Их места в концертном зале, оформленном в стиле барокко, находились в середине четвертого ряда. Они одновременно раскрыли свои программки.
– «Вечер встречи с искусством», – прочитал вслух его отец и глубоко вздохнул. – Это надолго, Кэмерон. Немного одного, немного другого, и все – одинаково плохо. Речи. Выступления. Сопрано, которое будет похоже на кошачий визг; хор мальчиков, которые будут стараться петь ангельскими голосами. Фламенко в исполнении гитариста и, боже мой, кордебалет. Спасибо, что пришел, сын. Я бесконечно тебе признателен.
Кэм кивнул. Каким-то образом им с отцом удалось вытерпеть первую часть. Во время перерыва они отправились купить себе что-нибудь выпить, по пути здороваясь с самыми разными людьми, хотя его отец делал это не так активно, как в былые времена. Потом они вернулись на свои места.
Кэм устроился в кресле поудобнее. С трудом подавил зевок, когда полная женщина выводила трель, протягивая руки к полному мужчине в никудышном парике. Переложил ногу на ногу, когда другой мужчина загубил совсем неплохую игру на гитаре тем, что пытался выглядеть значительным и загадочным.
Вежливые аплодисменты гитаристу. Шорохи. Покашливания. Занавес снова поднялся; зазвучала музыка.
Кэм сложил руки на груди и прищурился, глядя, как на сцене одна за другой появляются балерины.