У мистера Цоллера сделалось странное лицо, полное сочувствия. Эмма этого не видела. Когда он заговорил, она представления не имела, что что-то не так.
— Да, мэм. Эту посуду делают прямо здесь, в Фоллзе, семейство Ларсон. Они живут чуть подальше, возле таверны «Голодный вепрь».
— Как мило, — ответила Эмма, разглядывая другие товары. На одной из полок стоял уродливый чайный сервиз отвратительного зеленого оттенка. Мистер Цоллер проследил за ее взглядом и с гордостью ткнул в него пальцем.
— Подлинная глазурованная посуда, прямо из Сент-Луиса. — Он широко улыбнулся. — Это глина, но покрытая глазурью, чтобы придать ей вид самого лучшего серебра. Посуда, достойная королей.
Эмма снова улыбнулась. Ей нечего делать в этом магазине. Уже собравшись уходить, она повернулась, чтобы задать хозяину вопрос. Важный вопрос. Следует задать его как-нибудь поестественнее.
— Благодарю, мистер Цоллер. Кстати, как легче всего добраться до конторы моего мужа? Я ужасно плохо ориентируюсь.
Эмма надеялась, что ослепительная улыбка несколько сгладит впечатление от ее вопроса.
Лицо мистера Цоллера осталось бесстрастным.
— Ну, думаю, вы просто отсюда пройдете один-два дома по Мейн-стрит и увидите вывеску с именами судьи Хокинса и вашего мужа.
— Спасибо. — Эмма поплотнее завернулась в попону. И именно в тот момент заметила синюю миску из необожженной глины, полную сморщенных лимонов. Это было странно: миска с лимонами, которые выглядели хуже, чем любые продукты, залежавшиеся в ящике для овощей у нее дома.
И снова опытный лавочник заметил ее любопытство.
— Вы когда-нибудь видели такие раньше, мам? Настоящие апельсины! Конечно, это особый продукт. Мы получаем их только на праздники.
— Праздники?
— Да, мэм. До Рождества осталось меньше двух недель.
— До Рождества, — повторила она.: т — О, благодарю вас. Едва она успела выйти из лавки, как в комнате появилась седая женщина.
— Ну, Ганс! Расскажи мне, расскажи мне все! Ты видел, что на ней надето? Пробыла здесь почти полгода и ни разу не вставала с постели. Этот бедняга все делает сам, и мужскую, и женскую работу. Что она говорила?
— Успокойся, женщина.
Тридцать лет он провел рядом с ней и уже притерпелся к ее страсти к сплетням. Она была неплохой женщиной, только уж больно любила досужую болтовню.
Его жена знала, когда следует подождать. Она занялась перекладыванием леденцов, пока Ганс смотрел в окно. Наконец он заговорил.
— Бедная женщина, — прошептал он. — Не знаю, встречал ли я когда-либо раньше молодую леди, которая так горевала бы о смерти своего малыша.
— Это еще не все! — Его жена тут же подскочила к нему, не в силах больше ни секунды держать при, себе пикантную новость. — Говорят, ее муж тоже странный. В нем есть кровь дикарей — делаверов, по-моему. Ты не знал? Старый Эмиль Дженкинс клянется, что слышал, как он говорил на языке делаверов с индейцами, которые ехали в свою резервацию.
Мистер Цоллер не был удивлен. В этом молодом человеке было что-то такое, что отличало его от остальных. Хотя лавочника и заинтересовало сообщение жены, он постарался скрыть это. Если бы он проявил хоть капельку любопытства, то уже никогда не заставил бы ее замолчать. Вместо этого он наградил ее суровым взглядом.
— Тихо, женщина, — проворчал он. Она остановилась, и он заговорщически подмигнул ей. — Что ты скажешь, если мы немного попробуем того нового сидра?
Эмма чувствовала себя не очень хорошо. Возможно, виной тому холод, или то, что она ничего не ела, кроме того маленького кусочка кукурузного хлеба в начале дня, или то злосчастное столкновение с боровом Джаспером.
Она увидела вывеску. Сверху, крупными буквами, стояло имя судьи Хокинса, более мелкими значилось: «Майкл Грэхем, адвокат».