— Я всем расскажу, что ты тайком бродишь ночью по школе!
— Ладно, — сказал Кэлл. — Я всем скажу то же самое о тебе.
— Ты не посмеешь, — воскликнул Джаспер, хватаясь за край стола.
— Ты же не станешь этого делать, правда, Кэлл? — спросила Селия.
Внезапно Кэллу расхотелось быть здесь. Он не хотел ругаться с Джаспером или угрожать Селии, бродить в темноте или прятаться в уголке, пока Мастера обсуждали темы, от которых у него волосы вставали дыбом. Он хотел быть в своей кровати, обдумывать разговор с отцом, пытаться выяснить, что имел в виду Алистер, и возможно ли, что всё не так плохо, как казалось. К тому же, он хотел тщательно проверить коробку — вдруг там ещё завалялись желатиновые конфеты.
— Слушай, Джаспер, — проговорил мальчик. — Я не специально занял твоё место. К этому моменту ты уже должен был понять, что я правда, на самом деле, честно не хотел его получать.
Рука Джаспера опустилась. Его чёрные волосы начали отрастать и лезть в глаза, не оставив и следа от дорогой стрижки.
— Разве ты не понимаешь? От этого только хуже.
Кэлл непонимающе моргнул.
— Что?
— Ты не знаешь, — проговорил Джаспер сквозь зубы, сжимая ладони в кулаки. — Ты не знаешь, каково это. Моя семья всё потеряла во Второй войне. Деньги, репутацию, абсолютно всё.
— Джаспер, не надо, — Селия потянулась к нему, явно намереваясь прекратить его тираду. Не сработало.
— Если я добьюсь успеха, — продолжил Джаспер, — если стану лучшим, то это может всё изменить. Но для тебя учёба здесь ничего не значит.
Мальчик стукнул ладонями по столу. К удивлению Кэлла, от пальцев Джаспера полетели искры. Джаспер резко оторвал руки от столешницы, с удивлением разглядывая их.
— Кажется, у тебя получилось, — подметил Кэлл. После воплей Джаспера его голос прозвучал до странного тихо. На секунду мальчики переглянулись. Потом Джаспер отвернулся, а Кэлл, чувствуя неловкость, направился к выходу их Библиотеки.
— Прости, Кэлл! — крикнула ему вслед Селия. — Утром он будет не таким сумасшедшим.
Кэлл не ответил. Он думал, что так не честно: у Аарона не было семьи, семья Тамары была пугающий, а теперь ещё и Джаспер. Скоро он никого не сможет ненавидеть, не терзаясь угрызениями совести.
Кэлл поднял клетку и направился к ближайшему проходу.
— Больше никаких остановок, — предупредил он ящерицу.
— Уоррену известен лучший путь. Иногда лучший путь — не самый быстрый.
— Уоррену не стоит говорить о себе в третьем лице, — ответил Кэлл, но позволил элементалю показать ему остаток пути до комнаты. Когда Кэлл поднял руку с браслетом, чтобы открыть дверь, ящерица заговорила.
— Выпусти меня, — напомнила она.
Кэлл замер.
— Ты обещал. Освободи меня.
Ящерица вперила в него умоляющий взгляд пылающих глаз.
Кэлл поставил клетку на каменный пол возле двери и опустился перед ней на колени. Потянувшись к задвижке, мальчик вдруг понял, что забыл задать самый главный вопрос.
— Уоррен, а почему Мастер Руфус держал тебя в клетке в своём кабинете?
Брови элементаля поползли вверх.
— Любопытный.
Кэлл покачал головой, неуверенный, кого из них двоих Уоррен имеет в виду.
— Что это значит?
— Выпусти меня, — проговорила ящерица, и её шелестящий голос был больше похож на шипение. — Ты обещал.
Вздохнув, Кэлл открыл клетку. Ящерка взбежала по стене на потолок к паутинообразной нише. Кэлл с трудом мог разглядеть огонёк вдоль её спины. Мальчик поднял клетку и затолкал её за скопление сталагмитов, надеясь, что утром сможет окончательно от неё избавиться.
— Ну ладно, спокойной ночи, — пожелал элементалю Кэлл, прежде чем скрыться внутри. Но, когда дверь открылась, существо проворно шмыгнуло внутрь впереди него.
Кэлл попытался прогнать ящерицу, но Уоррен последовал за ним в спальню и свернулся возле одного из камней, светившихся в темноте, став почти невидимым.
— Останешься у меня с ночёвкой? — поинтересовался Кэлл.
Ящерица лежала неподвижно, её красные глаза были полуприкрыты, а язык слегка торчал из пасти.
Кэлл был слишком измотан, чтобы переживать о том, безопасно ли иметь рядом элементаля, пусть и спящего. Столкнув на пол коробку и все вещи, присланные отцом, мальчик свернулся калачиком на кровати, одной рукой сжимая отцовский браслет и проводя пальцами по гладким камням. Так он и заснул. Последней его мыслью перед сном были яркие вращающиеся глаза Одержимого хаосом.
ГЛАВА 13
На следующий день Кэлл проснулся в страхе, что Мастер Руфус что-нибудь скажет о разбросанных бумагах, сломанной модели или письме, исчезнувшем из его кабинета… но ещё больше мальчик страшился, что маг заведёт разговор о пропавшем элементале. Всю дорогу до трапезной он еле переставлял ноги, но, придя туда, Кэлл услышал перепалку между Мастером Руфусом и Мастером Милагрос.
— Последний раз повторяю тебе, Руфус, — говорила она оскорблённым тоном, — я не брала твою ящерицу!
Кэлл не знал, что чувствовать: то ли устыдиться, то ли рассмеяться.
После завтрака Руфус привёл их обратно к реке, где поручил практиковаться с водой: поднимать её в воздух, подбрасывать и ловить так, чтобы не промокнуть. Довольно скоро Кэлл, Тамара и Аарон запыхались, смеялись и были насквозь мокрыми. К концу дня Кэлл совершенно обессилел. Он настолько утомился, что события прошлого дня казались далёкими и ненастоящими. Мальчик вернулся в комнату, чтобы поразмыслить над письмом отца и браслетом, но отвлёкся на тот факт, что Уоррен сожрал один из его шнурков, втянув его в пасть, как длинную макаронину.
— Дурацкая ящерица, — пробормотал Кэлл, пряча повязку, которую надевал на испытание с вивернами, и скомканное письмо от отца в нижний ящик стола и закрывая его, чтобы элементаль не съел и эти вещи.
Уоррен ничего не ответил. Его глаза стали сероватыми. Кэлл подозревал, что из-за шнурка у существа началось несварение.
К удивлению Кэлла, больше всего от попыток разгадать таинственные слова отца его отвлекала учёба. Ребята больше не занимались в Комнате песка и скуки. Вместо этого они посвящали время целому ряду новых упражнений, за которыми следующие несколько недель прошли незаметно. Учёба всё ещё была сложной и приносила кучу расстройств, но, чем больше Мастер Руфус приобщал их к магическому миру, тем сильнее становилось восхищение Кэлла.
Мастер Руфус научил их чувствовать взаимосвязь с элементами и лучше понимать глубинное значение того, что он называл Синквейном18, который Кэлл мог произнести наизусть даже во сне, наравне с пятью принципами магии.
Огонь хочет гореть.
Вода хочет течь.
Воздух хочет парить.
Земля хочет твердеть.
Хаос хочет поглощать.
Они научились разжигать маленькие костры и заставлять пламя плясать на ладони. Они научились управлять волнами в пещерных водоёмах и подзывать бледных рыбин (хотя, к бесконечному раздражению Кэлла, управлять лодками они так и не умели). А потом они начали учиться тому, что нравилось Кэллу больше всего, — левитации.
— Сосредоточенность и практика, — сказал Мастер Руфус, ведя их в комнату, покрытую упругими матами, внутри которых находился мох и сосновые иголки с деревьев, окружавших Магистериум. — Лёгких путей нет, маги. Нужно сосредоточиться и практиковаться. За дело!
Ребята по очереди пытались призвать энергию из окружавшего их воздуха и использовать её, чтобы оторвать стопы с земли. Балансировать в воздухе было куда сложнее, чем Кэлл предполагал. Раз за разом они с хохотом падали на маты, приземляясь друг на друга. В итоге косичка Тамары оказалась у Аарона во рту, а её нога — на шее у Кэлла.
Наконец, почти в конце занятия, внутри Кэла что-то щёлкнуло, и он смог зависнуть в воздухе сантиметрах в тридцати от земли, даже не пошатываясь. Гравитация не давила на его ногу, ничто не мешало ему двинуться по воздуху в сторону — разве что полное отсутствие практики. Голову мальчика заполнили мечты о том дне, когда он сможет летать по коридорам Магистериума быстрее, чем когда-либо смог бы бежать. Это будет напоминать езду на скейтборде, только лучше, быстрее, выше и позволит выполнять куда более безумные трюки.
Потом Тамара скосила на него глаза, из-за чего сосредоточенность мальчика рассеялась, и он грохнулся на мат, оставшись лежать там и просто вдыхая и выдыхая.
На протяжении мгновений, которые он провёл в воздухе, его нога не болела, ничуточки.
К концу урока ни Тамара, ни Аарон не смогли зависнуть в воздухе, но Мастера Руфуса отсутствие у них прогресса даже радовало. Несколько раз он заявил, что давно не видел ничего смешнее.