В те времена дети неожиданно заговорили совершенно устаревшим школьным арго. Например, много лет уже никто не говорил вместо «хорошо» — «зыко», «зыкинско». Так выражались мои сверстники году в 74-м. И вдруг старое арго вернулось. «Ну, зыко он его!..» Впоследствии я нашла объяснение этому явлению. Мультики, которые изобильно шли в видеосалонах, переводились как раз моими ровесниками, а они, видимо, решили придать своим переводам «детский колорит» и воспользовались старыми школьными воспоминаниями. Восприимчивая детвора охотно переняла у своих любимцев, придурковатых птичек и мышек, манеру выражаться.
Заборы и водосточные трубы обклеивались объявлениями, чаще всего написанными от руки: «Ломовой боевик!», «Убийственные ужасы!», «Душераздирающая драма!», «Эротический кошмар "Нагая среди каннибалов!"»
Я искала «Конана». А он, как назло, нигде не шел. Наконец отыскался — в видеосалоне ДК им. Орджоникидзе, во глубине Васильевского острова. Как я ждала встречи с этим героем! Ехала и думала: не достанется билетов, слишком уж хочу. Однако билеты были. Вообще народу, желающего посмотреть «Конана», оказалось не так уж много.
Наконец подошло время смотреть «Конана»... и в последний миг этот фильм заменили на «Терминатора»! Я едва не разрыдалась. Я беспомощно взывала: «Как же?.. А ведь говорили?..» Ушлые ребята-прокатчики бойко утешали, как могли: «Да что вы, в самом деле, так расстраиваетесь. Это почти то же самое, что и "Конан". Тоже боевик, тоже Шварценеггер. Великолепный фильм, получите огромное удовольствие...» Я безутешно мотала волосами и всхлипывала: «Нет, не то же... не то же...»
Вторая попытка посмотреть «Конана» оказалась такой же безуспешной: фильм опять заменили — на «Рыжую Соню». («Король русского полипа» бесстрастно переводил: «Красная Сонья. Очнись. Не время спать теперь».) Шварценеггер в этом фильме играет второстепенную роль принца по имени Калидор.
Просмотры такого рода неизменно связаны были с необходимостью сохранять серьезный, даже мрачный вид и глядеть поверх голов, ибо 99 процентов посетителей подобных сеансов — дети. Топтаться в ожидании начала показа по пузырящемуся линолеуму, в унылом и тесном подвале. У закрытой двери в зрительный склеп (залом не назовешь) — толпы шестиклассников. Докуда дотягивается кулак, дотуда и дерутся. Беседы — соответственные. И я, великовозрастная тетя, стою — глаза заведены к ржавому потолку, на лице отрешенность.
Своеобразная детская этика: какие бы волны драк вокруг ни бушевали, ни одна меня (чужого) не заденет. Мы из безнадежно разных миров.
Но вот закончился предыдущий сеанс — мультфильмы. Мальчишки, взревев, рванулись к входу.
— Дайте людям выйти!!!
Тоненькой струйкой просачиваются наружу из склепа младшеклассники.
— Хм! «Люди»! Мелкота...
— Витька! Второй ряд забивай!
— Фигля второй? Первый!
— Первый несолидно...
Я не люблю смотреть трогающие меня фильмы прилюдно — в кино, в видеосалоне, в компании. Но иногда в этом была своя прелесть. Помню, во время просмотра фильма «Вспомнить все» («Возвращенные воспоминания») Шварценеггера хватают злые гады и, одолев, приковывают к креслу — пытать. Сидевший рядом со мной мальчик весь напрягся, подался вперед и в забытьи прошептал:
— Конан! Не сдавайся!
Да. Любой фильм со Шварценеггером был, в сущности, фильмом о Конане.
* * *Первый роман о Конане, прочитанный мною, назывался не то «Конан Непобедимый», не то «Конан Победоносный». Все книги о Конане были озаглавлены по одному и тому же типу: имя героя плюс эпитет («Мятежник», «Чемпион»), Принадлежал мой первый «Конан» перу довольно даровитого писателя Роберта Джордана. Я читала его днем и ночью. Там рассказывалось о злом маге Аманаре, которому нужны были для адского ритуала девушки и драгоценные камни (волшебные), а служили ему люди-змеи с'тарра, описанные с жутковатым реализмом: плащ с низко опущенным капюшоном, свистящий шепот... Конан идет по следу с'тарра и похищенной девушки. С ним его товарищи — старый, но еще крепкий разбойник Ордо и буйная нравом рыжеволосая красавица Карела по прозвищу «Рыжий Ястреб» (в оригинале был «Красный Сокол», но это вызывало ненужную ассоциацию с авиаторами сталинской поры).
В конце концов я решила перевести книгу на русский язык. Владеть таким сокровищем в одиночку представлялось мне чем-то нечестным. Закончив последнюю стирку и уложив ребенка спать, около полуночи я уходила на кухню с книгой, словарем и пачкой бумаги — и писала, пока глаза не начинали слипаться.
А вот что мне решительно не нравилось, так это американские названия книг о Конане. Безликие и ни о чем не говорящие, кроме очевидных достоинств главного героя («меченосец», «торжествующий», «триумфатор»). Я решила придумать собственные. Так появились заголовки «Черный камень Аманара», «Тайна врат Аль-Киира» и «Четыре стихии».
Впоследствии, когда русские переводы, а затем и русскоязычные поделки в стиле «Конан» хлынули потоком, именно эта традиция заголовков закрепилась и восторжествовала. Впрочем, она вполне соответствовала изначальному замыслу — еще Говарда, который все свои вещи озаглавил по старинке: «Башня слона», «Железный демон», «Бог из чаши» и т. п.
Вообще же я страшно гордилась званием «крестной матери советского Конана» и похвалялась сим достижением на каждом углу. Лет восемь спустя после моих первых переводческих опытов Мария Васильевна Семенова сказала мне:
— Между прочим, первая перевела «Конана» на русский язык — я.
Я обиделась:
— Ну вот еще.
— Да,— продолжала Маша,— Именно. Тогда еще английских оригиналов ни у кого не было, а я случайно в букинистическом купила томик. Сперва просто читала, а потом поняла: это так здорово, что владеть этим в одиночку просто подло по отношению к остальным. Надо бы для всех... И перевела!
И тут впервые проблески догадки замелькали у меня в голове.
— А как выглядела та книжка? Желтая такая? И на обложке фотография Арнольда Шварценеггера?
— Да...
— И стоила сия книжица десятку?
— Да... кажется.
— Угу. Это была моя книга. Я ее перевела, а потом продала оригинал, когда мы без денег сидели. Удивилась еще, что так быстро книгу купил кто-то...
Из этих переведенных мною романов о Конане был сооружен первый том «северо-западовской» Кононады, известный как «красный Конан». На обложке толстого тома — этюд в багровых тонах: голый Конан-варвар и голый же демон, бугрясь мышцами мясного цвета, схлестнулись в непримиримой борьбе. Выглядит чудовищно. Некоторые знатоки анатомии уверяют, что если выпрямить странно изогнутые в процессе поединка конечности Конана, то одна рука у него окажется длиною до колена, а вторая чуть ли не в два раза короче. О стилистических красотах текста переводов скромно умолчу.
Но эта смешная, дилетантская книжка все же дорога мне — как свидетельство моей первой любви.
За «красным Конаном» последовали и новые. Я переводила одну книжку за другой, бодро и лихо, кое-что сочиняя от себя, если текст начинал казаться мне вялым (особенно это касалось божбы и острот персонажей).
«Конан» победоносно шествовал по Петербургу, и один из моих одноклассников, встречая меня на улице, неизменно благодарил за «Конана». В то время эпопея о герое-варваре составляла его основное чтение. Он работал на стройке, очень уставал и отдыхал, забываясь над книжками моего производства.
Затем родился «американский писатель-авангардист», помешанный на своем кельтском происхождении,— некий Дуглас Брайан, который, как было написано в аннотации, «совершенно неожиданно для себя написал несколько романов о Конане».
Дуглас Брайан — это я.
Сочинялось легко и быстро, мне иной раз самой делалось интересно: а дальше-то что? Особых проблем со стилем не возникало: изливаемые мною в компьютер строки были всяко не хуже переводческих поделок. Впрочем, не скажу, что не старалась написать получше,— ведь я любила Конана.
Именно тогда появился термин «конина».
Помните «Трех мушкетеров»: эпизод, когда Портос продал великолепного коня, подарок Бекингэма, и на вырученные деньги накупил разных яств, а Атос догадался, откуда у Портоса деньги?
«— Знаете ли вы, что мы сейчас едим? — спросил Атос спустя несколько минут.
— Еще бы не знать! — сказал д'Артаньян.— Что до меня, я ем шпигованную телятину с артишоками и мозгами...
— Все вы ошибаетесь, господа,— серьезно возразил Атос,— вы едите конину... Да, конину. Правда, Портос, мы едим конину? Да еще, может быть, вместе с седлом?
— Нет, господа, я сохранил упряжь,— сказал Портос...»
Да, мы ели конину. Рагу из Конана. И тогда, и спустя
еще пять лет...
Не сказала бы, кстати, что Дуглас Брайан был таким уж халтурщиком. Во-первых, он преклонялся перед Говардом, хорошо знал Хайборийский мир, никогда не позволял себе, находясь в древнем мире, измерять расстояние милями, время — часами, размеры предметов — дюймами, а температуру воздуха — градусами по Фаренгейту. За этим он следил чрезвычайно внимательно. Дуглас Брайан на самом деле искренне любил Конана.