— Добрый день, — выдавил я, хватая ртом воздух. — Грехи ее деда я еще могу понять, но в чем заключается канцерогенность ее отца?
— Все очень просто, — усмехнулся Франсуа. — Его фамилия — Далессандро.
— Владелец «ФАМА»? Итальянского автомобильного концерна?
— Вот именно. Главный загрязнитель шоссейных и прочих дорог. Не говоря уже о вредных отходах их производства… — Франсуа произносил это с каким-то извращенным восторгом.
Я взглянул на девушку и спросил:
— Он меня опять разыгрывает?
— Нет, все правильно. Обвинение обоснованно, — призналась она. — Прошу обратить внимание, что наш апостол Лука забыл упомянуть, что мой экологически грешный отец в войну воевал на стороне американцев. А вы сами откуда, Мэтью?
— По случайному совпадению, из еще одной столицы автомобилестроения — Диборна, штат Мичиган. Только моя фамилия не Форд.
Франсуа, показывая на меня пальцем, шутливо предостерег:
— Между прочим, Сильвия, с этим типом надо держать ухо востро. Это он только притворяется таким простачком с крестьянской фермы. А на самом деле он профессиональный пианист и владеет итальянским.
— Правда? — Она взглянула на меня с уважением.
— Ну, до вашего английского мне очень далеко. Но когда вы всерьез занимаетесь музыкой, итальянский вам просто необходим.
— Un amante dell opera? Вы любите оперу? — живо спросила она.
— Да. А вы?
— Безумно! Если вы родились в Милане, то неизбежно будете сходить с ума по двум вещам — футболу и опере. La scalciata и La Scala.
— И la scallopina[1], — добавил я, гордый своей эрудицией.
В этот момент Франсуа прорычал:
— А теперь все займите свои места и закройте рот! Коктейль будет позже.
Разговор моментально стих, и мысли присутствующих сосредоточились на медицине.
Все расположились как кому удобнее. Сильвия и еще двое сели прямо на пол, по-турецки.
— Позвольте вас сразу предостеречь, — с места в карьер начал Франсуа. — Если кто-то еще не успел возненавидеть меня всей душой, то это наверняка произойдет к концу первой недели нашей работы в поле. Там будет очень жарко и опасно. И все время на нервах. В таких условиях вам еще бывать не приходилось. Эфиопия и до гражданской войны входила в число беднейших стран мира, с годовым доходом девяносто долларов на душу населения. Народ там живет в условиях постоянного голода, усиливаемого нескончаемой засухой. Это подлинный кошмар.
Он перевел дух и сказал:
— А теперь, как и подобает, начнем с чумы.
Проект номер 62 организации «Медсин Интернасьональ» был запущен.
Судя по всему, в том, что касается женщин, я испытываю комплекс киноперсонажа Гручо Маркса, которому открывают двери там, куда он вовсе и не рвется. Стоит какой-нибудь особе противоположного пола проявить ко мне маломальский интерес, как я пускаюсь в бегство. Так случилось и в Париже в то утро.
Но, конечно, не с Сильвией, а с Дениз Лагард.
Это была бойкая остроумная докторша из Гренобля с впечатляющим «балконом» — как живописно выражаются французы. (Поразительно, как быстро набираешься полезных словечек!) В любой другой ситуации она показалась бы мне исключительно аппетитной.
Ужинать мы все отправились в какой-то ресторан, где подавали — хотите верьте, хотите нет — более двухсот сортов сыра. В обычных обстоятельствах я бы сейчас пребывал в гастрономическом раю. Но в тот вечер мои вкусовые рецепторы, как и все прочие органы чувств, совершенно одеревенели. Слишком сильным оказалось первое впечатление, произведенное на меня Сильвией.
Дениз ухитрилась сесть рядом со мной и, не смущаясь, двинулась в атаку. Через три часа, попивая кофе, она с беззастенчивой откровенностью объявила:
— Мэтью, я нахожу тебя крайне привлекательным.
Я отреагировал ответным комплиментом, надеясь, что это не заведет меня туда, куда, несомненно, должно было завести.
— Хочешь, я покажу тебе Париж? К несчастью, ответил я неудачно:
— Спасибо, я его уже видел.
Она все поняла, и у меня появился первый враг.
Сильвия никогда не бывала одна. Подобно персонажу известной сказки, она всюду появлялась в сопровождении вереницы поклонников и прихлебателей обоего пола.
И я быстро понял, насколько плотно ее опекают. В самом зловещем смысле.
В ту пятницу я пришел на лекцию рано. Взглянув от нечего делать в окно, я заметил Сильвию, она грациозно прошагала по тротуару и вошла в здание. Любуясь ею, я вдруг заметил, что в дополнение к обычной свите метрах в ста сзади за ней следует огромный, похожий на шкаф тип средних лет. У меня появилось пугающее ощущение, что он ведет за ней слежку. Конечно, это мог быть и плод моего воображения, поэтому сразу я ей ничего не сказал.
Получасовой перерыв на обед мы (согласен, не слишком по-французски) проводили тут же, поглощая свои сандвичи-багеты. Сильвия вышла на улицу, чтобы купить газету. За несколько минут до начала следующей лекции я увидел, как она возвращается. В десятке метров от нее торчал тот же дядька, напряженно следивший за ней взглядом.
Теперь я точно знал, что ничего не придумываю, и решил ее предостеречь.
После занятий, когда мы дружной стайкой вернулись в свой «Термит-Хилтон», как мы окрестили ночлежку, я бесстрашно спросил у Сильвии, не откажется ли она пропустить со мной по стаканчику и переговорить по одному конфиденциальному вопросу.
Она ответила дружелюбным согласием, и мы отправились в небольшой винный погребок по соседству.
— Итак? — улыбнулась она, глядя, как я втискиваюсь в тесную кабинку с бокалом белого вина в каждой руке. — В чем дело?
— Сильвия, я не сомневаюсь, что у тебя этот вечер уже распланирован. Поэтому буду краток. Не хочу тебя расстраивать… — Я колебался. — Но мне кажется, за тобой кто-то следит.
— Я знаю. — Она нисколько не удивилась.
— Знаешь?
— За мной всегда следят. Отец боится, как бы со мной чего не случилось.
— Иными словами, этот тип — твой телохранитель?
— В некотором роде. Но я предпочитаю думать о Нино как о моем добром волшебнике. Ты не думай, папа у меня не сумасшедший. Мне горько это говорить, но причины у него достаточно веские… — Голос у нее дрогнул.
О господи! Я, кажется, наступил на больную мозоль. Я вдруг вспомнил, что ее мать много лет назад была похищена и убита. Я сам читал в газетах. Пресса кричала об этом по обе стороны океана.
— Ах ты, — смущенно пробурчал я. — Прости, что спросил. Мы можем вернуться к остальным.
— А куда нам спешить? Допьем лучше свое вино и немного посплетничаем. Ты следишь за чемпионатом НБА?
— Не очень внимательно. Ты же знаешь, ординатор каждую свободную минуту использует, чтобы поспать. А почему ты спросила?
— Понимаешь, «ФАМА» содержит собственную профессиональную команду в Европейской лиге. Каждый год мы вербуем игроков, вылетевших из НБА. Я думала, может, ты приметил одного игрока из «Детройт-Пистоне», в последнее время он немного сбавил, но, кажется, еще в состоянии пару сезонов продержаться в лиге пониже.
— Знаешь что? Я проконсультируюсь у специалиста. Когда стану писать своему брату Чазу, спрошу его. Он на спорте просто помешан.
— Вот чего мне будет недоставать в Африке! Всякий раз, как наши ребята играли в Англии, отец прилетал и брал меня на игру.
— А между матчами ты в Англии чем занималась?
— После смерти матери я там училась без малого десять лет. И медицинский диплом получила в Кембридже.
— Ага, вот откуда у тебя это потрясающее произношение. А какая у тебя врачебная специальность?
— Пока не решила. Но думаю, что-нибудь вроде детской хирургии. Это будет зависеть от того, какие у меня руки — что я и намерена выяснить. А ты?
— Ну, поначалу меня тоже манил скальпель. Но я совершенно уверен, что через несколько лет этот инструмент отойдет в прошлое и все будет делаться посредством генных технологий. Именно этим я и хотел бы в конце концов заняться. Так что после Африки пойду изучать что-нибудь вроде микробиологии. А пока я весь в предвкушении нашей поездки. А ты?
— Вообще-то, только это между нами, я иногда сомневаюсь, что у меня получится.
— Не волнуйся. Если учесть, сколько факторов было против тебя, я уверен, что Франсуа не стал бы тебя брать, если бы не считал, что ты справишься.
— Надеюсь, — едва слышно сказала она. В голосе все еще слышалась неуверенность.
И я вдруг почувствовал, что под этой безупречной внешностью кроется сомневающаяся натура. Было приятно знать, что ничто человеческое ей не чуждо.
На выходе из бистро я приметил Нино, торчащего возле парковки. Он делал вид, что читает газету.
— А кстати, Сильвия, он и в Эритрею с тобой полетит?
— Нет, слава богу. Вообще-то мне впервые придется по-настоящему позаботиться о себе самой.
— Что ж, если тебя это утешит, можешь сообщить своему отцу, что я стану тебя оберегать.