— Эй, Озриэль, Орест, вы меня слышите?..
Никто не ответил. Я вздохнула, зачерпнула горсть мази и шмякнула сперва на правую, а потом на левую щеку. Отложила баночку, в которой осталось меньше половины, и старательно размазала крем по лицу. Он почему-то не впитывался. Сходство с призраком стало окончательным. Средство действовало на кожу успокаивающе, но зуд, снова усилившийся после возвращения в комнату, не прошел. Что ж, наверное, нужно время, чтобы оно подействовало. Вот завтра и проверим, какова истинная цена народным рецептам.
Я завинтила крышку, вернула баночку на стол и забралась в кровать. Отчаянно хотелось кого-нибудь обнять, и я вспомнила про крысу-пуфик. Но он мало того что снова обзавелся хвостом, так еще и попискивал. Обивка смутно напоминала шкурку. Я перевернулась на бок и закрыла глаза. В запасе у меня всего четыре дня, а единственный пришедший в голову план зависел от того, успеют ли за это время доставить голосовую микстуру. Это и планом-то нельзя назвать, ведь я фактически ни на что не могу повлиять…
Сглотнув ком в горле, я мысленно пожелала спокойной ночи Магнусу, Озриэлю, Эмилии, Индрику, мадам Гортензии и всем-всем друзьям, оставшимся в Затерянном королевстве. Заснула на имени Робина, и последней связной мыслью было: щеки все равно чешутся, дурите волшебный народ, бабуля…
* * *Проснулась оттого, что у меня ничего не чесалось. Точно так, бывает, пробуждаешься, если шум, при котором засыпал, резко прекращается. По щеке разливалась благостная прохлада, но почему-то только по одной. Я мурлыкнула от удовольствия и повернула голову, подставив под прохладу вторую. Сразу обе не получалось. Уже готовясь снова провалиться в сон, почувствовала, что постель стала слишком жесткой и холодной. Ступни совсем заледенели, а в плечо что-то больно упиралось. Да и сидеть как-то неудобно. Стоп. Почему сидеть?
Я распахнула глаза и вскрикнула, обнаружив, что нахожусь не в кровати и даже не у себя в комнате. Тут же зажала рот ладошкой. Повернулась и дотронулась пальцем до стены, к которой только что прижималась. На ней остался кремовый след в форме щеки и пустотой на месте правого глаза. Что я делаю в коридоре? Как умудрилась выбраться из башни? Напрашивался один вывод: я хожу во сне. Но я же не знаю запирающее заклинание! Неужели вспомнила его в сонном состоянии? Не иначе…
Следующее, что я поняла: стена гладкая на ощупь и почему-то деревянная. А в плечо упирается не что иное, как бронзовая ручка. Дверная. С барельефом дракона. Я подняла глаза и, чуть дыша, отползла от двери. Больше на ней не было никаких опознавательных знаков или табличек вроде: «Стой, а то испепелю!» — но я точно знала, кто за ней. Как, во имя всех сказок мира, я очутилась у покоев Якула Кроверуса?!
Изнутри не доносилось ни звука. Мне было бы легче, если бы он выводил рулады храпом, а вот такая тишина…
Я осторожно выпрямилась и на цыпочках поспешила прочь. Свернула в конце коридора, чуть не упала, запутавшись в подоле, и подхватила его, чтобы удобнее было бежать. Ночнушка сползла на одно плечо. Сейчас мне только горящего канделябра и воющего на луну волка не хватало. А во всем остальном: ночной замок, перепуганная принцесса — и неоткуда ждать помощи…
— Вам помочь?
Этот вопрос не радует, если его задает призрак.
Атрос стоял, облокотившись о стену и поигрывая флягой на боку. Точнее, он, конечно, не облокачивался, а просто так стоял.
— Э-э, нет, благодарю, это ни к чему…
Я обошла его и остановилась на перекрестке коридоров, поочередно вглядываясь в каждый из чернеющих проемов и понятия не имея, где нахожусь. Если не успею вернуться в башню к рассвету и Хоррибл обнаружит утром лишь пустую комнату с остывшей ванной… то лучше не додумывать, что будет дальше.
— Уверены? А мне показалось, вы заблудились.
Атрос дунул мне в ухо, и я взвизгнула от неожиданности.
— Вы совершенно беспардонный призрак! Неужели смерть вас ничему не научила?
— О, как раз наоборот: научила, что надо было оттягиваться при жизни.
Я вспомнила красотку дракониху с картины, светящуюся буйволиную голову и скабрезные словечки, проскальзывавшие в беседе с Хорриблом.
— Думаю, вы и при жизни не слишком скучали.
— Что верно, то верно, принцесса, — подмигнул он. — Ну, так как, примете помощь от беспардонного призрака? — Поскольку я заколебалась, добавил: — Но я пойму, если вы предпочтете самостоятельно проверить все триста пятнадцать коридоров этого замка.
— Ведите, — вздохнула я и добавила: — Пожалуйста.
Я ухватилась за подставленный призрачный локоть (скрючила пальцы в воздухе), и мы двинулись вперед.
ГЛАВА 9 Про мужскую напористость и женскую ревность
Чем дальше мы отходили, тем сильнее зудели щеки и нос. Я постаралась не обращать на это внимания. Не хотелось думать, что дверь Кроверуса справилась с тем, с чем не справился крем бабки Феоклании.
— Этот наряд вам больше идет.
— Это ночнушка.
— И я о том же.
— Вы не спросите, как я здесь очутилась?
— Разве это не очевидно? Вы ходили во сне.
— Вы никому об этом не скажете? Ни господину Кроверусу, ни Хорриблу, никому-никому? — я постаралась, чтобы звучало не очень умоляюще.
Он остановился и ударил себя кулаками в грудь.
— Разве старина Атрос похож на стукача?
— Нет, конечно, нет! — обрадовалась я. — Как я могла подумать, что такой бескорыстный призрак, как вы, это сделает.
Он снова ударил себя в грудь:
— Разве старина Атрос похож на бескорыстного?
Я отодвинулась и сухо осведомилась:
— Что вы хотите этим сказать?
— От слов к делу, — восхитился он. — Вот это принцесса! Тоже не любишь тратить время на пустые разговоры, а?
Он многозначительно подмигнул, придвинулся ближе и обнял меня за талию. Я попятилась и прошла сквозь его руку.
— Что вы себе позволяете!
— Все, что ты позволишь, принцесса. — Он оглядел меня. — Из тебя получилось бы отличное привидение!
— Я… я… я…
Я поверить не могла, что ко мне пристает призрак.
— Так как насчет стр-р-р-р-растного поцелуя? — Он заломил охотничий берет.
— Вы с ума сошли?
— Я умер, — поправил Атрос. — Так что для этого уже поздновато. Но такая принцесса, как ты, любого сведет с ума! Итак, для справки: до башни еще семнадцать пролетов, пятьсот шестнадцать ступеней и двадцать пять коридоров.
— Вы шантажист.
— Я призрак.
— У вас на все одна отговорка.
Он снял с пояса флягу и, ничуть не стесняясь, отхлебнул. Качнул в мою сторону.
— Будешь?
— Я не могу с вами целоваться, — отрезала я, проигнорировав вопрос. — У меня есть жених, Суженый, если уж на то пошло. Моя судьба, нареченный. Пусть у него и нет аллергии на фисташки, но он совершенно замечательный, и мы безумно любим друг друга!
— Прямо-таки безумно? — уточнил Атрос.
— Да! И он совсем скоро придет сюда…
— Приплывет.
— Приплывет…
— Или прилетит.
— Неважно, — вскипела я, — он сюда доберется, спасет меня, женится…
— Обязанность всех спасителей.
— И мы будем жить долго и счастливо! — заорала я.
— Я и не собираюсь отнимать его право.
— Но вы ведь только что сказали…
— Я не предлагал жениться, — пояснил Атрос. — У нас бы все равно ничего не вышло: я призрак, а ты принцесса. И тебе сколько: пятнадцать, двенадцать? Уже разучился различать возраст.
— Семнадцать.
— Вот видишь: а мне четыреста одиннадцать.
— То есть вы в любом случае не хотели бы на мне жениться?
— Нет, можешь быть спокойна.
Я постояла минутку, а потом расплакалась. Дважды за сутки мне отказали.
— Что с тобой? — испугался Атрос.
— Никто не хочет брать меня в же-е-е-ены, — ревела я, размазывая остатки крема по лицу. — Ни дракон, ни даже при-и-и-зрак. Что со мной не так?
— Твой жених хочет.
— Хочет, — всхлипнула я, — но не может.
— Это еще почему?
— Нас пристрелило дружбой, и теперь мы даже целоваться не можем! Почему все — сначала Рудольфо, теперь вы — делают такие вот предложения, а жениться никто не хочет?
— Кто такой Рудольфо?
Я резко прекратила плакать, осененная ужасной догадкой.
— Я похожа на порочную женщину?
Призрак окинул меня взглядом знатока, дотронулся до ночнушки, и, вот ведь чудо, она сползла с плеча. Еще раз критически оглядел и с сожалением заключил:
— Нет, даже так не похожа.
Я не знала, радоваться или горевать, что непривлекательна даже этим.
— Тогда в чем дело?
— Просто такие парни, как я, встречаются чаще, чем такие, как твой жених. — Он порылся в кармане, вытащил платок и промокнул мне глаза. По векам пробежал холодок, и слезы высохли.
— Вы стирали его четыреста лет назад?
— Я его никогда не стирал.