Герцог бросил взгляд на моих полководцев, они группируются вокруг графа Фицджеральда и смотрят со злобной неприязнью.
— Я собрал военачальников всех трех армий, — сказал я упавшим голосом. — Сообщил, что я вполне удовлетворен вашей готовностью извиниться и признать, что поступили дурно… Однако взгляните на них, все так же настоятельно требуют… Господи, мне даже выговорить такое трудно!.. чтобы вас отстранить от правления… разумеется, оставив вам все ваши земли, дворцы, имения, богатства и все-все, чем владеете…
Он вскрикнул в благородном негодовании:
— Что?.. Я никогда на это не пойду!
Я развел руками:
— Понимаю вас, как благородный человек благородного человека. Я бы тоже ни за что, но мои лорды…
Его лицо перекосилось яростью.
— Да что у вас, — крикнул он мощно и зло, — за такие кровожадные лорды? Мои меня целиком поддерживают, почему ваши постоянно от вас чего-то требуют и заставляют делать то, что нужно им, а не вам?
Я снова развел руками:
— Зато я пользуюсь их полной поддержкой. Они видят, что я — их сюзерен!
Краем глаза я видел, что его лорды смотрят на меня без всякой вражды. Похоже, они в герцогстве не пользуются такой властью, какой, судя по моим полным мудрости и красивой печали словам, лорды в моих землях. И, конечно, хотели бы тоже намного большей свободы и льгот.
Я хлопнул себя по лбу:
— Кстати, герцог… Хорошая новость! На днях в армию по моей настоятельной просьбе приезжает верховный инквизитор кардинал Дитрих. Он великий миротворец, вы наверняка о нем могли что-то слышать. Он и думать не хочет о войнах между христианскими королевствами! И без колебаний ставит вопрос об отлучении от церкви наиболее воинственных. Думаю, он будет всецело на вашей стороне… В смысле, на стороне быстрого погашения конфликта извинениями и покаянием. Ну, вы же знаете церковь с ее всепрощением!.. Для нее раскаяние в грехе — самое важное, за раскаяние прощается все.
На бледном лице герцога вспыхнули глаза, я видел в них безумную надежду, что да, церковь все остановит и спасет его за признание вины и щедрый дар монастырям.
— Тогда, — сказал он, — я откланиваюсь и постараюсь дождаться великого инквизитора.
— Разумно, — сказал я, — со своей стороны постараюсь притормозить с продвижением войск… Мне вообще-то не нравится топать обратно слишком уж издалека!
Герцог отвесил учтивый поклон и вернулся к своему коню. Лорды ждали, рассматривая моих военачальников, а когда герцог развернулся и послал жеребца рысью прочь, двинулись за ним следом, с моими раскланивались очень учтиво и без признаков вражды.
Я наблюдал, как они красиво уносятся на запад, Альбрехт подошел и встал рядом, следом подошли и другие лорды и военачальники.
Граф Меганвэйл сказал с неудовольствием:
— И зачем вы себя так принижали перед герцогом? Мы от вас требуем того, мы вас бесчеловечно заставляем делать это…
— Я говорил герцогу, — объяснил я, — но адресовал его лордам.
Он хмыкнул:
— И что?
— А вы думаете?
Он пожал плечами:
— Побурчат, позавидуют, что у вас лордам такое своеволие, тем и кончится.
— Вряд ли, — сказал я. — Не в этих условиях. Они и так втихомолку винят герцога за неразумное поведение, из-за чего наше вторжение стало неизбежным.
— Надеетесь на раскол?
— Очень, — ответил я.
— Да, это нам бы облегчило, — согласился он.
— Я на это не просто рассчитываю, — сказал я наставительно, — я над этим работаю.
Глава 15
Армия продолжала двигаться тремя мощными клиньями. Иногда местные бароны успевали собрать дружины и выставить навстречу, но их сшибали, практически не замедляя ход.
Я подумал, что сэр Растер с его вспомогательным контингентом троллей будет очень доволен, большими войсками руководить не силен, а вот во главе небольших отрядов он просто незаменим.
До столицы, Истанвила, осталось трое суток пути, когда сторожевые отряды сообщили, что примчался на взмыленном коне очень знатный ламбертинец и просит срочной аудиенции.
Я с Альбрехтом и Меганвэйлом рассматривал карту, намечая, как сомкнуть кольцо вокруг столицы. Они оба насторожились и посмотрели на меня.
— Выйду навстречу, — сказал я. — Не стоит, чтобы он видел нас за картой. Пусть наша операция возмездия выглядит все еще прогулкой.
— Не перехитрите себя, — сказал Альбрехт, — ваше высочество.
Я вышел на свежий воздух, успел отойти к костру, где усталые после изнурительного перехода воины жарят мясо, переговорил с ними.
Прогремел сухой стук копыт, в лагерь влетел на взмыленном коне всадник в легких доспехах, без шлема, ветер красиво треплет волосы, с плеч ниспадает плащ с вычурным гербом.
Он спрыгнул на скаку и, бросив повод одному из воинов, бросился к нашему шатру. Я наблюдал настороженно, прикидывая, что могло случиться, если вдруг не то, на что рассчитываю в коварных планах, далеких от рыцарского разрешения ситуации, и выстраивая доводы веером, как карты, чтобы в нужный момент выхватывать самые подходящие.
Через некоторое время, когда ему объяснили, что мое замечательное высочество не сидит в шатре, а отечески заботится о воинах, он выскочил и оглядывался так судорожно, словно от того, увидит меня сейчас или через минуту, зависит существование всего герцогства.
Кто-то из воинов указал ему в мою сторону, как я видел краем глаза, он бросился ко мне со всех ног.
— Ваше высочество! — вскричал он загнанным голосом. — Граф Дэниэл Чарльз, лорд Кандорска и Святой Пустоши…
Я прервал:
— Да, вы были в свите герцога. Вижу, вы крайне спешите, что случилось? И оставьте церемонии ввиду чрезвычайных обстоятельств, можете говорить без предисловий.
Из шатра вышел Альбрехт и посмотрел на меня с укором, но я ответил взглядом, что, дескать, полминуты ничего не дадут, зато покажут меня демократом и продемонстрируют мою готовность все бросить и внимательнейшим образом слушать этого графа, что ему, несомненно, польстит, а мою репутацию приподнимет еще выше, хотя она и так уже выше некуда, в небосвод уперлась.
Граф вскричал с благодарностью:
— Спасибо, ваше высочество!.. Я спешу сообщить вам, что после вашей проникновенной и столь мудрой речи мы задумались еще больше о действиях нашего сюзерена. Он был не прав, схватив вашу жену и заключив ее в темницу. Это мы говорили и раньше, но он не хотел слушать. А теперь мы видим, к чему это привело…
— И? — спросил я.
Он сказал жарко:
— Мы собрались и решили отстранить его от трона!..
Я сказал медленно:
— Да, он это заслужил. Но… что вы ждете от меня?
Он сказал быстро:
— Чтобы вы остановили продвижение ваших войск!.. Герцог больше не сюзерен Ламбертинии. Мы изберем более достойного, мудрого и осмотрительного государя.
— Простите, сэр Чарльз, — сказал я с сильнейшей неловкостью в голосе, — у меня нет оснований не верить вам, безусловно достойному патриоту Ламбертинии! В вашем лице я вижу черты благороднейшего человека, а в ваших глазах горит огонь веры в справедливость и демократические ценности донельзя гуманного общества, которые мы все, естественно, а как же, разделяем. Однако, чем общество гуманнее и демократичнее, тем меньше доверия честному слову, а также слову чести. Требуются неопровержимые доказательства подлинности случившегося, уж извините, но таковы правовые процедуры в правовом обществе.
Он вспыхнул, но сдержался, спросил отрывисто:
— Какие еще вы хотите гарантии, если моего слова чести недостаточно?
— Мне достаточно, — заверил я, — потому что я сам рыцарь и даже паладин! Но я еще также избранный рыцарством Армландии на высокий пост гроссграфа, потому я и подотчетен, и контролируем, и отвечаем. Именно армландские лорды спросят у меня, а где… ну, пусть не голова герцога, то хотя бы он, связанный и в кандалах?
Он стиснул челюсти, сказал с усилием, подавляя гнев:
— Нам кажется, вы слишком много дали воли… своим подданным.
— Много, — согласился я с печалью. — А это такое тупое быдло, что ни о чем, кроме бабе и выпивки, знать не желает! Но, увы, у нас правовое гуманистическое государство с базовыми либеральными ценностями, ничего не могу поделать, ибо не получил этот трон по наследству, а был избран… а что значит, увы, подотчетен. Потому войдите в мое положение, я вам верю, но моим лордам нужны доказательства. Где сейчас герцог?
Он сказал с неохотой:
— В своем дворце. Но он ощутил наше недовольство… очень серьезное недовольство, ваше высочество! Говорят, даже усилил охрану своих покоев.
— Да, — пробормотал я, — это серьезно.
— Очень серьезно, — подтвердил он.
— И все-таки, — сказал я, стараясь, чтобы это звучало как бы через силу, — я не могу игнорировать волю мои лордов и моего рыцарства. Для нас этого недостаточно, как вы понимаете…