– Что в эфире?
– Обычные переговоры, – доложил офицер связи.
– Синоптик, сколько нам ждать?
– Ветер налетит в течение четверти часа.
– Сообщите Двенадцатой бронебригаде, что эшелон с боеприпасами прибудет по графику.
– Слушаюсь, господин командующий.
Шифровка предписывала панцирникам приступать к выполнению приказа.
Селтих отошел от амбразуры и посмотрел на расстеленную на столе карту.
Резкие укусы, которыми приотцы прощупывали оборону волосатиков, результатов не приносили. «Линия Даркадо» оказалась мощнее, чем ожидал генерал, и прорвать её пока не удавалось. Выходов было два: либо сконцентрировать серьёзную ударную группировку, либо сделать оригинальный ход; и Ере, как любой гений, предпочёл второе. Селтих придумал нанести удар во время алхимической атаки на узком, в половину лиги шириной, отрезке и почти не сомневался в том, что уже через час в тылу волосатиков будут хозяйничать сорок тяжёлых бронетягов. Следом в прорыв хлынет мобильная Семнадцатая бригада, на вооружении которой стоят шустрые «Киттеры», и стрелковая дивизия. Силы, конечно, небольшие, но резервы недалеко, подтянутся за четыре часа и сделают всё, чтобы дорога на Унигарт не закрылась.
Ере с улыбкой посмотрел на чуть подрагивающие пальцы: он научился спокойно реагировать на признаки нетерпения и больше не скрывал их от подчинённых, отвернулся от карты и распорядился:
– Чаю!
– Господин командующий, не желаете переместиться на резервный командный пункт? – тихо спросил подошедший адъютант. – Там спокойнее.
Алхимическая атака нервировала Марти Бланка, и он с удовольствием пересидел бы её в безопасном бункере, на две лиги отстоящем от линии фронта. Впрочем, свидание с ушерской отравой нервировало всю свиту.
Но Селтих потрепал кудрявого юношу по плечу и повторил:
– Чаю. – После чего повернулся к угрюмым офицерам. – Господа, рекомендую проверить противогазы.
– Палец можно просунуть! – Фельдфебель Шипхе продемонстрировал заряжающему свою правоту, доказав, что маска и в самом деле неплотно прилегает к лицу. – Вчера ослабил?
– Никак нет!
– Врёшь!
Всю последнюю неделю Двенадцатую бронебригаду натаскивали на атаку под алхимическим ударом, учения опостылели, и задыхающиеся в противогазах солдаты шли на любые ухищрения, чтобы облегчить себе жизнь. Одни подкладывали под маски спичечные коробки, другие ослабляли застёжки. Баловался этим едва ли не весь личный состав, но не у всех нижних чинов хватало ума приводить маску в исходное состояние. А Шипхе не любил терять людей, даже идиотов.
– Два наряда вне очереди за маску.
– Да, господин фельдфебель!
– И ещё два за враньё.
– Да, господин фельдфебель!
– Если вернёшься из боя, придурок.
– Да, господин фельдфебель.
– Шипхе! Время!
– Да, господин капитан!
Подбежавший к бронетягу Хильдер начинает торопливо карабкаться по лесенке.
– Тревога!
Двенадцатая стоит в трёх лигах от линии фронта, в атаку пойдёт тремя колоннами по три мехэскадрона в каждой, дорога изучена досконально, позиции волосатиков – тоже. Каждый командир знает свой манёвр и свою цель, и никто не сомневается в успехе.
– Тревога!!
Двенадцатая бронебригада натягивает противогазы, запускает двигатели, и тяжеленные «Джабрасы», медленно, но уверенно набирая скорость, мчатся к передовой. Устраивать проклятым волосатикам неприятный сюрприз.
Сигнальщик первого номера вскидывает красный флаг. Газ пошёл.
Дополнительного подтверждения не требовалось, мощную струю газомёта можно различить даже в сумерках, но правила есть правила: газ пошёл – дай красный флаг.
Второй номер отзывается через секунду. Ещё через две синхронно краснеют третий и четвёртый номера алхимического поста.
Газ пошёл.
Двенадцать тонн отравы многоствольные газомёты «Азунд» выплёвывают за две минуты, затем переключение на вторую цистерну, доклад о готовности, приказ действовать и свист выстрелов. Номера повторно краснеют.
Газ пошёл.
«Зирв» подхватывает ядовитые облака и несёт к землеройкам, на позициях которых уже надрываются трещотки. «Зирв» сегодня быстрый, дай ему волю – унесёт ядовитый привет от Двадцать седьмого отряда далеко-далеко в степь и рассеет по огромному пространству; «зирв» такой, с ним нужно держать ухо востро, но алхимики профессионалы, знают, что с каждым днем Банир дышит всё резче, и постепенно делают газ более и более плотным. «Зирв» несётся как сумасшедший, а облако ушерской отравы медленно стелется вдоль земли, последовательно заполняя каждую воронку, каждую траншею, все блиндажи и бункеры.
Газ пошёл.
Всё как обычно.
Или нет?
Сидевший на башне Адам привстаёт и напряжённо вслушивается в ветренную тишину, пытаясь понять, что его насторожило. Обычно алхимики смотрят и слушают небо, опасаясь оказаться под авиаударом, но сегодня небо тихое, во всяком случае, пока. Однако напряжение не ослабевает.
«Что не так?»
Газ почти добрался до позиций землероек, не стихает весёлый «зирв», металлические трещотки… Нет воплей с той стороны.
«Чушь! Я никогда не слышу воплей!»
Да, вопли никогда не слышны, но Сантеро всегда их чувствовал. Кожей чуял, как там умирают, корчатся и вопят землеройки. Не слышал…
А сейчас – не чувствовал.
«Что происходит?»
Свои позиции почти пусты, во время алхимической атаки солдаты расползаются в стороны, опасаясь, что выстрел сорвётся, и газ ляжет в окопы – такое случалось. Солдаты расползаются, уступая дорогу беспощадному газу, оставляют пулемёты, орудия…
«Позиции пусты!»
А в следующий миг Адам слышит рёв двигателей.
Не с неба – с земли.
На пределе!
Как было запланировано, «Джабрасы» набрали максимальную скорость за половину лиги до передовой. И мчались теперь стадом бронированных стерчей, бешеных, неостановимых стерчей, способных смести всё на своём пути. Город? Не будет города. Бетонные капониры? Забудьте. Артиллерийская батарея? Ищите пушечные стволы на моих гусеницах.
Несущиеся бронетяги – это страшно, но в дополнение ко всему «Джабрасы» умели стрелять.
– Огонь!
Рявкнула командирская пушка, через несколько мгновений её примеру последовали остальные стволы эскадрона. Бронированные стерчи хрипло сморкались стомиллиметровыми снарядами, умело всаживая их в ушерские позиции.
– Огонь!!
Хильдер орал, позабыв о маске, орал и топал ногой, призывая команду посылать в противника всё новые и новые снаряды. Задыхался в противогазе, но продолжал орать и гнать эскадрон вперёд.
Замысел Селтиха удался: Двенадцатая бронебригада с наскока преодолела нейтральную полосу и гвоздем вонзилась в обезлюдевшие позиции ушерцев.
Невозможно передать чувства, охватывающие при стремительном приближении тяжёлых бронетягов. Не когда ты наблюдаешь несущиеся бронированные башни со стороны, а когда они прут прямо в лоб. В твоё лицо. На твоё тело. Когда ты видишь летящие громадины, действительно летящие, потому что мчат они, не замечая преград, и мозг отказывается понимать их скорость. Когда они ближе с каждой секундой. Когда кажется, что они не едут, а совершают гигантские прыжки. Каждую секунду – прыжок. На сто метров. А может – на двести. Когда смешиваются в дикую какофонию гусеничный лязг, рёв моторов, грохот пушечных залпов и твои мысли.
Когда паника.
Когда ты полагаешься на инстинкты.
А они, инстинкты, твердят, что ещё два-три удара сердца, и тебя втопчет в землю металлический монстр. Лязгающий. Плюющийся огнём. Беспощадный.
Разогнавшиеся бронетяги страшны не только силой, но и видом.
Останавливали же их по-разному: где-то рвами, где-то ежами, где-то артиллерией или минными полями, а в идеальном случае – комбинацией всех средств. Но это в идеале. А на участке Сантеро фронт держали несколько ежей, редкое минное поле и две врытые в землю батареи, прислуга которых отступила и не торопилась возвращаться, потому что…
Невозможно передать чувства, охватывающие при таком вот приближении тяжёлых бронетягов.
– Мы в дерьме! – орёт Сантеро в рацию.
– Что случилось?
– «Джабрасы»!
Грохот взрыва. Четвёртый номер получает в корму и начинает вертеться на месте, словно пытаясь собрать в кучу разнесённую ходовую. Обе зенитные «Клоро» торопливо разворачиваются. Взрыв. Затем ещё четыре. Чудом уцелевшая зенитка мчится в тыл.
– Где пушкари?
– Наверное, в Унигарте!
«Азунды» набирают скорость.
– Убирайтесь оттуда! – надрывается рация голосом командира дивизии. – Уходите!
– Почему?!
– Потому что…
Следующий снаряд влетает в «Азунду», Сантеро швыряет на бронированную стену, из кузеля орёт ошпаренный механик, брюхо бронетяга стремительно наполняется дымом, экипаж бросается к люкам. Кто-то тащит механика, кто-то кашляет, кто-то пытается оттолкнуть остальных, кто-то надеется… Они все надеются, потому что не слышат то, что прозвучало из рации прямо перед выстрелом: