Еще некоторое время она о чем-то спрашивала пленника, но тот отвечал неохотно, а потом замолчал вовсе. Но в узких, с прищуром глазах копилась злоба. И вдруг она выплеснулась наружу. Калмак по-волчьи оскалил зубы, и не заговорил, а завопил, завизжал истошно, брызгая слюной от бешенства.
Ни одна жилка не дрогнула на лице Айдыны. Она смотрела с превосходством и даже слегка усмехалась, отчего пленник приходил в еще большую ярость. Адол сдерживал Нимгира за шиворот, тот вырывался… Со стороны казалось, что его бьет падучая. И только рука Адола не позволяла гордому хара ашыту свалиться на землю и забиться в корчах…
– Ишь, песья душа, – прошептал Никишка, – орет, что кыргызам не выстоять. Лучше сразу перерезать себе горло. А Айдынку, Равдан, мол, сделает подстилкой для своих сапог…
Мирон видел, как побледнела Айдына. Последние слова калмака, верно, крепко задели ее.
– Зря твой грязный язык сказал эти слова, – она исподлобья посмотрела на Нимгира. – Очень скоро он покинет твой рот. Причем ты будешь еще жив, собака! – И взглянула на Киркея. – Убей его по обычаю предков, без пролития крови. А потом вырви ему язык и залей горло смолой…
Кыргызская княжна повернулась спиной и направилась в свою юрту. Это утроило силы Нимгира. Рука хара ашыта метнулась к голенищу сапога. Лег в руку, точно сам по себе, узкий нож, напоенный ядом. Нукер долго выдерживал клинок в лошадином навозе, смазывал наконечники стрел смесью из лошадиной крови и гнилого мяса. Враг не должен жить – на то он и враг!
Сверкающей птицей нож вылетел из ладони. Пусть сейчас Нимгир умрет. Но что значит собственная смерть, даже медленная и мучительная, по сравнению со смертью ненавистного врага?..
Все произошло так быстро, что Киркей, стоявший рядом с пленным, схватил его уже за пустую ладонь.
– Айдына! – в один голос выдохнули Мирон и Никишка и бросились к ней.
Но княжна лишь сделала шаг в сторону, словно почувствовала смерть, летевшую ей в спину. А нож, просвистев в двух пальцах от нее, воткнулся в войлочную стену юрты.
И только тут Айдына обернулась. Губы ее сжались в тонкую полоску, резко обозначились скулы. Она отстранила Мирона, который подбежал первым, и повторила приказ, может быть, резче, чем обычно:
– Убей его, Киркей! – и скрылась в юрте.
Нимгир закричал так, что заволновались лошади возле коновязи, но Адол заткнул ему рот куском старой кошмы, а затем он и Киркей подхватили извивавшегося пленника и начали гнуть его, подобно луку, до тех пор, пока позвоночник не сломался с глухим треском. Обмякшее тело бросили на землю. Киркей выдернул кошму изо рта Нимгира, выхватил нож и склонился над пленным…
– Пойдемте, Мирон Федорыч! – тронул его за рукав Никишка. – Не приведи Господь! Лучше не смотреть…
Они ушли, но еще долго перед глазами князя стояло жуткое действо. Впрочем, он и сам бы разорвал калмака на куски, причини тот боль Айдыне…
Мирон и Никишка сидели возле юрты Ончас, запалив костерок. Больше молчали, чем разговаривали. Тут их и нашел Киркей. Возник из темноты и замер шагах в пяти.
– Эй, орыс! Пойдем!
– Чего тебе? – удивился Мирон.
– Ты видел предателя. Я его не видел. Айдына велела найти эту собаку и привести к ней.
Мирон вскочил на ноги.
– Айдына хочет, чтоб мы поймали Силкера?
– Да, – кивнул Киркей, – но она сказала: орыс может отказаться. Тогда я пойду один!
– Ты что удумал? – Никишка подскочил к Киркею. – В логово к Равдану лезть? Не пущу я воеводу. Сам пойду. Я Силкерку из тыщи узнаю! У меня к нему свои счеты!
– Уймись! – Мирон взял его за плечо. – С Силкером я разберусь! – И добавил: – Лучше за Айдыной присмотри. Как бы калмаки кого не подослали ночью!
Затем он обнял черкаса, ободряюще хлопнул его по спине.
– Я вернусь, – пообещал Мирон. – Ты уж подожди. И Айдыне скажи…
То, что он вернется, князь точно знал. Как и то, что сейчас ему нужно ехать с Киркеем, и чем быстрее – тем лучше. Бывает такое – ты знаешь, что надо сделать именно так, а не иначе. И делаешь, не задаваясь вопросами…
* * *Десятка два яртаулов рыскали по степи и лесам, выполняя задание контайши схватить кыргызского воина и выведать у него все хитрости Айдыны, которые она предприняла, чтобы укрепить оборону. Были среди них и те двое, что поймали калеку с вытекшим глазом, – юнец в верблюжьем чекмене и его старший товарищ. Правда, белую повязку на этот раз тот снял – слишком заметна в темноте.
Этой ночью удача их подвела. Несколько раз они подбирались совсем близко к сторожевым кострам, но кыргызы были начеку, и их оказалось слишком много, чтобы попытаться кого-то отбить в схватке. Три ночи без сна давали о себе знать. Яртаулы почти засыпали в седле, но стоило им углубиться в лес, как сон мгновенно улетучился.
Привыкшие к степным просторам кони настороженно прядали ушами и фыркали – чуяли в чаще чье-то незримое присутствие. То же самое ощущали и люди. Что-то подсказывало лазутчикам – то не звери следили за ними. И не люди. А кто же тогда?
Младший сунул руку за пазуху и, нащупав наконечники стрел – обереги от нечисти, вознес безмолвную молитву Великому Тенгри. Седой нукер, ехавший рядом, криво усмехнулся.
– Боишься, как бы лесные духи не сцапали тебя?
Юнец не ответил. Духов боялись все. Даже отчаянные храбрецы, смельчаки и удальцы опасались их гнева. Неважно, сколько врагов ты сразил, сколько их кос отрезал, от гнева высших сил нет спасения. Перед ними бессильны кичливые боо и смиренные ламы. Ужели не видел он своими глазами, как на речной переправе духи воды пустили огромную волну, что смыла и утянула на дно молодых и сильных воинов? А чудные косматые тени разве не уносили в ночь силачей-нукеров прямо от костров? А камни, которые вдруг ни с того ни с сего приходили в движение? А деревья, что падали на головы ойратам сами по себе?..
Где-то в кустах еле слышно хрустнула ветка. С ближней сосны, тяжело хлопая крыльями, снялась и полетела в глубь леса большая птица.
Юнец проследил за ней взглядом и невольно вздрогнул. В чаще сверкнули и погасли чьи-то желтые глаза – жуткие, без зрачков.
Седой нукер осклабился, показав осколки зубов:
– Не бойся. Я – не мангус. Читать чужие мысли не умею. Но твои страхи выступили, как пот, на лице.
Молодой яртаул поежился. Ощущение, что кто-то неотрывно смотрит в спину, не проходило. Но тут лес поредел. Лазутчик с облегчением вздохнул и отпустил обереги. Что бы там ни говорил его опытный товарищ, он остался при своем мнении. Не любит земля, когда ее топчут копыта чужих коней…
Впереди затрещали кусты, и ойраты, натянув поводья, схватились за боевые топоры. Шум стих, и тотчас на поляну выбежал конь с дорогим седлом и уздечкой. В дрожащем лунном свете серебряные бляхи, узоры, насечки сверкали так притягательно, что лазутчики мигом забыли об осторожности.
Они быстро переглянулись и замерли. Конь не исчезал, лишь нетерпеливо перебирал ногами и, выгибая шею, косился на чужаков.
– Гляди-ка! – пробормотал молодой. – Какой красавец! Откуда он взялся?
– За куст зацепился, – громким шепотом ответил седой.
Он спешился, снял с седла смотанный в кольца аркан и, крадучись, направился к коню. Молодой, недолго думая, последовал за ним.
– Ох, и вправду, скакун что надо!
Восхищенно цокая языком, седой яртаул сделал шаг, другой, приноравливаясь, как ловчее бросить аркан. Но конь, упрямо мотнув головой, отступил в кусты. Повод удержал его, и жеребец, дернувшись, испуганно всхрапнул.
– Никуда не денешься! – засмеялся седой. – Не таких ретивых ловили!
Слегка пригнувшись, он отвел назад руку с арканом, продолжая манить коня:
– Иди! Иди ко мне! Хороший скакун, хороший…
Но конь резко вздернул голову и гневно заржал, взбивая копытом сухую листву. Аркан взлетел, но петля пролетела мимо. Мгновением раньше повод отцепился, и жеребец, ломая кусты, устремился в тальники.
– Ах ты, шайтан! – с досадой выругался седой.
И оба лазутчика, потеряв головы от несказанной удачи, рванулись в погоню. Ввалились с ходу в густые заросли – и грузно осели, напоровшись на ловко подставленные ножи…
Мирон и Киркей затащили мертвых ойратов поглубже в кусты и, разобравшись с чужими доспехами, стянули их с убитых.
Ойратский халат, подбитый железными полосками, оказался маленьким князю, но разве в удобстве дело? Он надвинул пониже на лоб шапку из грубой кожи. Часть их с Киркеем замысла была выполнена, а с остальным уж как-нибудь, с Божьей помощью, они управятся.
* * *До рассвета все еще было далеко. Полная луна заливала синеватым светом сопки, деревья, кусты. Мирон и Киркей лежали среди камней и наблюдали за тем, что происходило возле дозорного костра, горевшего всего в десятке саженей от них. Морды и копыта лошадей обмотали тряпками и заставили их улечься на землю. Впрочем, кони были привычными и не противились, вели себя спокойно.
Рядом с невысокого обрыва скатывался небольшой водопад. Только шум воды нарушал тишину да тихие голоса караульных, которые сидели возле костра под невысокой сопкой. Похоже, бодрствовали двое, а еще трое, судя по торчавшим наружу ногам, дремали в шатре неподалеку.