Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич - Четвертый хранитель

РОБЕРТ СВЯТОПОЛК-МИРСКИЙ РУКА МОСКВЫ ИЛИ СОБИРАНИЕ ЗЕМЛИ

ЧЕТВЕРТЫЙ ХРАНИТЕЛЬ

ПРОЛОГ

Достоверно неизвестно теплой или холодной выдалась зима того далекого года, о котором теперь мало кто хоть что-нибудь знает, и все же события самые важные, как казалось, живущим тогда людям, были внесены ими в летописи, а потом множество раз на протяжении долгих веков переписывались несметным числом монахов, чей прах давно уже развеял ветер времени, и, таким образом, события эти, хоть в слегка сокращенном и несколько искаженном виде, дошли все же до наших дней…

Достоверно известно только одно — именно тогда, зимой 1269 года прибыл в Великий Новгород князь владимирский Святослав Ярославович со своими полками и говорили, что полки он взял с собой для охраны Великого владимирского баскака[1] по имени Амраган, который вез в Орду дань, собранную с нескольких северных русских княжеств, в том числе Тверского, Владимирского и Московского. Дань эта, в основном состоящая из ценных шкурок и мехов, была уложена в сто восемьдесят шесть подвод, которые, въехав в Южные Новгородские ворота, быстро растворились в несметном количестве разного рода повозок и обозов, прибывших с купцами множества стран, ибо Новгород в те времена был гигантским мировым центром торговли, сравниться с которым могли лишь Багдад на Востоке и Венеция на Западе.

Если въезд такого огромного обоза был замечен многими, то выезд баскака Амрагана из Восточных ворот Новгорода через несколько дней не был замечен никем.

Да и что особенного могло быть в обыкновенной санной кибитке, обтянутой медвежьими шкурами с возницей в тулупе, сопровождаемой пятью вооруженными татарскими всадниками — сотни таких кибиток въезжало и выезжало в Новгород и никому даже в голову не могло прийти, что именно в этой кибитке едет сам ханский баскак…

И все же был в Новгороде один человек, которого визит баскака Амрагана очень заинтересовал.

Сперва старшина «Гильдии Новгородских Ювелиров» Иван Селиванов не придал никакого значения, когда в досужем разговоре один из новгородских торговцев драгоценностями сообщил ему о том, что некий татарин купил у него около трехсот самых дорогих камней, которые уложил в плотный мешок из толстой кожи, так что общий вес мешка превысил два фунта[2].

Однако, когда в тот же день вечером другой ювелир рассказал точно такую же историю, Селиванов заинтересовался, а когда на следующее утро о том же рассказал третий ювелир, причем все они жили в разных концах большого новгородского детинца[3], Иван Селиванов задумался.

Поразмыслив, как следует, он велел запрягать сани и поехал навещать своих коллег по гильдии.

К вечеру он вернулся домой, падая с ног от усталости, но испытывая необыкновенное возбуждение. Он объехал все пятьдесят восемь лавок ювелиров, являющихся членами гильдии и выяснил, что в течение последних трех дней один и тот же татарин приобрел у шестнадцати ювелиров по нескольку сот драгоценных камней разных сортов, каждый раз укладывая покупку в плотный кожаный мешок.

Несложный подсчет показал, что баскак Амраган (а это был, несомненно, он по описаниям ювелиров) провел в Новгороде крупную финансовую операцию, обратив огромный обоз дани в драгоценности, общая стоимость которых составляла баснословную сумму денег, которой хватило бы на строительство города подобного Новгороду, а если использовать деньги от продажи камней в военном направлении, то можно было бы собрать и прокормить в течение года армию в сто тысяч воинов.

Но самым волнующим во всей этой истории оказалось сообщение ювелира, у которого Амраган покупал последнюю партию камней. Этот ювелир в молодости провел в татарском плену больше пяти лет и прекрасно понимал не только монгольский и татарский языки, но даже наречия на которых разговаривали разные племена, входившие в состав Золотой Орды.

Баскак Амраган, будучи уверенным в том, что новгородский ювелир никак не может знать редкого монгольского наречия, на котором он разговаривал с начальником своей стражи, проявил неосторожность и, таким образом, благодаря ювелиру-полиглоту Иван Селиванов узнал, что ханский чиновник намерен теперь сделать какую-то еще одну очень важную покупку, по поручению самого хана а затем немедленно покинуть Новгород не привлекая ничьего внимания, в простой теплой закрытой кибитке вместе с шестнадцатью мешками драгоценностей общим весом около пуда, в сопровождении всего лишь пяти всадников охраны, и двинуться в сторону Твери, откуда после короткого отдыха направиться обычным зимним путем прямо в Орду.

Долго думал, лежа во тьме с открытыми глазами, Иван Селиванов и к полуночи принял решение.

Поздней ночью он тихонько постучал в замерзшее слюдяное окошко маленького деревянного домика на окраине Новгородского посада. Почти мгновенно в доме послышался легкий шорох, стук и звон, будто спящий одетым на лавке человек вскочил на ноги и выхватил оружие.

— Кто? — спросили негромко.

— Свои, — так же тихо ответил Селиванов.

Звякнула щеколда — дверь отворилась.

Худой, высокий Селиванов согнувшись, вошел в темноту, и хотя бывал здесь уже много раз, не решался шагнуть дальше, пока не вспыхнул слабый огонек лучинки, зажженной хозяином.

Ушкуйник[4] Горицвет последний раз виделся с Селивановым несколько месяцев назад, еще до того, как стали реки, когда, вернувшись из вполне успешного набега на Тверские земли, он, как обычно, прибег к помощи своего старого приятеля.

Они подружились очень давно — в лихом босоногом мальчишестве, когда еще нельзя было даже заподозрить, что один из маленьких, дерзких забияк станет разбойником с большой дороги, а другой не без помощи и поддержки своего друга — всеми уважаемым старшиной гильдии ювелиров.

— Что стряслось — удивился Горицвет.

— Ты, кажется, говорил, будто вернулся с Тверских земель.

— Было такое.

— Скажи, дружище, а ты хорошо знаешь окрестности восточнее Твери вниз по Волге.

— Как свои пять пальцев. Но не зимой. Ты же знаешь, мы любим на лодочках, под солнышком, когда тепло…

— Если ты услышишь то, что я тебе сейчас расскажу, думаю, что и зима тебя не испугает.

Селиванов рассказал.

Зима Горицвета не испугала.

Они решили так: тридцать процентов Селиванову, семьдесят Горицвету и его ушкуйникам.

Молча и крепко пожав руки, они расстались.

Горицвет обещал вернуться с шестнадцатью кожаными мешками, не позднее, чем через месяц.

Он не вернулся.

С тех пор ни его, ни пятерых его товарищей никто нигде и никогда больше не видел.

Горицвет действительно хорошо знал окрестности Твери. Больше того, у него была масса знакомых в самом городе. Как у всякого уважающего себя ушкуйника, которому приходится не раз пересекать всевозможные кордоны и заставы с товаром нажитым разбоем, на всех въездных и выездных воротах Твери у него были подкупленные и хорошо подкормленные стражники, которые всегда могли не увидеть того, чего не надо и пропустить доброго знакомого без всяких проверок.