Поддержание порядка — очень ресурсозатратное предприятие. А при нашем дефиците ресурсов надо особенно обращать внимание на то, чтобы не заниматься излишним регулированием. Но известно, чем скрупулезнее прописана та или иная норма, тем меньше времени она может действовать, так как жизнь уходит вперед и этот закон вместо порядка начинает вносить беспорядок. И опять придется изменять правовую норму.
Законотворческая работа кипит. Но могут ли законодатели обеспечить верховенство законов? Нельзя ответить на этот вопрос лучше, чем это сделали президент США Т. Джефферсон (1801–1809) и знаменитый французский публицист А. де Токвиль. Первый прямо заявлял: «Сейчас и еще в течение многих лет самую большую опасность будет представлять тирания законодателей». Второй объяснял этот парадокс так: выборная власть, если она жестко не контролируется судебной властью, превращается либо в произвол деспотии, либо в анархию.
Таким извилистым путем, от нравственности через законотворчество, мы пришли к теме нашего разговора: судебной системе. Только и преимущественно в судах — по специальным, тысячи лет накапливавшимся правилам — исследуются факты и доказательства того, кто прав, а кто не прав, чье решение правильное, а чье неверное. Суд создан не карать, а искать истину! Только суд может сделать заключение: этот хозяин богател, не ущемляя прав других, а тот находил свою выгоду в нарушении закона, ущемлении прав ближнего своего.
Откуда иначе мы можем узнать, кто прав в подковерных драках между нашими «властителями» и «олигархами»? Почему мы не видим гласных судов между ними, а только «потоки помоев», заканчивающиеся полюбовными сделками? Как мы можем без суда понять, кто из министров бестолков и не способен решать экономические проблемы, кто просто вор, которого за версту нельзя подпускать к власти, а кто настоящий талантливый управленец?
Самые первые государства древности не имели ни парламентариев, ни министров, зато все должностные лица исполняли судебные функции, а главным судьей был монарх. Во времена Аристотеля люди поняли, что государство — это орудие защиты граждан от несправедливости, позволяющее им мирно общаться, и «прежде всего, торговать», — по словам Ликофрона. Государство — это полиция и суд, полагали в средние века: «Без справедливости и правосудия государство есть ни что иное, как шайка разбойников», писал св. Августин.
В Америке общение гражданина с чиновниками, как правило, идет через документы. Лично с чиновником там никто не ищет встреч, они сами ходят по домам, когда это им нужно. А если гражданин почувствовал помеху делу со стороны чиновников, он просто идет в суд с документом. Суды низшей инстанции в Штатах похожи на залы наших почтовых отделений с несколькими окошечками: зашел, встал в очередь, за минуту-две получил заключение судьи о том, на чьей стороне закон, и ушел продолжать свое дело.
Совершенно непонятно, почему, взявшись внедрять американский образ жизни на родных просторах, российские реформаторы не начали с судебной системы.
Нам, в России, приходится чаще мучиться с чиновниками, и практически совсем невозможно решить свое дело судом. Это указывает на деградацию и бессилие судебной системы. А ведь экономические интересы — важнее всего! Даже в основе уголовных дел, например, об убийстве можно найти экономическую подоплеку: ведь чаще убивают не просто так, а ради какого-то интереса.
Если же мы обратимся к недавней истории нашего отечества, то прежде всего обнаружим полный запрет судебной системе вмешиваться в экономику. В СССР подавляющая часть юристов специализировалась на уголовном (обвинительном) праве, специалистов по гражданскому, а, тем более, экономическому праву, было крайне мало. Но ведь в значительной мере правосудием определяется экономическое состояние общества. Как же в СССР решались экономические проблемы, если суд был от них отстранен?
Не раз уже говорилось, что СССР имел самое лучшее законодательство в мире. Это правда. Так вот, СССР имел также самую громадную «судебную систему»! Но только называлась она иначе. Кто разрешал конфликты между директорами заводов? Между директорами и министерствами? Между работодателями и рабочими? Кто определял, чего нельзя производить и продавать, а что можно и по каким ценам? Кто принимал окончательные решения о том, кому, где и с кем можно жить, а кому нельзя, какими землями и как пользоваться? Куда ходили искать справедливости обиженные жены?
В парткомы КПСС.
Социолог Юрий Фигатнер прямо говорит, что функции судебной системы были узурпированы Коммунистической партией. И понятно, почему она это сделала: ведь судебными функциями определяется состояние экономики и финансов. На каждом предприятии, учреждении, организации партия имела свои «судебные и полицейские» органы — партком и особый отдел. А возглавлялась эта всесоюзная судебная система, как известно, высшими судиями: политбюро и ЦК КПСС.
Если же говорить о политике, то в ней безумная роль «революционных партийных судов» известна всем. Вот почему партия позволяла стране иметь самое лучшее законодательство в мире: потому что, в конечном счете, главное — не закон, а то, какой суд и как его будет трактовать.
Другое дело, что суд-то исполняли не профессиональные юристы, а «профессиональные революционеры», то есть специалисты не по законам, а по социалистической морали и, по совместительству, специалисты по насилию.
Теперь, в наши уже времена, даже и эта «судебная система» рухнула, а что же осталось? Остались ублюдочные суды, которые штампуют сверхжестокие приговоры по уголовным делам, а по делам экономическим как правило выступают в защиту крупного капитала, подтверждая тем самым, что главное — не закон, а его трактовка.
И осталось повсеместное упование на мораль.
Кто угодно мог заметить, что все годы реформ господа реформаторы только тем и занимаются, что требуют от населения «веры», «доверия», обращаются к нам с уговорами быть честными, платить налоги, проявлять высокую мораль, «сознательность» и т. д. Но в том-то и дело, что эти призывы сами по себе унизительны и уже только поэтому лживы. Какую нужно иметь совесть, чтобы все население уговаривать быть честным?! Ведь это обвинение НАРОДА в нечестности! Интеллигенция же наша походя, по поводу и без, констатирует: «все воруют». То, что для россиянина — боль и несчастье, ему тычут в лицо, как если бы он в том был виновен.
Как можно обращаться к своему образованному населению с упреками в воровстве? Как это могут позволять себе «реформаторы», если само население все годы реформ умоляет их, «благодетелей», о правосудии, а не о милости? Как могут они называть ворами миллионы предпринимателей, замученных «паспортизациями», лицензиями, «аттестациями», сертификациями, да плюс к тому произволом СЭС и прочих жадных, и не находящих вокруг никого, кто бы рассудил?
Абсолютной необходимости правосудия для развития индустриальной экономики не смогли понять товарищи большевики. КПСС тоже апеллировала к нравственности, называя себя высшим моральным образцом — «честью и совестью нашей эпохи», и именно она дискредитировала правосудие, превратив его в карательный орган. Об этом неплохо было бы помнить нынешним «демократам» и, с позволения сказать, реформаторам, которые уже десять лет волынят с судебной реформой.
Если беспристрастно отнестись к нашей истории, если помнить о суровой природе России и не забывать уроков «высокоморальной» КПСС, то нельзя не прийти к следующему выводу:
Мораль и нравственность подвергаются деградации там, где они не защищены правосудием.
Здесь нет никакого открытия. Об этом российские ученые заговорили, еще когда Россия только начала входить в промышленное общество. В начале 1900-х годов академик Богдан Кистяковский писал:
«На одной этике нельзя построить конкретных общественных форм. Такое стремление противоестественно; оно ведет к уничтожению и дискредитированию этики и к окончательному притуплению правового сознания».
Теперь уже даже детям должно быть ясно: где отсутствует правосудие, там процветает, богатеет и приходит к власти только тот, кто менее всего обременен моралью и нравственностью.
Этот упрек мы бросаем всем «реформаторам» последнего десятилетия.
Причины низкопоклонства
Географическая обездоленность (неблагоприятные природно-климатические и демографические условия, обусловившие скудность прибавочного продукта и постоянный дефицит средств в казне; перманентная опасность внешней агрессии, предопределявшая высокий уровень военных расходов) была определяющим фактором формирования российского государства. Результатом хронического дефицита средств и ресурсов развития стало противоречие между задачами государства и возможностями их решения.