Поведение Дженис более точно соответствует классической модели аддикции. Ключевые положения традиционной программы лечения подходят ей. Поскольку ее самооценка прочно связана с заверениями Билла в том, что он ее ценит, она находится в болезненной зависимости от него. Более того, она не в состоянии отказаться от отношений, которые стали для нее разрушительными, поскольку притерпелась к их болезненным аспектам и при этом продолжает получать от этих отношений нечто, в чем отчаянно нуждается. Ее терпимость растет, и с каждым разом требуется все более и более серьезное злоупотребление, чтобы причинить ей ту боль, которая способна возродить желание разорвать эту привязанность. Предпринимая попытки высвободиться, она испытывает психологическое похмелье. Терпимость и синдром отмены – отличительные черты настоящей аддикции. Людям вроде Дженис часто помогают группы вроде Ал-Анона или так называемые «группы для созависимых», поскольку поведенческие паттерны этих людей, в отличие от их манипулятивных партнеров, очень хорошо накладываются на модель зависимости. В соответствии с предсказаниями модели им иногда удается достичь эмоционального дна и настолько захотеть избавиться от страданий, чтобы отважиться на «шаги», необходимые для «излечения».
Неравноправные отношения: что в сухом остатке
Участник одного из моих семинаров спросил меня, почему Билл так сражался за то, чтобы не потерять Дженис, если у него не было ни малейшей созависимости с ней. Я ответил ему, что Билл как агрессивная личность попросту ненавидит терять что бы то ни было. Потеря означает для него отказ от власти и доминирующего положения. И не важно, о каких отношениях Билла идет речь, – он везде стремится возобладать и получить контроль. В любых неравноправных отношениях желанной целью агрессора является не реальный объект сам по себе, а доминирующее положение. Каждый раз, когда Дженис задумывается о том, чтобы уйти, равновесие сил нарушается. И тогда Билл начинает боевые действия. Он сражается не за то, чтобы удержать женщину, которую любит, с которой желает быть вместе и в которой нуждается. Он сражается за то, чтобы сохранить преобладающую позицию. Будучи личностью с расстройствами характера, Билл склонен видеть в Дженис скорее собственность. А раз так, то у нее не может быть свободы жить своей жизнью или, хуже того, быть более счастливой с кем-то другим. С его точки зрения, она находится в его распоряжении, а потому любое движение к независимости с ее стороны он воспринимает как отвержение и покушение на его «право» господствовать над ней.
Глава 8 Ребенок-манипулятор
Профессионалы многие годы кропотливо исследовали влияние детских страхов и чувства незащищенности на личностное развитие. Но они не уделяли особого внимания тому, как дети обучаются ставить под контроль и направлять в нужное русло свои агрессивные инстинкты. Все выглядит так, как будто профессионалы дружно уходят в отрицание, когда речь заходит об изучении и анализе истинных представлений о том, как дети сражаются и как уровень их агрессивности сказывается на формировании личности.
Дети естественным образом вступают в борьбу за желаемое. На ранних этапах социального развития это сражение носит открытый и часто физический характер. Большинство детей обнаруживают, что такая стратегия безрезультатна и влечет за собой существенное социальное воздействие. Если родители внутренне готовы к тому, чтобы призвать ребенка к порядку, если социальное окружение достаточно доброжелательно, а сам ребенок достаточно послушен, он обычно научается регулировать свою склонность к открытой агрессии и начинает исследовать другие стратегии победы в жизненных битвах. Попутно многие дети открывают для себя эмоциональные «рычаги», которые есть у родителей и других людей и на которые можно надавить, чтобы добиться согласия или уступки в конфликте. Они понимают также, что именно можно сказать или сделать (либо не сказать и не сделать), чтобы оставить оппонентов в неведении, вывести из равновесия или заставить защищаться. Таким образом эти дети осваивают навыки скрытой борьбы.
Похоже, совокупное воздействие множества социальных факторов (вседозволенность, снисходительность, дурное обращение, предоставленность самим себе и недостаток ответственности) приводит к тому, что в наши дни количество открыто-агрессивных и скрыто-агрессивных (манипулятивных) детей растет. Конечно, мой взгляд на вещи может быть предвзятым, поскольку в первые годы моя работа примерно наполовину состояла из взаимодействия с детьми и подростками, имеющими эмоциональные и поведенческие нарушения, а также с их семьями. Однако я нахожусь под впечатлением от того, сколько в моей практике случаев, когда в результате слишком успешного овладения приемами манипуляции ребенку удается заполучить чрезмерную власть в семье. Один из таких случаев лежит в основе следующей истории.
Аманда – деспотичный ребенок
Дженни сидела в комнате ожидания и сильно нервничала. Она беспокоилась за дочь. У нее не выходили из головы слова Аманды: «Ты думаешь, я психованная, да? Ведь только психи ходят к мозгоправам!» и «Ты всегда думаешь обо мне плохо!». Не зная, как Аманда отреагирует на еще одного профессионала, Дженни пришла на первую встречу одна.
«Меня очень волнует моя дочь, – сказала она. – У нее крайне низкая самооценка». Ее попросили пояснить подробнее, и она рассказала о том, как наложила запрет на внешкольные занятия до тех пор, пока Аманда не разберется с домашним заданием. Она отчетливо помнила, как Аманда заперлась в комнате, рыдая и крича: «Ты думаешь, я собиралась об этом забыть, думаешь, я тупая, а теперь придираешься ко мне! Меня все ненавидят, учительница меня ненавидит, и ты теперь тоже меня ненавидишь!» «Я не хотела оскорбить ее чувства, – рассказывала Дженни. – Я уверена, что ей и без этого тяжело. Я пыталась сказать, что просто хотела помочь ей быть более ответственной в том, что касается домашних работ, и что у меня вызывает тревогу только это. Но она не стала со мной даже разговаривать, пока я не сказала, что подожду с наказанием и сначала поговорю с учительницей. Это ее хоть как-то успокоило».
Дженни объяснила, почему в постоянных жалобах Аманды на предвзятость учителей может быть зерно истины. «У нее действительно была непростая репутация, – сказала Дженни, – но теперь Аманда совершенно другая. До этого года она была крупнее своего брата Джои, а значит, крупнее многих детей в классе. Она привыкла лупить Джои и задирать его, ее даже собирались исключать из школы за драку в школьном автобусе. Мы с отцом были вынуждены постоянно с ней разбираться по этому поводу. А теперь другие дети ее догнали, и даже Джои, хотя он и младше, сделал рывок и сейчас уже крупнее Аманды. Он не притесняет ее, но и Аманда теперь не третирует его, как было прежде».
Дженни поделилась своими соображениями о том, что Аманда, должно быть, чувствует себя беззащитной и потому чрезвычайно чувствительна к тому, что говорят другие школьники. Она рассказала про частые жалобы Аманды на то, что одноклассники шпыняют ее и «выводят из себя», а учителя всегда ставят ей на вид ее поведение и совершенно не желают замечать, что другие дети пристают к ней. Аманда не раз говорила ей об этом. «Когда я была ребенком, я чувствовала себя незащищенной, у меня была низкая самооценка, и мне кажется, что с Амандой происходит то же самое, – отметила Дженни. – Я всегда чувствовала себя подавленно, когда не получала поддержки, и один из специалистов, к которым мы обращались за консультацией прежде, тоже сказал, что у Аманды может быть депрессия». Дженни рассказала о целом ряде случаев, когда Аманда угрожала уйти из дома, говорила, что ей было бы лучше умереть, хотела переехать жить к отцу, потому что «он ее понимает». «Я думаю, она чувствует беспомощность и отчаяние, разве нет? Мне кажется, это началось с нашего развода. Может быть, я сделала ошибку, когда развелась с ее отцом два года тому назад. Я пыталась понять его проблемы, но выносить побои больше не было сил. Я стремилась к тому, чтобы Аманда была счастлива, и вовсе не хотела, чтобы она меня возненавидела. Как вы думаете – ей можно помочь? Мы обязаны что-то с этим сделать. Сегодня меня вызывал директор школы и угрожал отчислить ее. Я умоляла его подождать и дать мне шанс помочь ей».
Задира есть задира
Аманда не сражается прежними методами. У нее больше нет тех физических преимуществ, которые были когда-то. Но она по-прежнему боец и изрядный задира. Изменились только приемы. Она нащупала мамины слабые места и знает, как подчинить Дженни себе.
Как и большинству других людей, Дженни легче распознать агрессивное поведение, когда агрессия носит открытый, прямой, физический характер. Она совершенно иначе обходилась и с бывшим мужем, и с дочерью, когда те вступали в открытую схватку. Но поскольку в нынешнем поведении Аманды Дженни не замечает агрессии, то непреднамеренно потакает ей. В итоге Аманда превращается в манипулятора. Парадоксально, но поскольку Дженни не в состоянии определить те моменты, когда Аманда вступает в борьбу, и не знает, как этому противостоять, то получается, что ее снова используют.