Углекислота под давлением в сотни атмосфер обещала верную смерть: если в броне найдется хоть щелочка, экипаж вездехода мгновенно превращался в желе. Такое случалось не часто, но случалось, потому что техника Гермессиона была старой и дряхлой.
В молодости Марату дважды пришлось ездить по Венере в грузовой машине, и оба раза он испытывал жесточайший, на грани помешательства, ужас. Даже оказавшись впервые под открытым небом Земли, он испугался не так сильно…
– Знаем мы, зачем эти танки возле нашей шахты шныряют, – заявил Живорад Коди. – Наверняка дирекция Северной продает Поларису часть урана.
Другой механик добавил завистливо:
– Небось, лучшими кусками торгуют, сволочи.
Возмутившись, Ирсанов заявил, что директор Северной шахты Эдгар Малыгин – честный и порядочный человек, который никогда не стал бы сотрудничать с конкурентами. В работягах немедленно проснулась классовая ненависть к образованному сословию, и вся бригада завопила: дескать, все вы – шкуры продажные и дармоеды, привыкли жировать за счет простых трудяг, потому как с детства не работаете, а только учитесь и детей своих кормите до двадцати лет, пока те в колледжах уроки прогуливают.
Возражений они, конечно, не слушали да и не смогли бы понять, поэтому Марат сделал вид, что не слышит глупостей. Только это не помогло: накричавшись на общие темы, работяги взялись за него.
– Ты вот тоже простого человека презираешь, – злобно сузив глаза, прошипел Живорад. – Брезгуешь нашими скафандрами пользоваться. На собственный разорился.
Скафандр был отцовский. Еще лет двадцать назад, когда поселение процветало и работникам платили хорошие деньги, Роберт Ирсанов грохнул на эту роскошь чуть ли не половину сбережений.
Марат огрызнулся:
– Откуда мне знать, чем был болен ублюдок, носивший скафандр до меня? Вы же любите слюнявить нагубники, а спиртом после себя не протираете.
– Спиртом мы себя изнутри протираем, – радостно заржал механик с четкими признаками мутаций.
Вспомнив о выпивке, работяги сразу подобрели и перестали лаяться. Посыпались вопросы о Земле. В основном монтажников интересовало, сколько и какой водяры Марат выпил и сколько землянок успел пощупать? Не объяснишь ведь придуркам, что землянки на нищего по столичным меркам провинциала даже смотреть не желали.
– Ну да, скажи вам, – хмыкнул Марат. – У вас ведь языки без тормозных клапанов – сегодня же к вечеру какая-нибудь сука жене настучит.
Подумав, он все-таки сказал самое заманчивое: на Земле практически нет мутанток. Орбитальники мечтательно застонали.
И почти одновременно просвистел бравурную мелодию компьютер. Спустя секунду-другую люди даже без приборов почувствовали колебания силы тяжести. Оборвав осточертевшую беседу, Марат бросился к монитору.
Как он и опасался, поле антигравитации резко изменило структуру. В течение трех минут параметры беспорядочно вибрировали по амплитуде, а частота норовила сдвинуться за величины, после которых начинается резонанс. Это и был пресловутый эффект Ирсанова-Ирсанова, открытый его отцом и исследованный Маратом. Глубоко внутри Солнца происходили непонятные процессы, каким-то образом влиявшие на работу антигравов.
– Сейчас рванет, – предупредил Марат и начал надевать скафандр.
– Много ты понимаешь, – привычно брякнул Живорад Коди. – Второй день Солнце чистое, даже старые пятна рассосались.
– Придурок трусливый, – заржал электрик, который два часа назад не мог толком подсоединить блок питания. – Со страху в штаны наложил.
Другой монтажник мстительно добавил:
– Вы, образованные, живете, как свиньи. У тебя вот комбинезон потерт и порван – на что только деньги копите.
И он туда же.