Это вино не хуже, если даже не лучше, но отпил чуть, поднялся. На него смотрели от столов настороженно, как степняки, так и местные. Он улыбнулся, кивнул на оставленный кувшин. Дескать, кто желает хорошего вина на дармовщину, налетай.
Когда шел к выходу, чувствовал на спине эти злые и растерянные взгляды. С падающими на плечи красными, как огонь, волосами, он и так всегда привлекает внимание, а встречные не раз останавливались, пораженные сочетанием этих красных волос и пронзительно зеленых глаз, ярко-зеленых, светлых, от которых, казалось, идет странный колдовской свет.
Теплый вечерний воздух легонько взъерошил влажные волосы. Запахи конюшни текут медленно, успокаивающе. На том конце двора легонько стучит металлом, в щели крыши пробивается легкий сизый дымок.
С колоды, где поили коней, поднялся молодой бродяга. На Олега взглянули синие глаза, непривычно яркие на смуглом лице с черными соболиными бровями. Волосы он смочил у колодца, теперь падают на плечи ровными прядями, блестящие, как застывшая на холоде смола.
— Спасибо, — сказал он сиплым, совсем не юношес-ким голосом. — Если бы не ты... Олег отмахнулся:
— Забудь. Все равно тебя скоро зарежут. Бродяга насторожился:
— Почему?
— Сам лезешь в ссоры, — объяснил Олег. — А такие долго не живут. К тому же ты кого-то рассердил достаточно могущественного. По крайней мере трое жаждали тебя убить не за сегодняшние резкие слова.
Бродяга кивнул:
— Вот за них я и хотел сказать спасибо. Считаешь, их кто-то нанял?
Олег пожал плечами:
— Возможно.
Двери конюшни распахнуты, в тишине слышно, как сопят и чешутся кони. Налетел легкий ветерок, зашелестел ветками высокого старого клена в пяти шагах от конюшни. В одном месте ветки качались и после того, как ветерок улетел далече.
Олег прошел мимо, слегка отодвинув богатыря плечом. Тот был весь как из дерева, но Олег знал, что он и сам как из камня. Он был почти у ворот конюшни, ког-да сзади догнал стук шагов.
Все тот же сиплый голос воскликнул:
— Я знаю, тебе это не нужно! Но ты единственный, кто помог мне в этом проклятом городе.
— Ну и что?
Юноша сказал с явным раздражением:
— Я должен был сказать хотя бы спасибо.
— Пустое, — отмахнулся Олег. — Не стоит за такую малость.
Из конюшни выскочил мальчишка, в глазах удивление.
— Уезжаете? Я бы оставил вашего коня у коновязи... Красивый конь, я таких еще не видел!
— Оседлай, — разрешил Олег благосклонно. — Он не укусит.
Снова догнали быстрые и вместе с тем тяжелые шаги. В молодом сильном голосе прозвучало уже не раздражение, а злость:
— Это я — малость?
Олег отмахнулся, не оборачиваясь:
Только не затевай драку еще и со мной.
Почему? — спросил бродяга задиристо.
Мне очень не хочется быть битым в такой чудесный вечер, — объяснил Олег.
Бродяга несколько мгновений всматривался в его лицо. В синих глазах злость переплавилась в ярость.
— Так говорят только очень уверенные в себе... Олег услышал тихий шелест. Рука его метнулась в сторону, пальцы начали смыкаться еще в пустоте, но, когда сжались, в ладони уже была зажата рукоять швыряльного ножа. Рука по инерции качнулась в сторону горла богатыря, тут же Олег швырнул нож обратно. В темноте послышался сдавленный вскрик.
В листве клена зашелестело. На землю вывалился, цепляясь за ветки, крупный человек в темной одежде. Бродяга инстинктивно сделал к нему шаг, Олег остановил:
— Что тебе?.. Это его нож.
— Что? — спросил бродяга ошарашенно.
— Я говорю, — объяснил Олег как глухому, — нож вернулся к хозяину. Или тебе пограбить зудит?
Из ворот выбежал мальчишка, ведя в поводу могучего жеребца, легкого, с сухими мышцами и горящими как жар глазами. Олег пошел навстречу, конь призывно заржал, подбежал к хозяину и потерся мордой о плечо. Олег похлопал по огромной голове, чмокнул в бархатные конские губы. Конь фыркнул и отодвинулся, телячьи нежности это не для взрослого коня.
Со спины послышались торопливые шаги. Бродяга подходил, как чувствовал по его походке Олег, раздираемый сомнениями. Шаги нетвердые, а ведь человек он, несмотря на крайнюю молодость, уже умелый в боях, знающий, как ставить ноги.
— Прости, — донесся его голос, — ты мне спас жизнь уже дважды.
— Трижды, — поправил Олег, он всегда любил точность.
— Что?
— Трижды, — пояснил Олег. Он уже чувствовал, как губы расползаются в улыбке. — Но это такая малость, что даже спасиба не стоит.
Сзади засопело, он уже ожидал новую вспышку злости но бродяга за спиной зло рассмеялся:
— Прости, я только сейчас понял, что под малостью понимаешь не меня, а то, что ты сделал. Я еще не видел, чтобы вот так могли поймать нож... да еще в темноте! Так что бросить кувшин или лавку — это в самом деле для тебя малость.
Олег положил одну руку на седло, но что-то заставило обернуться. Этот молодой бродяга стоит перед ним почти такой же рослый, как и он сам, широкий, с длинными черными волосами до плеч и неправдоподобно синими глазами. Снова в сердце Олега кольнуло неясное узнавание. И почудилось, что желание именно сегодня зайти в корчму и просидеть там целый вечер среди пьяных мужиков было совсем не случайным.
— Кто ты есть? — спросил он. — Впрочем, не хочешь — не говори. Но только простых бродяг не подстерегают такие. И ножи в этом городе не умеют метать... так умело. Тебе надо хотя бы одеться по-другому, волосы спрятать. А уходить из города лучше всего тайно, ночью.
Бродяга открыл и закрыл рот. На скулах выступили красные пятна. Олег уже полагал, что смолчит, уйдет, сохраняя тайну, но тот вдруг заговорил быстро, захлебываясь словами:
— А я и таился!.. Но когда увидел, во что превращаюсь, это ж позор для воина! Уж лучше навстречу... лучше грудью! И будь то, что предначертано. Я не опозорю своего имени ни бегством, ни...
Он запнулся, глаза застыли. Олег повторил:
— Не хочешь — не говори.
— Меня зовут Скиф, — сказал бродяга с усилием. На лице Олега ничего не отразилось, и он сказал уже чуть свободнее: — В этих краях мое имя ничего не говорит... но есть и другие края.
Голос его впервые прозвучал гордо, с достоинством. Плечи раздвинулись, он выпрямился и стал чуть выше ростом. Олег ощутил, как в сердце дрогнула и отозвалась сладкой болью неведомая жилка. Вот откуда синие глаза Таргитая, черные волосы Миш, гордая стать Колоксая!
Глава 2
Все это годы он сам был занят Высоким: собрал самых могучих магов и основал Совет Семерых, который должен погасить все войны на земле, восстановить мир и справедливость, везде нести свет и правду, однако в его высокую башню доходили вести и о простых людях, которые не знают, что они — простые, ведь зовут себя тцарами, властителями, властелинами.
А также эти слухи догоняли его в скитаниях, находи-ли на вершинах гор, с взрывами хохота долетали от костров, где веселятся воины, вкрадчивым шепотом вползали в уши во дворцах...
У Миш, как рассказывали редкие гости, от Колоксая родилось трое сынов: Агафирс, Гелон и Скиф. Все в отца силой и отвагой, все с детства не знали равных хоть в скачке на конях, хоть в борьбе, все росли красивыми и любимыми...
...но однажды до них дошел слух, что их доблестный отец умер не сам, а был отравлен их матерью. Неизвестно, как они отнеслись на самом деле, все скрыто за стенами дворца, но Гелон и Скиф ушли от матери, а единственного, кто остался, оскорбленная Миш объявила не просто наследником, а демонстративно передала всю власть над своей страной.
Агафирс, став правителем, тут же попытался восстановить с братьями дружбу. Гелон, который ушел на дикие земли и основал там город, названный соседями просто Гелоном, постепенно не то что простил мать, но с Агафирсом поддерживал почти дружеские отношения, хотя в прежних землях уже не появлялся.
И только самый младший, Скиф, не простил. Он исчез, никто его не видел в течение трех последних лет, хотя иногда возникали слухи, что видели убитым в таких-то землях, женатым на богатой купчихе — в других, Спившимся и умершим от болезней — в третьих.
Сейчас Олег не снимал руки с седла, даже подобрал-ся для прыжка в седло, но заколебался, повернулся и взглянул в синие глаза.
— И что же? — спросил он в упор. — Для бродяги, что скрывается от гнева Миш, ты слишком близко от ее земель. В самом деле прешь на погибель?
— Я иду к брату, — возразил Скиф. — Там Агафирс. Олег покачал головой:
— Тебя встретит Миш.
— Она моя мать, — сказал Скиф, но в голосе прозвучала неуверенность.
— Ты в самом деле считаешь, — спросил Олег, — что эти трое пытались тебя убить из-за твоей драной руба-хи... наверное, очень ценной?
Скиф нахмурился, непривычно черные брови на белом лице сдвинулись к переносице. Но в синих глазах сверкала прежняя непримиримая злость. Олег со вздохом забросил поводья на седло.
— Побудь с моим конем, — велел он. — Вы чем-то похожи. А я поговорю с хозяином .