Если судить по предыдущему полёту, путь до планеты йилайлов должен был занять ровно неделю.
У всех отмечались успехи в освоении языка, чему в немалой степени помогало интенсивное использование гипнопедии и выполнение правила, согласно которому во время занятий можно было разговаривать только по-йилайлски. Несмотря на то, что на плёнках были собраны разрозненные и далеко не полные данные, члены экспедиции подготовились к общению с местными жителями настолько хорошо, насколько могли, и постарались по возможности упорядочить знания об их сложной культуре.
Оставались только проблемы, связанные с самими землянами.
Эш поставил себе задачу: постараться узнать как можно больше о каждом из членов экипажа. Проще всего обстояло дело с русской молодёжью. По крайней мере, с ними было легко разговаривать. Михаил оказался не менее разговорчивым, чем Вера, но не рассказывал ничего личного. Все эмоции он умело прятал за непроницаемым щитом дружелюбного и насмешливого высокомерия.
Труднее оказалось с русскими старшего поколения. Интуиция подсказывала Гордону, что давить на них не стоит. Он не думал, что Григорий или Елизавета непременно ненавидят американцев и не желают с ними работать, но юность этих людей прошла на фоне напряжённого политического климата, когда не было принято легко раскрываться. Привычка осталась. И то, что эти двое все же разговаривали с археологом на такие отвлечённые, безобидные темы, как лингвистические исследования, прогресс науки, и так далее, — все это говорило о том, что они стараются, как могут.
Сложнее всего было с профессором Мариам.
Думая об умном взгляде её чёрных глаз, о негромком голосе с лёгким акцентом, Эш решил, что слишком долго бездействовал.
Пора было браться за дело.
Он отстегнул крепёжные ремни, кивнул Борису и оттолкнулся от кресла. Проплывая по коридору, он глянул на часы, быстро прокрутил в уме намеченный план действий и отправился к комнате отдыха.
Работал видеомагнитофон. Гордон остановился и заглянул внутрь. Трое русских и Ренфри смотрели какой-то документальный фильм на русском языке. Остальные, по идее, должны были сейчас находиться в учебной каюте. Это означало, что Саба — у себя.
Он притормозил около двери, взялся за скобу и постучал.
Дверь плавно отъехала в сторону. Эвелин куда-то ушла, эфиопка была в каюте одна. Эш заметил, что дисплей её ноутбука светится. Переносной компьютер был прикреплён к столику. Рядом в воздухе парили наушники.
— Гордон? — вежливо поприветствовала гостя Саба.
— Можно с вами поговорить? — спросил он.
Женщина кивнула:
— Конечно.
— Простите, что помешал, — извинился археолог и вошёл. В маленькой каюте царил образцовый порядок.
— Ничего страшного, — отозвалась профессор и изящно махнула рукой. Она быстро сохранила данные, с которыми работала, и, закрыв крышку ноутбука, опустила на неё руки. — Ну, так о чем же вы хотели со мной поговорить?
Каюты были слишком малы для того, чтобы тут можно было принимать гостей. Гордон сел на краешек койки Эвелин.
— Я немного забегаю вперёд, — начал Эш. — Мы не имеем никакого понятия о том, откуда взялось ваше скульптурное изображение, но все же можем предположить, что оно каким-то образом связано с текущей миссией. Скорее всего, эта фигурка была вырезана вследствие того, что мы побывали на планете.
Музыковед кивнула. В том, что говорил Гордон, не было ничего нового. Так думали все.
— Ваша задача будет состоять в проникновении в Дом знаний, о котором нам известно только одно: вход туда позволен избранным и всех прочих туда не пускают.
Это тоже было известно всем, однако Мариам не выказала ни раздражения, ни нетерпения — а следовательно, понимала, что Гордон просто-напросто подводит базу под то, о чем собирается говорить дальше.