– Все подтвердилось, будь вы прокляты!
– Он еще жив? – спросил Засядько.
– И здесь дьявол вам помог. Он умер в предсказанный вами срок!
– Дьявол умер?
– Мой помощник! – прорычал Мавильон.
Засядько сказал сочувствующе:
– Красивая вы нация, французы. Даже дьявол у вас помощник… Вы под обстрелом тяжелых орудий пьете хорошее вино, острите. А любовники умирают друг у друга в объятиях! Как жаль, что после этой войны верх возьмут угрюмые немцы, сонные британцы и богомольные русские…
Это вернуло взбешенного коменданта в реальный мир. Потеря двух людей: жены, с которой был в браке несколько лет, и помощника, что хоть и был прислан из Генштаба, но сумел стать незаменимым, – не должна отразиться на судьбе крепости и вверенного ему гарнизона солдат.
– Война еще не проиграна, – огрызнулся он. – Мы верим в гений императора!
– И все же проследите, чтобы условия сдачи выполнялись, – попросил Засядько. – Пруссакам только дайте повод! Ведь для них вы – захватчики. Да и моя шкура мне еще понадобится.
Через несколько дней Засядько снова вызвали в Генеральный штаб. Там уже собрался генералитет, все были в парадной форме. В центре находился дородный мужчина в мундире высшего офицера генерального штаба прусской армии. Александр узнал полковника барона Мюфлинга, с которым уже приходилось встречаться по делам службы.
Мюфлинг с интересом повернулся к Засядько:
– Так это вы наш национальный герой? Поздравляю! Мой король просил договориться о сдаче крепости на любых условиях, лишь бы французы убрались из страны, а вы каким-то образом принудили их к капитуляции. Пруссия получила Торн в полной сохранности, к тому же уцелели склады с оружием и продовольствием. Мы не забудем, кому обязаны! – Он крепко пожал руку Александру, отступил на шаг и торжественно провозгласил: – Его королевское величество король Пруссии Фридрих-Вильгельм Третий приглашает героя Торна на торжественный прием в честь взятия крепости.
Александр поклонился:
– Польщен. Если мое командование не будет против…
– Не будет, – засмеялся Мюфлинг. – Клянусь престолом короля, еще как не будет!
– Ну, тогда, я полагаю, мне останется только сшить себе парадный костюм.
Мюфлинг схватился за голову:
– У вас нет парадного костюма? Да каждый прапорщик…
Засядько посмотрел в смеющееся лицо барона:
– Я не каждый, дорогой барон.
Тот оборвал смех, сказал серьезно:
– Я знаю, Александр Дмитриевич. Я знаю. Но парадный костюм… как же без него? Я сегодня же пригоню вам своего портного. Дело в том, что прием состоится… завтра.
Прием оказался не приемом, а праздником с фейерверками и роскошно уставленными столами, пьянкой, хотя вначале была торжественная часть, выход короля, представление, взаимные поклоны.
Александр ждал вместе с группой прусских высших офицеров. Так уж полагалось, что после каждой победы королю подавали список награждаемых. И хотя сейчас прусские войска не произвели и выстрела, но кто вспомнит об этом через годы? Короли должны мыслить на века вперед.
Во дворце, помимо прусской знати, были приглашенные от австрийского двора, гости из русского Генерального штаба, что пришли посмотреть на триумф своего земляка, богатые и знатные люди разных наций и судеб, волей случая оказавшиеся вблизи и добившиеся возможности побывать при дворе короля.
Словно кто-то толкнул Засядько. Он повернул голову, через пустоту огромного зала увидел среди приглашенных на прием Олю. Она была с родителями, но Александр на этот раз обратил внимание именно на нее, уже взрослую в свои двенадцать лет, рослую, девочку-подростка, похожую на бутон розы. Еще не видно лепестков, не слышно аромата, но садовник уже знает, что будет что-то необыкновенное…
Он почти физически чувствовал ненавидящий взгляд Грессера, заметил полные боли глаза Кэт. Но его глаза снова и снова поворачивались к их удивительной и трогательной в своей доверчивости и беззащитности девочке.
Громко и победно прозвучали фанфары. Церемониймейстер ударил жезлом в пол, торжественно перечислил титулы короля прусского. Дверь распахнулась, придворные склонились в низком поклоне, дамы присели. Александр и офицеры прусской армии вытянулись и щелкнули каблуками.
Церемония вручения наград показалась Александру затянутой, хотя позже его уверяли, что король сам спешил к столу и скомкал всю торжественную часть. Первыми награды получили члены августейшей семьи, что было естественно, хотя никто из них и близко не был возле крепости. Затем церемониймейстер назвал полковника русской армии Александра Засядько.
Фридрих-Вильгельм III обнял Александра, расцеловал, видимо подражая старым русским обычаям, что вышли из употребления еще при Петре Великом, отступил на шаг, глядя в загорелое лицо молодого полковника:
– Вон каков наш германский герой! Немецкая нация не забудет вашего подвига. Вы сделали для нас больше, чем дипломаты, армия или артиллерия. На королевском совете вас решено было представить к дворянскому ордену за воинскую доблесть – «Pour le me€rite». И считаю приятным долгом добавить, что никто из совета – а у нас, немцев, в совете больше народу, чем в советах всех стран Европы, вместе взятых, – никто не возражал, что редко бывает, а барон Мюфлинг даже выразил сожаление, что нельзя дать сразу два ордена!
Лорд-канцлер поднес бархатную подушечку, где блистал невиданный орден. Король умело прикрепил его к полковничьему мундиру Александра, еще раз обнял:
– Спасибо! Я в долгу у вас, Александр. Как и вся немецкая нация. Если что понадобится, то… как говорят русские… только свистните!
Он захохотал, довольный, он любил употреблять неожиданные сравнения, простонародные словечки, за что снискал любовь и преданность солдат и простых крестьян. А хорошая память позволяла хранить их в памяти бесчисленное множество.
– Благодарю вас, ваше величество, – ответил Александр на немецком языке без намека на акцент. – В этой войне вы показали себя не просто королем, их хоть пруд пруди, а настоящим вождем. А к вождям, как известно, всегда стекались лучшие воины со всех краев света. Не по долгу, а потому что верят в вождя. Так что я к вашим услугам и в грядущие дни и годы!
Он отдал честь. Король засмеялся, русский полковник ответил ему в тон, грубовато, но так, что он едва не замурлыкал от удовольствия. Спеша попасть на глаза королю, высшие придворные бросились к Александру, поздравляли, одаривали, приглашали в гости. Краем глаза он увидел на том конце зала злое лицо Грессера, зеленое от ревности лицо Кэт, радостные и вместе с тем обеспокоенные глаза Оли.
Баронесса Адельгина, юная и благоухающая, прошептала Александру, потупя глазки:
– Завтра я весь вечер буду дома… Я буду рада видеть вас, таинственный герой, у меня в гостях.
Теперь и глаза Оли стали зелеными. Она, как и ее родители, вряд ли слышала их разговор, но многообещающая улыбка юной баронессы, родственницы короля, говорила сама за себя. А мужественный полковник, статный и красивый той хищной красотой разбойника или контрабандиста, что заставляет трепетать сердца даже замужних, преданных семье и дому дам, свободен и находится всего на расстоянии протянутой руки!
– Благодарю. – Он бросил короткий взгляд на побледневшую девочку. «Дорасти сперва, – говорил его взгляд. – Рано тебе лезть в игры взрослых». – Я обязательно приду. Если, конечно, нашу часть внезапно не перебросят в другое место.
Она весело засмеялась. У нее было нежное румяное лицо, ямочки на щеках, блестящие глаза. Она дышала чистотой и здоровьем, словно жила не при дворе, а в далекой альпийской деревушке среди чистого воздуха, цветов, теплого молока и родниковой воды.
– Ваша часть останется здесь еще на неделю. Я уже узнала!
Засядько поклонился. У него было желание сдвинуть лопатки, укрывая спину от жалящего взгляда девочки.
– И если мое начальство даст мне возможность вырваться хоть на миг…
– Ваша часть на отдыхе, – заверила она весело. – Видит Бог, все ваши солдаты тоже заслужили отдых! Такой беспримерный марш из Сибири в нашу солнечную Германию!
Москва не совсем в Сибири, хотел было возразить он, но лишь усмехнулся в ответ. Тогда пришлось бы сказать, что и Германия не совсем солнечная страна. Как же тогда назвать Италию и средиземноморские острова – знойной Индией или вовсе арабскими пустынями, но баронесса лучилась сочной красотой, от нее исходил мощный зов, на который откликалась его звериная натура, а не звериная не очень-то и сопротивлялась.
Он подал руку, она положила ему на локоть длинные, но пухленькие пальцы, тоже розовые и сочные. Они пошли вдоль длинной стены, рассматривая картины в тяжелых рамах. Гости постепенно оставались позади, встречались только слуги с подносами, потом и те перестали попадаться, и, когда Адельгина увидела уютненький уединенный альков, Засядько тут же, угадывая ее желание, свернул, бережно усадил, сел рядом.