— Не нами. Мы знали, что событие неизбежно, и сделали так, чтобы оно произошло при обстоятельствах, которые позволили бы нам легко отделаться.
Дикарка задохнулась. Смущение исчезло, пришла злость.
— Дорн… и всё то, что произошло… — она обвела рукой вокруг, указывая на весь замок. — Это, по вашему, называется "легко отделаться"?
Маршалл кивнул.
— Именно так. Может быть, пока ты этого не понимаешь, но всё могло бы быть гораздо хуже…
— "Легко отделаться", — фраза ранила. — Знаете, там, в каморке… этот плюгавый, библиотечная крыса, почему-то счёл, что я ваша дочь…
Она понимала, что уже наговорила много лишнего, но остановиться не могла.
— …Хотели схватить меня, как заложницу… А если бы они действительно сцапали вашу дочь… тьфу ты, сына то есть… и Танию? Тоже "легко отделаться"?
Стратиг спал с лица. Дикарка подавила желание зажмуриться и вжать голову в плечи. У стен, в каморке — нигде ей не было так страшно.
И вдруг ужас ушёл.
Матис пошевелил губами, как будто ему не хватало слов.
— Они были вне опасности, кстати, как и Дерек, — размеренно и негромко сказал маршалл. — Да, я заранее знал… вернее, предполагал, что так и будет, и старался сберечь их.
Он вдруг усмехнулся.
— Пришлось всё делать в последний момент, чтобы не насторожить противника. А Тания сразу всё поняла, и ещё потребовала, чтобы ты тоже была в убежище, учинила мне настоящий семейный скандал…
Этот совершенно новый опыт изумил его и совершенно выбил из колеи. Тихая и спокойная ласковая девушка превратилась в разъярённую мегеру, защищая девочку.
— …К сожалению, ты была уже за пределами цитадели. И я, признаться, рассчитывал, что ты останешься в городе, пока здесь творится… такое. Где бы ты ни была — там было безопаснее, чем ночью в замке.
Дикарка сжимала кулаки и старательно запрокидывала голову, чтобы не пустить из глаз слёзы злости.
— Я думаю, что теперь где угодно безопаснее, чем в замке, — сказала очень ровным голосом. Повернулась, собираясь уходить.
— Мне жаль, — сказал Матис. — И… Знаешь… Я был бы счастлив иметь такую дочь.
Дикарка повернулась к нему, глядя неверяще. Матис нерешительно сделал шаг, положил руки на плечи. Девочка всхлипнула — и прижалась к нему, вцепилась в мантию и в голос зарыдала.
…Праздник кузнецов всё-таки перенесли на один день. Все собрались на игровой поляне, жарилось мясо и лилось вино, и возглашатель называл имена кузнецов и их клейма. Вынесли оружие, предлагая всем желающим полюбоваться.
Мечи были преподнесены не только Алеку и Гарию, многие хвастались обновками. Потом долго спорили о плате, наконец прозвучали давние формулы, были подтверждены старые записанные на ветхом пергаменте договоры.
Алек ничего не понял, для него денежная система воличей до сих пор была загадкой. В ходу были разнообразные серебряные и золотые монеты и меры железа и пшеницы, свитки о владении земельными наделами или долями с урожая такого-то поля. Кроме того, письменные и устные договорённости между семьями, цехами и поселениями… Короче, Проводник ногу сломит, а имперский логик — голову…
Он бочком-бочком придвинулся к Верее и тихо спросил:
— Я что-то кому-то должен? Войям, кузнецам, приёмным родителям?
Наставница посмотрела на него как на идиота. Вздохнула:
— Вернёшься, напомни мне, чтобы я занялась твоим образованием. Ты — вой! Ты не должен ничего и никому.
— Мне это не кажется правильным, — возразил Алек.
— Да, я высказалась неверно, — Верея подумала. — Вой должен всем и каждому, и лишь одно…
Выразительно замолчала.
— …Сражаться и, если придётся, умереть, — докончил Алек стих из Покона. Уж настолько-то его безграмотность не распространялась.
Тут объявили свадьбу Вики и Влада. И снова разразился спор — Влад был кузнецом, только сейчас обретшим статус мастера, Вики из войев, чей же будет праздник?
К Алеку апеллировали обе стороны, и он с удовольствием включился в весёлую перепалку, старательно гоня от себя мысли, что самой свадьбы так и не увидит…
Когда праздник пошёл на спад, на поляну выкатились несколько фургонов, влекомых запряжёнными быками. Люди висели на подножках, цеплялись за стенки, сидели на крышах. На облучке первого восседал Шогонар, и горделивости в нём хватило бы на дюжину ришей.
— Эй, путешественники! — рявкнул он. — Принимай работу!..
Путешественники уважительно загудели, обступив "работу", источающую запах дерева, пропитки для тканей и колёсного дёгтя. Все восхищались добротностью работы, величиной повозок, но Алек сразу направился к предпоследнему, самому маленькому.
— Надеюсь, ей понравится, — тихо прошептал.
Бывший рядом Джонатам смолчал. Странный и страшный талант — эмпатия. Сердцеведение, если говорить проще. Ощущать эмоции другого человека, словно собственные.
И сейчас Джонатам чувствовал, как в него вливается тоска — и надежда. Чувства друга.
Они разглядывали небольшую повозку. Тёмное дерево, тканевые стенки безо всякой росписи. Оси колёс подвешены на "качалках", пассажирам будет удобно. Внутри по обе стороны два лежака, прямо напротив входа — колыбель.
Алек запрыгнул в фургон, осмотрел лежаки, поднял один из них, — под ним скрывались ящики для вещей, потрогал колыбель.
— Всё как надо. Ей понравится, — с яростной надеждой сказал парень, выбираясь из фургона. Протолкался через обступившую толпу к первому.
— Спасибо, дядька Шон. Ты настоящий мастер.
Древодел усмехнулся.
— Рад, что тебе глянулось. Мои помощники, — хлопнул по плечу сына, тот, балансирующий рядом, свалился с облучка на землю. Не видит тебя Алия, заставила бы залезть обратно и практиковаться в равновесии. Второй хлопок достался Макшему, тот удержался и спрыгнул вниз сам.
Алек поклонился и им, пожал Максу живую руку.
— Владей на здоровье, — друг невесело улыбался. Когда все направились к праздничным столам, Джонатам задержался и тихо сказал:
— Не думай так.
Макшем недоумённо нахмурился.
— Никто ни в чём тебя не винит.
Друг задохнулся и покраснел.
— Ты… — начал гневно.
— Я нечаянно, — поспешил сказать Джо. — Но ты не прав. Алек должен ехать, его зовёт семья… даже две семьи, его собственная и названного брата. Я его друг, кроме того, меня здесь ничто не держит. У тебя же молодая беременная жена.
— Спасибо, что не стал упоминать вот это, — Макшем продемонстрировал когтистую лапу. — Я бесполезен. И буду вам обузой.
Джо фыркнул.
— Начинаю понимать Алека, который однажды наорал на меня примерно в такой же ситуации. Я тогда тоже ныл, сопли распускал…
Макшем уставился нехорошо. Сердцевед ухмыльнулся.
— Ну, вот совсем другое дело. Таким взглядом можно гвозди заколачивать.
— Умеешь ты подбодрить, — прошипел Макс.
— Чтобы подбодрить, достаточно иногда просто разозлить, — серьёзно ответил Джо. — И, по мне, лучше ты злись на меня, чем страдай из-за собственных выдумок.
— Да не злюсь я, — буркнул Макс и тут же понял, что действительно не злится. Друг нарочно расшатал его эмоции, подловил и аккуратно устранил лишнее. Вот как отмочит что-нибудь этакое, думай, то ли колотить его, то ли благодарить…
Интересно, кем бы он стал, если бы церковники пожалели перспективного ученика, не стали проводить экзорцизма? Наверное, кем-то вроде того старика, маршалла.
— Пошли, — деловито сказал Джо, — найдём что льётся и жуётся. И выкинь из головы эту фигню. Нанялся я вам всех утешать.
— А ты ещё кого-то… гы, утешал? — не удержался Макс. — Кто этот несчастный?
— Так я тебе и сказал, — Джо действительно не сказал, но указал глазами. Макшем сначала изумился, понял. Действительно, со своими муками совести совсем не подумал о том, каково самому Алеку. Уезжает в почти безнадёжный поиск, во мрачную империю, с которой только недавно воевали, оставляет жену и сына, приёмную семью и друзей. Да ещё неизвестно, согласятся ли мать и отец…
И вот ещё один страдалец. Влад тоже не едет и чувствует себя виноватым перед Алеком. Ну куда ему с женой и ребёнком?
— А сама Кати? — усмехнулся Джо. — Упрямая девчонка, если бы не, гм, обстоятельства, вы бы её не удержали.
Макшем смущённо улыбнулся, вспомнив про "обстоятельства". Они нашли что льётся и жуётся, и парень отправился на двойной огонёк в Живе. Джонатам посмотрел ему вслед, встал в сторонке и снова "провалился", начиная воспринимать эмоциональный фон людей. В основном — радость, веселье, но есть и предвкушение путешествия, и тёмные пятна грусти будущего расставания. А вот Алек, сегодня он настолько потерял самообладание, что это наверняка видят и остальные…
А это… Джо невольно вздрогнул и открыл глаза, посмотрел туда, откуда шёл чёрный ветер глухой тоски и отчаяния. Он даже не сразу узнал названного брата Алека — одежда и мечи придавали мальчишке почти взрослый вид.