В конце концов, не убьет же она меня.
Гарвин отметил ударение. Ганил сменил тему, поинтересовался, почему нет никаких приматов, кроме людей. Гарвин объяснил, что «он всегда ненавидел вонючих, блохастых, опасных обезьян, которые, казалось, повторяли все худшие привычки человека.
– И в самом деле, – согласился Ганил. – Я всегда интересовался ими, хотя, признаюсь, не видел ничего, кроме холосъемок. Последняя земная мартышка в нашем зоопарке умерла лет четыреста назад, и ее почему-то так и не заменили.
– Посмотри на это! – бушевала Моника, указывая на украшенное рамкой стихотворение на внутренней странице холо.
Гуляет по свету легенда о том.
Что руки и ноги и тело ее
Из стали откованы, как корабли,
Что некогда мы с вами выстроили.
О женщина-чудо, кумир на века!
Наша Мо, наша Ни, наша Мо-ни-ка!
– Черт, – хрюкнул Бен Дилл, – приятно побыть рядом со знаменитостью.
– Знаменитость мне до левой титьки! – зарычала Лир. – Пойдешь сегодня и посмотришь, что я за знаменитость.
Бен пошел.
Одна из скамей перед центральной ареной, где Моника исполняла свою прогулку по канату, была полностью забита женщинами, бурно приветствовавшими Лир.
Моника пыталась игнорировать их, но тщетно. Особенно, когда Гарвин заставил ее раскланиваться прямо напротив этих дам. Дилл заметил, что многие из них одеты по моде, более характерной для мужской части населения Кайле.
Он нашел всю ситуацию исключительно забавной и предложил Монике начать налаживать связи с ее фан-клубом. Моника посоветовала ему в весьма откровенной и непристойной форме «заткнуть хлебало».
– Не понимаю, почему ты так к этому относишься, – резонно заметил Ньянгу. – Взгляни на это с другой стороны. У тебя всегда были поклонники мужского пола, так? Теперь ты просто удвоила количество народа, который жаждет почесать тебе за ушком.
Моника нечленораздельно заворчала, забралась на самую верхотуру и принялась выплескивать раздражение в бесконечных бросках с трапеции на трапецию, переворотах и раскачиваниях, держась только одной кистью в петле.
– Я бы не отказалась от пива. – Маев и Ньянгу отправились в Пенду в сопровождении пары квартирмейстеров с целью пополнения запасов продовольствия.
– Аналогично, – согласился Иоситаро. – Они могут еще полчаса спорить здесь по поводу цен на муку. К тому же изучение местных забегаловок является изрядной составляющей восхитительной жизни оперативных разведчиков. Не так ли?
Двумя кварталами дальше они обнаружили лавку, которая, судя по вывеске, должна была торговать чем-то в бутылках. Войдя внутрь с полуденного солнца, парочка заморгала, привыкая к темноте внутри. Глаза Маев привыкли первыми.
– Оп-па.
Затем и Ньянгу смог видеть.
– И впрямь оп-па.
Из порядка тридцати посетителей бара мужчин оказалось только двое или трое. Все женщины красовались в костюмах, представлявших собой вариации на темы древней школьной формы. И все они улыбались самым зазывным образом.
– Думаю, – Ньянгу попятился к двери, – я только что понял, как чувствует себя кусок мяса, когда сэр Дуглас бросает его к кошкам в клетку.
– Ну и странная планетка, – выдавила Маев.
– Да уж. – Ньянгу с облегчением вздохнул, когда они вновь оказались на улице. – Снаружи выглядит вполне прилично, но…
– Несколько странно, – продолжила Маев. – Скажи, у всех мужчин есть тайное желание потешиться с малолетками?
– Мне подобные извращения несвойственны. Может, это какая-то особенность Кайле. Смотри. Вон бар со столиками на улице. Это обеспечит нам путь к отступлению, если мы снова вляпаемся.
Ньянгу выяснил у местного жителя, что они просто забрели в Гнилой Квартал, один из самых больших в Пенду.