– Ты спятил?!
– Почему? Неплохая пушка.
За «Прагой» Виктор хотел свернуть к бульвару, но Петр придержал руль.
– Не надо, – сказал он. – Прямо давай, к центру. Отрывайся.
Машин было много – и впереди, и по бокам, поэтому как оторваться, Мухин не представлял. Патруль почти уперся ему в бампер и снова зыкнул сиреной, но вдруг ушел в сторону и остановился у тротуара.
– Не за нами, что ли? – буркнул Виктор.
– Ч-черт… – прошипел Петр. – Все испортили.
Мухин молча обогнул библиотеку, пересек площадь и заехал в какой-то темный переулок.
– Разыграл, да?..
– Проверил, – сказал Петр. – Машину ты водишь неважно.
– Так ты заплатил?
– Я за бутерброды людей не убиваю. – Он извлек из пакета второй хот-дог и с приятным пшиком открыл пиво. – Да ты ешь, ешь!
– За бутерброды – нет, а за что убиваешь?
– По обстоятельствам, – повторил он.
– И какие же у тебя обстоятельства?
– Разные. Сам увидишь, – сказал Петр и смачно хлебнул из банки. – Запомни текст: «Уникальный рецепт вишневого пирога». Дашь объявление в какой-нибудь газете. В любой.
– Глупость… И что дальше?
– Я тебя найду.
– А чего меня искать? Вот он я…
– Не-ет, – нетерпеливо возразил Петр. – Не здесь дашь, а в другом слое. Ты ведь сам пока не выбираешь, этому не сразу учатся.
– Почему в другом слое? – опять не понял Виктор.
– В этом ты не задержишься. Так всегда бывает: воспоминания запутаны, связи разорваны… Тебе деваться некуда. Ты перекинутый.
– С чего ты взял, что я к тебе приду?
– Все куда-нибудь, да приходят… – изрек Петр.
Он тщательно вытер рот салфеткой и, отряхнув руки, поднял пистолет.
– Убери. От него порохом воняет.
– Что, Витя, боишься?
– Боюсь…
Мухин, не шевелясь, покосился на ствол – «Стечкин» был настоящий. И от него едко пахло порохом.
– Не бойся, Витя. В смерти ничего страшного нет. Потому, что ее самой нет.
– Не стреляй.
Петр взвел курок.
– Не стреляй…
– «Уникальный рецепт вишневого пирога». Запомнил?
– Не стреляй!
– Не бойся. Хуже не будет…
Глава 3
После ночевки в машине спину ломило, а колени отказывались как сгибаться, так и разгибаться, словно они решили, что ноги Мухину больше не понадобятся. Спасибо, июнь на дворе – без заморозков, по крайней мере, а то бы… а то бы… ухх…
Виктор осторожно потрогал голову и провел ладонью от макушки до лба. Потом по всему лицу – аналог умывания. Почистить зубы было нечем, и он сунул в рот кривую, как распредвал, сигарету. И только после этого открыл глаза.
Ух-х…
В зеркале мелькнуло что-то обезьяноподобное – но не обезьяна. Что-то гораздо более тусклое и опухшее.
«Обезьяны правильно делают, что не пьют,” – подумал Виктор с отчаяньем. И он тоже завяжет. Не сегодня, разумеется, но когда-нибудь – непременно.
Стукнув по двери, он выбрался из машины и поприседал, разминаясь. На него тут же напал убийственный кашель, и Мухин с омерзением выплюнул сигарету. Отхаркиваться с каждым днем приходилось все дольше, и он подозревал, что однажды найдет свои легкие на земле. Они будут черные и очень маленькие, и из них будет торчать саженец конопли.
Виктор помочится на заднее колесо и выковырял из пачки новую сигарету – разнообразие привкусов можно было забить только куревом. Попутно предстояло сориентироваться, куда это его вчера занесло. Если территория дружественная – нормалек, если нейтральная – тоже терпимо. А если чужая…
«Свалить бы, пока не поздно,” – родилась трезвая мысль.
Виктор обошел свой «Мерседес» и, похлопав по ржавой крыше, взглянул на небо. Дождя, вроде, не намечалось, но и солнца тоже не было. Беда, а не погода.
Дома с серыми, в потеках, стенами стояли вокруг плотной коробкой – непонятно даже, как заехал. На веревках, натянутых между железными лестницами, болталось такое же серое, тяжелое на вид белье. Из открытых окон вместе с запахами пищи неслись незлобивые матюги, тоскливые песни и звон железной посуды; народ похмелялся.
Виктор зевнул, щелчком отбросил окурок и, еще раз хлопнув по крыше, пошел садиться за руль. Внезапно в салоне раздалось какое-то шуршание. Мухин резко отрыгнул в сторону и, выхватив из кармана нож-бабочку, двумя привычными движениями освободил лезвие.
На заднем сидении снова пошевелились, и к стеклу прилипли чьи-то нечистые пальцы – стеклоподъемники в «Мерсе» давно уже не работали. Виктор врезал носком по облупленной ручке – дверца распахнулась, и из нее, икнув, вывалилась какая-то старая шлюха с заголенным задом.
– Эй… ты чё… – медленно сказала она.
Шлюха была пьяна – еще со вчерашнего дня, а может, и с позавчерашнего.
– Упала… упала я… – выговорила она с усилием. – Витек. Ты… Витек… у нас пиво есть?
Мухин с отвращением наблюдал, как бабища, цепляясь за мокрое колесо, поднимается на ноги, как она одергивает кожаную юбку, и все пытался вспомнить, откуда она взялась, а главное – сколько надо было принять на грудь, чтоб разделить ложе с такой выдрой.
– Ползи отсюда, – процедил он.
– Довези… – она снова икнула, – довези до бара. А?..
– Как тебя зовут? – неожиданно спросил Мухин.
– А тебе… што? – Женщина заняла вызывающую, по ее мнению, позу. – Тоже мне… ка… кха…
Он испугался, что ее вырвет, и поспешно отступил.
– Кхавалер нашелся! – заявила она и, лихо крутанувшись на каблуке, поплелась к мусорным бакам.
– Погоди! – крикнул Виктор.
– Ну. – Она обернулась и одарила его иронической улыбкой. – Ну и чё?
– Слушай, мы вчера с тобой на дачу не ездили?
Женщина пошаталась, как бы в раздумье.
– Торчок ты конченый, понял? Дача!.. Твоя дача в Магадане. Понял?
Мухин рухнул на продавленное сидение и с опаской потрогал приборную панель. Поверхность была теплая, твердая, пыльная – абсолютно материальная. Он повернул к себе зеркало и ощупал недельную щетину. И посмотрел на часы.
Одиннадцатое июня, пятница, девять утра.
– Ох, ты-ы… – проронил Виктор.
Он машинально сунулся во внутренний карман и уже выудил оттуда паспорт – пластиковую карточку размером с обычную кредитку, как вдруг сообразил, что подсказки ему не нужны, и не глядя опустил карту обратно.
С новосельицем, Виктор Иванович…
Синяя «девятка», дача по Минке, неизвестная супруга Настя – все осталось где-то там, в другом слое. А здесь?..
Гнилой «Мерс», хулиганское перышко и потная, в разводах, майка с дешевым слоганом «Ищи меня, Смерть». И эта, как ее… просто «выдра». Виктор даже имени ее не знал – зачем оно ему? Когда тянуло на экзотику, он вылавливал толстозадую у бара «Огонь & Вода». За «марочку» старая выдра делала такое, чему смазливеньким малолеткам, как говаривал Ульянов-Ленин, еще учиться и учиться.
– Дерьмо! – сказал Мухин. Не кому-то там на небе или в этом тухлом дворе. Себе сказал, самому себе, лично.
Жена не устраивала? Машина не понравилась? Дачу найти не пожелал? Так получай же, Витек…
Сегодня все было на месте: детство, отрочество, юность и что там еще полагается… Мухин помнил эту жизнь ровно настолько, насколько ее помнит любой нормальный человек. Однако от любого нормального он отличался еще и памятью о другой – чужой или своей? – жизни.
Вчерашний зоолог по-прежнему оставался в тумане, зато предыдущий слой проявился в памяти полностью – начиная с недостоверных впечатлений детсада и заканчивая боеголовкой, летящей прямо в окно, но все это было так далеко, что почти уже не тревожило. Позапрошлая жизнь… На нее мутной пленкой наслоилась следующая, а ту чугунной плитой прикрыла эта, нынешняя. Настоящая.
Мухин оттянул на животе майку и снова прочитал: «Ищи меня, Смерть».
– Вот, дерьмо…
Ему не нужно было вспоминать, как он жил в этом слое, – он все знал сам. Ведь это он и жил…
Виктор повернул ключ и с размаха – иначе не закроется – жахнул дверцей. Девять утра, самое время для визита вежливости – если, конечно, улица Возрождения в этом слое существует, за что он вовсе не ручался.
Объехав переполненные мусорные баки, Мухин увидел длинную нишу с узкой аркой в торце.
«Впишусь, не впишусь?..» – подумал он равнодушно.
«Мерседес» чиркнул правым крылом, сорвав со стены крупный ломоть штукатурки. Под задним колесом что-то хрустнуло – не иначе, выпавший подфарник.
Переулок, куда он выбрался, был относительно знакомым. Виктор и не подозревал, что в километре от его дома есть такое замечательное местечко. Или вернее – примечательное. Нужно будет поделиться с хозяином студии, он давно ищет небанальную натуру…
«О чем это я?!» – одернул себя Мухин, не переставая, впрочем, вертеть в голове эту идею. Натуры могло хватить на целую серию роликов под общим названием… ну, допустим, «На дне».