Её коллеги, похоже, не испытывали подобных терзаний, но Анна уже вступала в тот возраст, в котором человек ясно видит, что само выживание индивидуума, неслиянность с массой других людей зачастую зависит от самой простенькой занавески, за которой можно хоть как-то укрыться от посторонних глаз. Новый курс отдела ставил своей задачей эту «занавеску» сорвать. Анне казалось, что это может в конечном счёте привести к тому, что люди превратятся в рабочих животных, вступят в эпоху постиндустриального рабства. Она чувствовала, как это происходит с нею самой: каждое сказанное слово, каждый удар пальцев по клавиатуре компьютера, каждый её шаг где-то фиксировались и в любой момент могли быть воспроизведены, использованы против неё. Иногда, даже в самом строгом деловом костюме, Анна чувствовала себя раздетой.
«Но ведь всё это делается для моей собственной безопасности и для блага страны», — пыталась она усвоить навязанную формулу. Но как она могла знать, служит ли их отдел важным интересам страны или же интересам кого-то ещё? С некоторых пор Анна сомневалась, что интересы государства и тех, кто пытается им править, всегда совпадают. Прежде она была с головой погружена в свою работу, в которой находила и утверждала себя, но теперь всё чаще и чаще её посещало тревожное чувство, что её жизнь зашла в тупик…
Этой ночью ей не хотелось думать о тупике. Она устала, ей было холодно и одиноко, и единственным местом, сулившим хотя бы на время укрытие, была тёплая ванна. Анне хотелось, чтобы время поскорее и безболезненно прошло мимо неё. Нечто похожее наверняка испытывали загнанные в угол злою судьбой римляне, когда, сидя в тёплой воде, вскрывали себе вены и смотрели, как медленно утекает из них жизнь, окрашивая воду в мутно-красный цвет. Ей вдруг вспомнились белые стихи Михаила Кузьмина:
В тёплой, душистой ванне,
Не слыша никаких прощаний,
Открыть себе жилы,
И чтоб в длинное окно у потолка
Пахло левкоями, светила заря
И вдали были слышны флейты…
Ещё до того как поднять голову из воды, вместо флейты Анна услышала ненавистный ей звук. В её жизни было всего два ненавистных звука: стук в дверь, особенно громкий стук, и звонок её рабочего телефона. Она сменила множество сигналов и мелодий, но все они в скором времени делались ненавистны ей. Анна набрала в лёгкие побольше воздуха и вновь ушла под воду. Она попыталась расслабиться, но даже через толстое «одеяло» воды были слышны переливчатые трели телефона. Теперь ей надо было вылезать из тёплой ванны и тащиться в другую комнату, чтобы ответить на назойливый звонок. Семь долгих гудков. Восемь… Неужели они не могли дождаться утра? Девять…
«Ни за что», — сказала Анна самой себе. Однако уже в следующий момент её тело, как бы само по себе, поднялось из воды, и Анна побежала в зал, оставляя на паркете мокрые следы от босых ног.
Прежде чем взять телефон, она быстро взглянула на светящийся циферблат электронных часов на стеклянном столике. Они показывали 00:19:17.
— Алло, — сказала Анна.
В ответ раздался холодный, лишённый почти всяких интонаций голос одной из секретарш её босса. Анне было велено явиться к нему в шесть часов утра.
— Доброй ночи, — пожелал Анне в заключение безразличный голос.
Анна посмотрела на часы: 00:19:32. Потребовалось всего лишь пятнадцать секунд, чтобы отравить остаток ночи. Сам факт необычно позднего звонка, да и приказ явиться к генералу в шесть часов утра в воскресенье ничего хорошего не предвещали.
«Похоже на вирусную атаку», — не без злорадства подумала Анна. В последнее время их отдел занимался исследованием нового компьютерного вируса, который по сложности походил на молекулу ДНК высших организмов и, попав однажды в систему, мимикрирует под нее, так что невозможно бывает ни различить, ни выделить вирус от системы.
Анна быстро засеменила назад, в ванную, поймав краем глаза движение собственной фигуры в чёрном зеркальном экране плоского телевизионного монитора. «Какая расточительность, — язвительно кольнуло Анну её отражение. — Зачем такое тело было давать электронному червю?!»
Анна прикусила губу, но ничего отвечать не стала и прошла мимо.
Глава 2. Блестящее падение
Не будь яда, не было бы и противоядия.
Джованни Пико делла Мирандола
(1463–1494)
1990, 17 февраля, Москва
Анна никогда не забудет тот белый, бодрящий, блестящий зимний вечер, когда мама взяла её с собою на один из открытых катков, которых, несмотря на перестройку и общее неустройство, в Москве в ту зиму залили много. Музыка и звуки голосов казались Ане какими-то особенно громкими и радостными. Разноцветные огни прожекторов, закреплённых высоко на столбах и привлекавших стайки кружащихся в танце снежинок, делали воздух сказочно-волшебным, словно заряжали его светящимся электричеством.
Аня бывала на катке и прежде, но кататься толком не умела. Вообще, сама себе Аня казалась неуклюжей. Она помнит, как стояла в тот вечер на льду, а руки в коричневых вязаных рукавичках никак не хотели отпускать забор, окружавший каток. Она стояла и смотрела, как острым металлом коньки катающихся нарезают на льду причудливые геометрические узоры.
— Аня! — услыхала она волшебный голос, и в тот же момент сноп серебряных искр осыпал её с ног до головы. Красивая молодая женщина в голубом спортивном костюме, резко затормозившая в полуметре от Анны, была её мама, Света. Анна не могла не восхищаться её красотой и свежестью. Она была совсем иной, чем родители других девочек, которых знала Анна.
— Давай скорее руку! — мама была весела, и её голос звучал по-мальчишески задорно.
— Не бойся! — Анина рука в рукавичке оказалась в маминой ладони. — Держись!
Анна разжала вторую ладонь, которая была всё ещё на заборе, и её тело начало двигаться, набирая скорость, смешиваясь с другими людьми, сливаясь с весёлой и беззаботной толпой. Здесь, на катке, всё, казалось, дышало надеждой на светлое будущее. Это был юбилейный, 1990-й, год, и Ане было девять лет. Казалось, что впереди её ожидала яркая и интересная жизнь, такая же весёлая и праздничная, как этот каток.
— Молодец, молодечик, Анечка! — слышался мамин голос. — Ты прямо прирождённая фигуристка. Если захочешь, сможешь стать чемпионкой мира, как Ирина Роднина.
Слова матери ободрили Аню. Она летела над ледяной гладью — быстрее и быстрее, навстречу слепящим огням, и чувствовала, как всё вокруг неё движется. По улицам мчались, сигналя и рыча, автомобили, планеты стремительно неслись по своим орбитам, обусловленным притяжением и инерцией, и так же, как они, отдавшись законам Вселенной и забыв про себя, Анна двигалась теперь грациозно и правильно, под звуки волшебной музыки Чайковского в колючем, хрустящем воздухе, наполненном неисчислимым количеством искрящихся снежинок и микроскопической и ледяной пылью, кружащей Ане голову. Ей казалось, что всё в этом мире происходит не случайно, и с восхищением она отдалась этой нечаянной радости. Пока она будет катиться, пока сохранит своё равновесие, всё в этом мире будет идти хорошо, говорила она сама себе. Если же она потеряет равновесие и упадёт, то небеса свернутся, как свиток, и звёзды падут с неба, как падали снежинки. Но зачем ей останавливаться? Она будет катиться и катиться ; вечно! В первый раз в своей жизни Анна прикоснулась к самой непостижимой математической величине ; к бесконечности. Даже если эта бесконечность и длилась всего лишь мгновение.
Мама уже давно отпустила руку Ани, но девочка продолжала двигаться так же легко и свободно. На этот раз чудо жило в ней автономно, и Аня чувствовала себя так, как, должно быть, чувствуют молодые орлята, когда в первый раз им удалось поймать под крылья ветер. В этот миг Анна испытала чувство полного, фундаментального счастья, будто чья-то невидимая рука коснулась скрытых струн её души, и дрожание этих струн наполнило всё её тело дрожью, пустило его в резонанс. Только могло ли тело это выдержать? Могло ли тело вместить сразу столько радости? Радости, которой хватило бы, наверное, на двадцать жизней. Анна не знала более, спит она или бодрствует, в сознании или вне его. Она уже не видела катка, праздничную толпу, и даже яркий свет прожекторов как-то потускнел в сравнении с её радостью. Она поднималась все выше и выше в свинцовое московское небо к манящей дальней звезде, которая была, как ни странно, одна на всём бескрайнем небе…
Пробуждение пришло неожиданно, но реальность встретила маленькую Аню другим сладким видением. Аня смотрела прямо в чьи-то глаза, всматривалась в лицо, которое показалось ей совершенно удивительным. Аня так и не смогла вспомнить, как оно выглядело, было ли это лицо мужчины или женщины. «Может, это ангел?» — подумалось ей. Аня не могла поверить, что не спит, и прикрыла глаза. Когда она их открыла, лица больше не было. Она видела людей, стоящих вокруг неё, как деревья в лесу, и поняла, что лежит на льду.