— Кого? — спросил команданте, не отрываясь от просмотра накопившихся за ночь бумаг.
— Террористов, которые шоссе расковыряли! — поторопился уточнить капитан.
— Ну, и какой тебе за это орден нацепить? — Гальмаро наконец-то удостоил его короткого взгляда.
— Их взяли люди Вентуры. — Капитан снял фуражку и присел на краюшек старинного, сохранившегося еще с колониальных времен, кресла для посетителей. — И я не могу выяснить, кто их сдал Вентуре. Его орлы, кроме как головы рубить, ни на что не годны.
— Вот и спроси у Вентуры.
— Спрашивал. Не говорит. Произвел, дескать, следственные действия — и весь разговор. Но не в этом дело. За теми ребятами, что шоссе заминировали, не директория.
— А кому я еще мешаю? — почти искренне удивился Гальмаро.
— Взяли их на побережье. Два ромея, шестеро из Альби, один эвериец и один варяг. Наемники. Им просто заплатили, а кто, они, похоже, и сами не знают.
— Может, знают, но молчат.
— Команданте, вы же знаете, что у нас не молчат, если знают. Но денег им отвалили столько, что подержанный океанский лайнер купить можно вместе с командой, обслугой, оркестром, рестораном и официантками. У директории таких денег нет, а если и есть, то не раскошелятся…
— Вентуру ко мне! — рявкнул Гальмаро, и капитана, вместе с фуражкой, как ветром сдуло из кресла.
Если не директория, то кто? Команданте был уверен, что за границей всем наплевать, что происходит в Сиаре, кроме эверийцев, у которых свой шкурный интерес. Гардарика далеко, да и зачем им… Желтолицым тем более… Могут, конечно, ближайшие соседи обеспокоиться, что разберется старина Сезар с директорией и за них, бедных, возьмется. Хотя, тоже нет — они даже если скинутся, у них у всех бюджет лопнет. Кроме Коррана, пожалуй. У корранцев деньги есть, но им-то это зачем. Нет ни общей границы, ни общих интересов, ни общих родственников. Было дело, даже займы у них брали, так отдали же все вместе с бешеными процентами. Нет, скорее все-таки у кого-то из директории ненависть пересилила жадность. Гальмаро вдруг поймал себя на том, что его волнует проблема, которой он еще несколько дней назад и не заметил бы. Ну, хочет его кто-то грохнуть, ну и пусть хочет, кто только не хотел… А вдруг свои? Эта мысль показалась ему настолько интересной, что он даже припомнил: последняя чистка в рядах высшего и старшего офицерства была целых восемь лет назад, и за мятежом в Хавли наверняка тоже кто-то стоял. Он вспомнил мятежного полковника, которому лично вручал когда-то «Звезду Сиара», и подумал, что на психопата тот явно не похож, а значит, то ли из излишнего благородства, то ли по глупости согласился стать пешкой в чьей-то большой игре. Власть в Сиаре после войны за независимость менялась раз двадцать, если не больше, но традиции офицерского корпуса оставались неизменны: на третьем месте — верность уставу, на втором — непосредственному начальнику, а на первом — собственная мера понимания патриотизма. Все-таки, генерал Раус был прав, не позволив поставить к стенке уцелевших мятежников. После этого мера понимания у многих изменилась бы не в лучшую сторону.
В дверь постучали, и из-за створки показалась голова дежурного адъютанта.
— Команданте, к вам гражданин Сальдо Вентура. — Почему-то любой из офицеров в последнее время не упускал случая подчеркнуть, что Вентура — сам по себе, и к армии никакого отношения не имеет.
— Пусть войдет, — отозвался Гальмаро. — Только дверь придержи, а то он пузом косяк выставит.
Адъютант понимающе улыбнулся и распахнул дверь во всю ширь. Вентура не вошел, а вплыл, как броненосец в гавань, увешанный всеми регалиями, которыми успел обзавестись за последние девять лет героической борьбы с внутренними врагами.
— Сальдо, голубчик, — команданте посмотрел на него чуть ли не с нежностью, — скажи, пожалуйста, к чему такая секретность. Ты же знаешь, что капитан Муар лично отвечает за мою безопасность — мог и поделиться с ним полезной информацией. Или сам бы первым ко мне с докладом пришел… Хотя, я понимаю, трудно тебе своим ходом. Надо будет приказ издать: ограничить живой вес армейских офицеров и гражданских чинов, ну скажем, сотней килограммов.
— С поправкой на рост, — добавил Вентура, как бы не замечая иронии. — У меня есть пара телохранителей — один в два метра ростом, другой — два-двенадцать. Им меньше сотни никак нельзя.
Воспользовавшись секундной паузой, Вентура положил на стол, за которым сидел Гальмаро, серебряный перстень с серым аметистом. Команданте поднял его, и Вентура впервые увидел, что пальцы «отца народа» слегка дрожат.
— Где она? — спросил Гальмаро, пригвоздив собеседника взглядом к спинке кресла.
— В шестом блоке. Камера для почетных гостей. — Толстяк довольно оскалился, ожидая одобрения.
— Где ее взяли?
— Сама подставилась. В джунглях севернее Хавли вышла прямо на кордон народного ополчения. Сообщила, что располагает важной информацией. Вчера утром ее доставили ко мне.
— Как ты думаешь, что ей надо?
— Перстенек она просила вам показать, значит, до вас и добиралась. А сведенья о десанте — демонстрация добрых намерений, вроде как… Хотя, может быть, они и диверсию специально подстроили, чтобы потом исполнителей сдать и втереться к нам в доверие.
— Пошли в твою богадельню. — Гальмаро легко поднялся и начал застегивать тесный воротничок. — Только сначала позвони своим церберам, чтобы все жучки в камере отключили.
— Из соображений безопасности я не советовал бы вам оставаться с ней наедине. — Вентура ожидал чего-то подобного, он даже подумывал, а не скрыть ли от команданте появление нежданной гостьи, хотя и понимал, что такого все равно не утаишь.
— За мою безопасность отвечает Муар. Пусть у него голова болит. Она сильно изменилась?
— Смею напомнить, я ее раньше не знал. Выглядит хорошо, как новенькая…
30 августа 16ч. 17м.
Стены и потолок были покрыты серым кафелем, вместо тюремной параши в углу возвышался голубой унитаз, на крышке которого стоял баллончик с ароматизатором. На дощатом полу, тщательно натертом мастикой, лежало несколько циновок, украшенных орнаментами маси, а вместо нар в углу стоял мягкий диван, как будто сбежавший из аристократической гостиной. На стул из того же гарнитура был предусмотрительно положен комплект постельного белья, а над столом возвышалась ваза с фруктами и графин с чем-то зеленовато-прозрачным. Было ясно, Вентура точно знает, что за муха угодила в его паутину, иначе, зачем ему быть столь предупредительным. Значит, и Сезар скоро появится, или ее препроводят к нему — впрочем, не все ли равно.
Странно, но перед встречей с Гальмаро она испытывала совсем не то волнение, которое ей хотелось бы. Двадцать пять лет прошло с тех пор, как она виделась с ним в первый раз, и почти двадцать, когда в последний.
" — Дура! Дрянь! Стерва! — Он не кричал, а выдавливал из себя слова, стараясь, чтобы не услышал конвой, который отправился не на хрен, как было приказано, а за ближайшие кусты, создав иллюзию собственного отсутствия. — Если бы ты три года назад сама сказала, кто ты такая… Если бы ты просто наплевала на своих долбаных связных, выкинула бы к чертям рацию, стала бы той, за кого себя выдаешь…
— Делай, что должен делать, — сказала она холодно, поймав момент, когда слова застряли у него в горле.
Гальмаро резким движением расстегнул кобуру, и тут же прямо из чащи на поляну ворвался шустрый грузовичок. Два офицера вытащили из него молодую женщину, одетую в короткую зеленую юбку и желтую безрукавку — точно так же как она, Диана Иберро, Дина Кедрач, шпионка из Гардарики, приговоренная к расстрелу военным трибуналом. Сезар выстрелил дважды, и пули просвистели где-то рядом. Она не успела даже удивиться, как это он сумел промахнуться с такого расстояния. Чьи-то сильные руки схватили ее, а не успевший вырваться крик заткнул кляп, от которого почему-то воняло бензином и хлоркой. Когда ее тащили к машине, один из офицеров споткнулся о распростертое в траве тело, одетое в короткую зеленую юбку и желтую безрукавку, по которой расползались два кровавых пятна.
Через три дня, когда ее в полуобморочном состоянии притащили к воротам консульства Гардарики в Корране, капитан Раус надел на безымянный палец ее правой руки серебряный перстень с аметистом и сказал на ухо:
— От команданте. На память. Он сам распорядился…"
Заскрипели замки, и в камеру вошел охранник с подносом. Из-под салфетки, накрывающей блюдо, доносился давно забытый аромат. Тугуруку под острым маринадом! Пища для почетных гостей. Национальное кушанье маси. Стоит хоть чуть отклониться от рецепта, и изысканное блюдо превращается в смертельный яд, действующий медленно, безболезненно, но наверняка. Может быть, Сезар решил таким образом привести в исполнение давний приговор. Хотя, нет… На него не похоже. Здесь, в Сиаре, никогда не было моды на восточные изуверства. Виновен — к стенке! Не виновен — извините, поздно. Дороги у нас, знаете ли, хреновые… Впрочем, столько лет прошло — все могло измениться. Раньше при нем таких жаб, вроде Вентуры, не было.
