— Подожди, это несущественно. Говоря о бездуховности, ты не признаешь наличие души, и в этом все дело. Я о другом. Слег заталкивает душу человека в мир, созданный его подсознанием, делает этот мир реальным — для него одного, конечно. Бессмертная душа сворачивается до размеров смертного мозга, а настоящая, Богом данная реальность сменяется ложной, в которой Бог — ты сам. Назови это энергетическим коконом, если терминология не нравится. Осознал ли ты тогда, что достаточно всего лишь раз дернуть за веревочку, чтобы дверь в истинную реальность закрылась навсегда? Всего один раз!
— Смотри, какое море, — восхитился я, положил руку девушке на плечо и притянул ее к себе. — Смотри, какое небо. А ты мне тут о слеге. Сколько тебе лет?
В ответ она обняла меня за талию.
— Я половозрелая и совершеннолетняя.
— Спасибо за предупреждение. А что за песенка у тебя была? «Моя любовь седа…»
Она послушно спела:
Моя любовь? Она седа, глуха, слепа и безобразна.
Как счастье — несуразна.
Не оттого ль, что навсегда.[2]
Спев один куплет, она объяснила:
— Это лучший в городе инструктор сочинил.
— Инструктор чего?
— Ты еще не был на холме, — поняла она. — Обязательно сходи…
Некоторое время мы молчали. Было просто хорошо, и ни о чем не хотелось говорить, не хотелось также думать и что-то там анализировать. Да, я вел себя безобразно. Потому что девчонка мне безобразно нравилась, и если она предпочитала напустить таинственности, так и пусть ее, всему свое время, к тому же на нас поглядывали, я ловил заинтересованные взгляды других пляжных мальчиков и девочек, что, в общем-то, было мне привычно, ведь за свои полвека я отлично сохранился, никакой «Идеал» работы скульптора В. Бриг не мог тягаться со мною, сделанным из плоти и крови, а божественное создание, прижимавшееся сбоку, было полно искренности, так какого черта, спрашивал я себя, какого черта я должен быть не тем, кто я есть? А потом моя безымянная подруга решительным образом заявила:
— Так вот, о слеге. Помнишь ли ты, как семь лет назад, решив испытать все на себе, ты погрузил свое тело в ванну и включил эту чертову штуку, стоявшую на полочке? Возникает естественный вопрос. Уверен ли ты, что проснулся тогда? Не плод ли твоего подсознания все то, что ты с тех пор видел и испытал?
Я даже споткнулся. Как выяснилось, рано я расслаблялся.
— Ложная реальность тоже дана нам в ощущениях, — заключила она. — Ты хотел поприжать тупиц и карьеристов из Совета Безопасности, ты очень хотел предупредить человечество о слеге, чтобы спасти мир в целом и эту страну в частности. И ты победил, но только в мечтах. Ну что, нравится тебе такая версия?.. — Опять она захохотала. — Памятник самому себе поставил! Блеск!
Как реагировать, было непонятно. Как достойно отреагировать. Есть все-таки страшные вещи на свете, которые в первые мгновения могут вывести из равновесия даже самых устойчивых и крепких. Я снял руку с плеча спутницы, она также отпустила меня, отстранилась, и нашей красивой пары не стало.
— Семь лет назад я, КОНЕЧНО, проснулся, — максимально спокойно ответил я. — И уж, КОНЕЧНО, ты — не продукт моего воображения.
Мы остановились. Она смотрела на меня, не мигая.
— Я сказала не «воображения», а «подсознания». Предположим, после первого раза ты проснулся, но неужели успел забыть, как вместо честного и профессионального рапорта ты отправил своему начальнику небылицу и снова залез в ванну, на этот раз включив подогрев воды? И сразу все стало, как надо. Ты героически сражался со слегом, а твой начальник не мог простить тебе, что в известной книге ты раскрыл публике его имя. Но существует ли эта книга где-нибудь еще, кроме как внутри твоего кокона? Уверен ли ты, что и во второй раз проснулся?
Это было слишком.
— Хватит, — сказал я. — Уже не смешно.
Очевидно, я рассвирепел отнюдь не понарошку, что случается нечасто.
— Не было второго раза, — произнес я с расстановкой и вдруг осознал, где мы, кто мы и о чем говорим.
Наваждение прошло. Нужно было брать чертовку за ноги, переворачивать вниз головой и вытряхивать из нее правду.
— Значит, с твоим подсознанием все о'кей, — терпеливо сказала она. — Но, если ты сейчас бодр, психически здоров, трезв и все такое, почему тогда ты потерял способность чувствовать боль?
Я замер. О чем она опять?
— Хочешь проверить? Подержи, пожалуйста.
Красавица отдала мне свой солнцезащитный шлем. Затем, не спрашивая разрешения, захватила мою левую руку, оттянула пальцами кожу в районе предплечья и медленно, с усилием проткнула это место… спицей.
Спицей? Откуда взялась спица, что за фокусы?! Инструмент прошил мне кожу насквозь, как в цирках показывают, затем был рывком выдернут. Боли не было. Крови тоже. Рука двигалась… Все это происходило как будто не со мной.
— Вот видишь, — сказала ведьма голосом, полным материнской заботы. — Реальность дает сбои. От скуки ты придумал себе новое задание и очень хочешь его выполнить, но ведь теперь ты еще кое-что захотел. Ты ждешь, когда я разденусь, правда?
Я молчал и рассматривал свою руку. Ранки были, а боли не было. Совсем.
— Пойдем вон туда, для двоих там хватит места. — Она показала на одичавший парк, раскинувшийся по прибрежным склонам. Заросли акации начинались сразу, где кончался пляж. Далее шли магнолии, каштаны, дикие смоковницы и прочая зелень. Парк намеренно и с любовью сохраняли в одичавшем состоянии, но помимо растительности в нем имелось множество романтических гротов, в которых легко и приятно было прятаться от посторонних глаз.
— В мире, где ты Бог, исполняется даже то, о чем ты не просишь, — кивнула мне незнакомка.
Она развернулась и пошла к зарослям, вылезая на ходу из купальника. Она не сомневалась, что я, как голодный пес, поползу следом. Я сделал за ней шаг, еще шаг, и заставил себя остановиться.
— Как насчет Эмми? — позвал я ее. — Эмми не будет ревновать?
Она не обернулась. Лифчик она взяла в одну руку, в другую взяла трусики, и принялась крутить эти предметы над своей головой, изображая винт взлетающего геликоптера.
Глава третья
Пространство вокруг Государственного Совета нисколько не изменилось. Тот же перекресток, та же система крытых аллей; ротонда с минеральным источником, киоски, лотки и закусочные. Ноги принесли меня сюда без участия моей воли, дав отставному агенту время прийти в себя.
Дурацкий солнцезащитный шлем, оставшийся мне от сгинувшей ведьмы, я сообразил наконец сунуть в один из уличных утилизаторов, после чего направился к лотку с прессой.
— Здравия желаю, дружок, — сказал я продавцу, отвлекая его от процесса чтения. — За мной долг, если вы не забыли. Сколько вот эта газетка стоила? — Я ткнул пальцем в нужное издание и насыпал на стол горстку мелочи. — Примите мои извинения.
Честь межпланетника была восстановлена. Когда с расчетами покончили, я спросил:
— Не подскажете, как отсюда попасть на холм?
Парень оживился.
— Вы правильно решили, — сказал он.
— Что я решил?
— В первый же день — на холм.
— Это за меня решили, — вздохнул я. — Ну, так как?
— Вам надо в Университет. Знаете, где Университет?
Я знал, где Университет. Еще бы мне не знать этого! Впрочем, насколько я помнил, рельеф там был ровный, как блин, никаких вам холмов, курганов или горных кряжей.
— Придете и сразу увидите, — успокоил меня продавец. — Это перед главным корпусом… — Он со значением заглянул мне в глаза. — Я рад, что вы будете с нами.
Я придвинулся к нему поближе и спросил вполголоса:
— А кто еще с нами? Если не секрет, конечно.
Парень задумался, как будто здесь было над чем думать. Очень серьезный человек, трудно с такими разговаривать.
— Все население, — ответил он с плохо скрываемой гордостью. — Так что трагедия Ташлинска у нас не повторится.
— Население чего?
— Пока страны. Но, я уверен, проблем не возникнет и за ее пределами. Кому не хочется быть здоровым, жить фантастически долго и всю счастливую жизнь видеть… не сны, нет! Не поворачивается язык назвать это снами.
— Новая реальность, — подсказал я, вспомнив почему-то о слеге.
— Вот именно, очень точно вы сказали! А цена так мала. Чуть-чуть изменись, пойми, что преграда — это твоя алчность и твоя агрессивность…
— Значит, трагедия не повторится? — прервал я его. — Отлично, я больше люблю комедии.
— Ах, вы же вряд ли слышали, — спохватился он. — Ташлинск — это городок в России, далеко отсюда. Однажды люди там пытались зажить по-новому, слиться с природой. Они приняли мученическую смерть. Дикая страна. Ошибка была в том, что они с самого начала противопоставили себя всему остальному миру.