– Не могу, – Агнесс втянула голову в плечи. – Мне мать настоятельница приказала с вами ехать.
– Да чтоб тебя… – вовремя осеклась я. – Возвращайся обратно!
– Не могу, – продолжала упираться та. – Мне сказано с вами ехать, куда бы вы ни направлялись. И письмо приказное на то есть.
– Приказ сюда!
– Лишь в монастыре Святого Августина его велено отдать, – ты смотри какая упертая.
О Боже! Навязали на мою голову это наказание!
– Тогда живо собирайся!
Да, думаю, что быстро съездить не получится! Сестры Гертруда и Юозапа поглядывали на меня с осуждением, смешанным пополам с неудовольствием. А я что могу сделать? Не по своей же прихоти я эту доходяжку тащу. Что меня особенно убивает в роли командира среди своих подруг: если решение им нравится – они его с радостью выполняют, если же нет – от разобиженных взглядов неделю отделаться невозможно.
Я отошла к Пятому, поправила подсумки, проверила подпругу, села в седло, только собралась тронуться…
– Ты что творишь, бесстыжая! – нет, меня точно с ними сегодня кондрашка хватит! Ну чего Юза опять разоралась?! – Да как же ты посмела волосищи свои напоказ выставить!
Оглянулась. Та-ак! Еще не легче! Агнесс взялась сегодня нас добить! Мало того, что она сидела в седле точно в поговорке у кавалеристов: как собака на заборе, так и ехать собралась в поддоспешнике нараспашку, с непокрытой головой. Неудивительно, что Юозапа завопила как резаная. Без боевого облачения верхом сестрам полагается путешествовать в рясе, с разрезами по бокам. Под нее одеваются широкие кальцони и высокие сапоги по колено, на голове горжет, а поверх него не очень длинный покров. Эта же ворона только кольчугу в мешок упихала и сразу в седло полезла. (Кальцони – разъемные, широкие штаны-чулки.)
– Бегом переоделась! – рявкнула я на Агнесс, злясь на ее дурость. И что за недоразумение настоятельница нам в четверку подсунула?!
В итоге мы сидели верхами с кислыми лицами, смотрели за суетными раскопками младшей сестры в своих сумках и тихо переговаривались.
– Герта, скажи. Неужели и я такая беспомощная была, когда меня определили в четверку? – я начинала под присмотром Гертруды.
– Не все так печально, как здесь, но ты полчаса блевала после своего первого трупа и потом два дня зеленая ходила, – услужливо напомнила мне та.
– Если после боя ее будет тошнить меньше, скажешь, и я поставлю самую толстую свечу апостолу Фальку.
– Если она вообще кого-нибудь сможет прикончить, – выразила наше общее сомнение Юозапа.
Прошло не менее получаса, прежде чем мы снова могли тронуться в путь. Гертруда сразу же принялась исправлять огрехи в обучении Агнесс. Она прирожденный наставник, многому научила меня и Юзу.
– Спину держи прямо! Коленями бока сожми!
Такими темпами девочка к вечеру света белого невзвидит, через неделю нас проклянет, а через две чему-нибудь научится.
До города мы добрались к самому закату, из-за Агнесс приходилось ехать медленно. Под вечер она едва не выпадала из седла. Ворота пока были распахнуты, десяток стражников сидевших возле них, лениво посматривали по сторонам: места спокойные, да и народа желающего попасть в город к ночи становилось маловато. Проводив нас лишенными интереса, пустыми взглядами, поскольку с церковников-то налог содрать нельзя, они продолжили созерцать засыпающие окрестности. А мы, миновав арку ворот, направились к небольшому навесу, притулившемуся недалеко от них. Поскольку Витрия находилась в ведении нашего ордена, там расположилась пара боевых сестер, в обязанности которых входило фиксировать въезжающих в город церковников, проверяя у них проездную бирку – металлическую пластину с названием ордена и именами путешествующих священнослужителей.
– Господь посреди нас, сестры, – поприветствовала я их, предъявляя пластинку.
– Есть и будет, – последовало в ответ. – Госпиталь неподалеку от северных ворот.
– Благодарю, – я и так знала, где он расположен, но таковы были правила.
Если б я не показала бирку, нашу четверку должны были задержать до выяснения цели поездки. А посмей мы воспротивиться, из неприметной калиточки появились бы еще шестеро сестер, и две из них с арбалетами. В церкви все серьезно, нечего болтаться без дела. Если нужно куда-то съездить, проси у начальства подорожную и отправляйся куда хочешь, вернее куда отпустят. Беглых таким способом разыскать тоже просто: при первом же въезде в город без бирки поймают.
Проплутав с полчаса по кривым и узким городским улочкам, мы наконец-то добрались до госпиталя. Перед его воротами, обшитыми металлическими листами, во всеоружии стояли два брата ордена Святого Жофре Благочестивого, поскольку в их подчинении тот и находился.
В Единой Церкви лишь два ордена заведуют госпиталями и паломниками: этот и Святого Бенедикта Путешествующего. Братья вели себя отлично от городских стражников: были собраны, внимательны, зорко следили за проезжающими.
– Господь среди нас! – поприветствовала я их.
– Есть и будет. Проезжайте сестры.
Один из братьев распахнул створку ворот, мы спешились, и, ведя коней в поводу, попали во двор. Госпиталь оказался небольшим: угрюмый трехэтажный корпус гостиницы, приземистое здание больницы, трапезная и часовня. Все эти строения по периметру были окружены стенами, вдоль которых расположились с десяток торговых лавок, уже закрытых к этому времени.
Едва мы успели осмотреться, как к нам сразу подскочили мальчишки, чтобы увести лошадей в конюшню. Я отвязала сумки и взвалила на плечо, сняла скатку с оружием, хлопнула Пятого по крупу, разрешая: 'Иди, можно', а то не доверяет он чужим. Оглянулась: все ли на месте? Герта подхватила вещи младшей сестры, та стояла на нетвердых ногах, слегка покачиваясь. Да, сама бы себя до кельи донесла, и хорошо.
Не успели войти в гостиничное здание, как к нам подлетел невысокий, круглый, с большой лысиной монах из братьев-прислуживающих.
– Общую комнату на четверых, – попросила я.
– Как скажете. Вас проводить? А то трапеза скоро.
– Веди, – кивнула я согласно.
Брат подхватил фонарь и заспешил впереди. По узкой лестнице поднялись на второй этаж, прошли в глубь коридора. Распахнув одну из дверей, он показал нам узкую келью с единственным окном, вдоль стен которой, стояли пять топчанов, а также табурет с большим тазом и кувшином в нем. Положив вещи тут же у порога, мы вышли.
– Больше никого не подселяй, – распорядилась я.
– Как скажете, – брат ловко отцепил от связки, висевшей у пояса, нужный ключ, закрыл дверь и протянул его мне.
– Идемте. Молитва вот-вот начнется, – с этими словами он развернулся и заспешил обратно, подняв повыше фонарь, чтобы не споткнуться в потемках коридора.
Мы торопливо спустились вниз, пересекли двор и вошли в трапезную. Хотя она и была небольшой, однако многие места пустовали. Едва расположились за накрытым столом, как прозвонил колокол. Настоятель госпиталя встал со скамьи, и возблагодарил за хлеб насущный. Мы помолились и приступили к еде.
На столе стояли плошки с пшенной кашей, горкой лежал редис и лук, ржаной хлеб был нарезан крупными ломтями, в кувшинах вода. Сегодня пятница – постный день.
Еду в госпиталях подавали всегда скромную до безобразия. Конечно, можно было отправиться на постой в какой-нибудь трактир или харчевню и поесть нормально, но какие-нибудь доброхоты могут донести настоятельнице, поскольку мы еще не достаточно далеко уехали от монастыря. Но это еще не так страшно. Самое главное – за ночевку в городе пришлось бы платить свои кровные. А я, между прочим, за прошедший год и так сильно поиздержалась.
Несмотря на то, что все мы даем обет бедности, выжить в этом мире небедным гораздо проще, поэтому приходиться крутиться, как можем. Я имею небольшой доход от одной ткацкой мануфактурки, кузни, пары торговых лавок в Триплисе и нескольких вкладов в банках на разные имена. (Триплис – вольный город) Основную часть денег я перевожу в капитал, а оставшуюся мелочь пускаю на прожитие. Известно, что стяжательство грех, но если мой доход сравнить, например, с епископскими средствами, то я так, мелкий лавочник супротив негоцианта. Ныне большинство братьев и сестер имеют свою маленькую денежку, покровительствуя либо состоя в доле у торговцев или ремесленников. А епископат с бейлифатом на это смотрят сквозь пальцы, зная, что в любой момент могут взять нас за горло, и повода искать не нужно. Впрочем, такие вещи имеют и обратную сторону: случись что, и зависимые от священнослужителей люди с большим рвением поддержат Мать Церковь. Подобное положение устраивает всех: от Папы до последнего золотаря. (Епископат (авт.) – священнослужители высших степеней церковной иерархии входящие в управляющий аппарат духовной части Единой церкви. Бейлифат (авт.) – священнослужители высших степеней церковной иерархии входящие в управляющий аппарат боевой части Единой церкви)