Но вместо папы с мамой в квартиру вошли сразу несколько сослуживцев ее отца. Наташа с удивлением посмотрела на мужчин, которые, несмотря на то что их было много, вели себя настолько тихо, что не создавали никакого шума.
— Здравствуйте, — вежливо, но настороженно поздоровалась девочка.
Вместо ответа один из моряков подхватил ее сильными, пропахшими табаком руками и прижал к своему плечу. Наташа попыталась отстраниться — больно колол в щеку погон. Но у нее ничего не вышло — офицер продолжал крепко прижимать ее к себе. Она слышала его прерывистое дыхание, и девочке показалось, что мужчина чуть слышно всхлипывает.
Наташа даже слегка удивилась.
— Ребята, в чем дело? — сорвавшимся от страшного предчувствия голосом спросила вышедшая в коридор Таня.
Ее муж, вошедший в дом последним, взял ее за плечи, увел на кухню и плотно закрыл за собой дверь. Послышался шепот, а потом раздались приглушенные рыдания хозяйки квартиры.
Они не выходили несколько минут, а затем Татьяна показалась на пороге с мгновенно появившимися черными разводами вокруг глаз и пригласила пройти в комнату гостей, принесших страшную весть.
— Ну что ж вы стоите? Заходите, пожалуйста… Не в силах сдержать себя, она вновь захлебнулась плачем и, схватив Наташу, убежала с ней в комнату к своему заплакавшему грудному ребенку.
Татьяна допоздна сидела у дивана, на котором постелила Наташе, и поглаживала девочку по волосам. Она не включала свет, а на все вопросы девочки давала лишь короткие и односложные ответы.
— А когда приедут мама с папой?
— Скоро приедут, скоро…
— А где они сейчас?
— Я не знаю… Они еще не приехали… Должны позвонить…
— Когда?
— Завтра.
— Тетя Таня, а почему вы плачете?
— Я не плачу, Наташенька.
— Но у вас слезы на глазах.
— Ты не можешь видеть, тут темно…
— Не правда, сквозь дверное стекло свет проходит.
— Ну да, слезы. Это так… просто… Я — слабая женщина, вот и все.
— А почему тогда плакал тот дядя в коридоре? Он тоже слабый?
— Нет, конечно, он сильный…
— Тогда почему?
— Спи, Наташенька, уже поздно. Тебе надо поспать.
Они надолго замолчали, и Татьяне показалось, что девочка наконец заснула. Стараясь не скрипнуть рассохшимися половицами — стройбат дом зимой строил, — она осторожно поднялась и вышла.
Но Наташа не спала. Она еще очень долго прислушивалась к разговору мужчин — их голоса отчетливо доносились в ночной тишине из кухни.
— Чинуша паршивый! Квасил армянский коньяк где-нибудь всю ночь, жирный боров, а потом убил двух человек, девчонку сиротой оставил! А сам — в кусты.
Алиби у него, паскуды, видите ли!
— Может, разберутся, докажут все же?..
— Да не будет никто ничего доказывать!
— А наша флотская прокуратура?
— Позвонят сверху и прикажут замять дело. А если что — накажут этого секретаря райкома, отправят секретарем обкома куда-нибудь в глубинку на понижение. Ничего, не потонет это дерьмо. Рука руку моет. У партийцев это дело хорошо налажено.
— А может, докажет милиция?
— Милиция?! Смотри, чтобы там не «доказали», будто это Сашка сам пьяный за рулем ехал!
— А КГБ?
— КГБ — это передовой отряд партии… Послышалось негромкое позвякивание стекла — мужчины пили водку, но никто даже не захмелел. Не брала той ночью горькая.
— А все эти проклятые деревья, — в сердцах воскликнул один из моряков.
— И почему их до сих пор не повырубают?!.
— Так как же их вырубишь? Немцы специально сажали.
— Зачем?
— Все очень просто. Мне один инженер объяснил. Дело в том, что в Калининградской области грунтовые воды залегают очень близко к поверхности, постоянно размывают почву. А деревья своими корнями ее сушат, выпивают всю лишнюю воду. Вот потому у нас здесь дороги такие классные — не разбитые, не проваленные хотя им — вон сколько лет уже. Немцы — они не дураки.