«…Я, Людовик Второй, принц Конде, заверяю месье Фуке в том, что буду служить ему и только ему, подчиняться ему и только ему, а также обязуюсь по первому приказу предоставить в его распоряжение все свои земли, укрепления и прочее. В подтверждение своих слов я предоставляю ему это письмо, написанное и подписанное моей рукой по доброй воле и даже без изъявления какого-либо пожелания с его стороны. Да примет он на веру мое честное слово. Подписано в…» Дата может быть неточной, дабы сбить с толку ищеек… Это оговорено.
— Подписывайте, монсеньор, — произнес отец Экзили, чьи глаза сверкнули в тени капюшона.
Быстро, словно спеша скорее со всем покончить, Конде взял с секретера гусиное перо, которое только что заточил. Пока он подписывал бумагу, монах разжег небольшой позолоченный серебряный светильник. Конде расплавил на огне сургуч и поставил на письмо большую круглую печать.
— Все остальные обязательства составлены по примеру моего и подписаны, — сообщил он. — Надеюсь, ваш хозяин будет доволен и докажет нам это.
— Будьте уверены, монсеньор. Однако я не могу покинуть замок прежде, чем вы отдадите мне остальные письма, о которых только что говорили.
— Ручаюсь, что вы получите их завтра до полудня.
— Хорошо, тогда до той поры я задержусь в замке.
— Наша дорогая подруга, маркиза дю Плесси, позаботится о том, чтобы вы удобно устроились, синьор. Я предупредил ее о вашем прибытии.
— А пока я буду ждать, полагаю, было бы благоразумнее запереть письма в ларце, который я вам только что передал. Замок скрыт, так что они будут в безопасности от любопытных глаз.
— Вы правы, синьор Экзили. Слушая вас, я начинаю понимать, что интриги — это тоже искусство, требующее практики и опыта. А я простой воин, и не скрываю этого.
— Прославленный воин! — воскликнул итальянец, кланяясь.
— Вы мне льстите, отец мой. Впрочем, не скрою, мне бы хотелось, чтобы монсеньор Мазарини и ее величество королева разделяли ваше мнение. Как бы то ни было, я считаю, что военная тактика при всей ее грубости и масштабности в чем-то сродни вашим ловким махинациям. Надо всегда предвидеть намерения врага.
— Монсеньор, вы рассуждаете так, словно сам Макиавелли был вашим учителем.
— Вы мне льстите, — повторил принц.
Однако лицо его просияло.
Экзили посоветовал принцу приподнять атласную подушку и спрятать компрометирующие конверты под ней. Затем ларец был помещен в секретер.
Едва итальянец исчез за дверью, как Конде, словно ребенок, снова достал ларец и открыл его.
— Покажи, — прошептала женщина, протягивая руку.
Пока длилась беседа, она не вмешивалась и развлекалась тем, что снимала и снова надевала на пальцы кольца. Но, очевидно, она не упустила из разговора ни единого слова.
Конде подошел к кровати, и они вместе склонились над флаконом с изумрудной жидкостью.
— Ты думаешь, яд и впрямь так опасен, как он утверждает? — прошептала герцогиня де Бофор.
— Фуке заверил меня, что на свете нет более умелого аптекаря, чем этот флорентийский монах. А мы в любом случае вынуждены действовать через Фуке. Ведь именно ему в прошлом апреле пришла в голову мысль о сотрудничестве Парижского парламента с Испанией. Вмешательство испанцев нам всем не по душе, но зато Фуке смог заручиться поддержкой его католического величества Филиппа IV. Без него я могу потерять свою армию.
Дама вновь откинулась на подушки.
— Итак, монсеньора Мазарини можно считать мертвым, — произнесла она медленно.
— Да, пожалуй, ведь его смерть у меня в руках, и она настигнет кардинала, где бы он ни находился.
— Он сейчас в бегах, будет ли в этом необходимость?
— Он вернется. Мы еще не покончили с пресловутым итальянцем.
— Но разве не он приехал в Гавр и своими руками открыл двери вашей тюрьмы?
— Да! Но как раз его проворство меня больше всего и настораживает. Он освободил меня и тем дал понять, что королева никогда не сможет обойтись без него и что я никогда не смогу занять в управлении королевством его место. Поэтому теперь нам предстоит весьма серьезный выбор: он или я.
Тут принц вновь засмеялся своим саркастическим смехом.
— Решено. Начнем действовать, когда он вернется… Благодаря донесениям моих шпионов я уверен, что это произойдет в самом ближайшем будущем.
Женщина оставалась задумчивой. Затем она произнесла:
— Не говорят ли, что он иногда приезжает пообедать вместе с королевой-матерью, которую страстно любит?
— Да, говорят, — ответил принц после непродолжительного молчания. — Но мне не нравится ваш план, душенька. Я думаю поступить иначе — гораздо хитрее и действеннее. Кто такая королева-мать без сыновей? Испанке останется только запереться в монастыре, чтобы оплакивать их…
— Отравить короля? — произнесла, вздрогнув, дама.
Принц весело захохотал. Затем подошел к секретеру и поставил ларец на место.
— Вот что значит женщины! — воскликнул он. — Король! Вы таете, потому что речь идет о милом ребенке, который мучается проблемами взросления и, когда вы бываете при дворе, смотрит на вас глазами преданной собаки. Вот что для вас значит — король. А для нас король — опасное препятствие, мешающее всем нашим планам. Что касается его брата, маленького Месье, развращенного мальчишки, который одевается, как девчонка, и охотно принимает мужские ласки, — то его я представляю себе на троне еще меньше, чем вашего венценосного девственника. Нет, поверьте мне, в лице герцога, который легкомысленен в той же степени, в какой был суров его брат Людовик XIII, — мы получим короля, который нас устроит. Он богат и не уверен в себе. Чего нам еще желать?
— Моя дорогая, — снова начал Конде, закрыв секретер и положив ключ в карман широкополого халата, — я думаю, нам пора предстать перед нашими гостями. Скоро ужин. Хотите, я позову вашу горничную Манон?
— Буду вам весьма признательна, мой дорогой сеньор.
Анжелика изрядно устала. Она догадывалась, что отец уже давно ее ищет, однако никак не решалась покинуть свой насест. В комнате принц и его любовница облачались в наряды при помощи слуг. Слышался шорох тканей и изредка проклятия монсеньора, который не отличался терпением. Когда Анжелика оторвала взгляд от ярко освещенного окна и осмотрелась, то ничего не увидела сквозь непроницаемую темноту ночи, из которой доносились еле слышные завывания ветра между деревьями в лесу.
Наконец Анжелика поняла, что комната опустела. Ночник все еще горел, но спальня уже обрела прежний таинственный вид.
Анжелика осторожно перелезла через подоконник и очутилась внутри. Аромат духов и помады смешивался с дыханием ночи, в котором соединились запахи влажного леса, мхов и зрелых каштанов. Девочка не знала точно, что собирается сделать. И хотя ее могли застать в чужой комнате, она не боялась. Все вокруг казалось чудесным сном. Как отъезд в Америку, безумная дама из Монтелу и злодеяния Жиля де Реца…
Стремительным движением она достала из кармана халата, брошенного на стул, ключик, открыла секретер и вынула сандаловый ларец, от которого исходил душистый запах. Закрыв секретер и положив ключик на место, Анжелика с ларцом в руках снова взобралась на карниз. Ей было необыкновенно весело. Она представляла себе лицо принца, когда тот обнаружит исчезновение яда и компрометирующих писем.
«Это не воровство, — подумала она, — ведь я предотвращаю преступление».
Она уже знала, куда спрячет добычу. Угловые башенки, расположенные по четырем углам прекрасного замка дю Плесси, служили не более чем украшением, и, тем не менее, итальянский архитектор оснастил их амбразурами и миниатюрными бойницами, повторяющими военный декор средневековых замков. К тому же внутри они были пустыми и испещрены крошечными слуховыми окошками.
Анжелика опустила ларец в ближайшую башню. Надо обладать незаурядным умом, чтобы догадаться искать потерянный предмет здесь!
Затем она осторожно спустилась по стене и спрыгнула на землю. Только сейчас она почувствовала, как сильно замерзли ее босые ноги.
Надев старые туфли, девочка вернулась к замку.
* * *Все гости уже собрались в салоне. Никого не вдохновляла темная туманная ночь.
Очутившись в прихожей, Анжелика уловила аппетитный запах ужина. Она увидела целую вереницу слуг в ливреях, которые с важным видом несли большие серебряные блюда. Фазаны и гуси, украшенные собственными перьями, молочный поросенок, увенчанный цветами, словно невеста, куски прекрасной косули, уложенные на артишоки и приправленные укропом, — весь этот парад яств шествовал перед Анжеликой. Из комнат и галерей, где вокруг небольших столиков, накрытых кружевными скатертями, собралось все общество, доносился звон фаянса и хрусталя. За каждым столиком сидело около десяти человек.
