Я ему так и сказал:
— А вдруг это ее папа?
— Папа? Какой еще папа?
— Обыкновенный папа, — сказал я. — Витькин дедушка.
Сережка немного помолчал. Соображал, как бы меня уязвить поизысканнее.
— Ну что ж, — сказал он наконец, — мысль хорошая. Может быть, это действительно ее папа. Наверняка папа. Очень дельная мысль.
Я на всякий случай кивнул, хотя было ясно, что он меня разыгрывает. Но в таких случаях я не показываю виду. Надо же сделать человеку приятное, особенно если это твой товарищ Сережка.
— Очень дельная мысль. — Сережка задумчиво покачал головой. — Только объясни, будь добр, почему тогда он так похож на дядю Володю?
Сережка сказал это так язвительно, что я снова на пенек сел. И всплыл этот незнакомый старик со дна моей памяти, и рядом с ним дядя Володя. Точно — похожи друг на друга чрезвычайно.
Во-первых, лоб у незнакомца точь-в-точь дяди Володин — такой же высокий, неповторимый. Нос такой же выдающийся. И сам он, наверное, такой же молчаливый…
— Или ты считаешь, что он и его папа? — язвительно сказал Сережка.
Некоторое время мы молча думали.
— Слушай, — предложил я наконец, — пойдем еще раз на них взглянем. Надо проверить. Вдруг мы все это выдумали?
По лицу Сережки было видно, что он в своем уме и в своей памяти уверен. Но все-таки мы пошли назад, на этот раз не по тропинке, а лесом, в обход. Вымокли ужасно, потому что трава мокрая и кусты тоже мокрые от росы. Вот по этим кустам мы к ним и подобрались. Они все трое стояли на тропе и разговаривали. То есть разговаривали тетя Оля и старик, а дядя Володя молчал и подозрительно поглядывал на кусты, в которых мы с Сережкой затаились. Все было точно, память нас не подвела. Сходство так и бросалось в глаза. Мы постояли, посмотрели на них, потом посмотрели друг на друга и тихонько пошли назад. И когда вышли на тропинку, Сережка сказал:
— И вообще. Даже если он их дальний родственник. Ведь дядя Володя с Севера, у него все родственники северяне. А тетя Оля с Юга, и все родственницы у нее южане. Не может же он происходить одновременно и с Севера и с Юга.
— Да. Это только Витя родом и оттуда и оттуда, — сказал я. — На то он их сын.
— И никаких пап у них давно нет, — сказал Сережка.
Это точно. Ни пап нет, ни мам. Ведь они почти через сто лет вернулись! Какие тут папы и мамы! Стало мне так грустно, что я даже в дневник ничего не записал.
До реки мы шли молча. Холодно было в мокрых штанах и мокрых тапочках.
На берегу сидел Витя Куницын с влажными волосами, а с ним незнакомый мальчик нашего возраста по имени Коля.
— Здравствуйте, — сказал Витя Куницын. Потом он посмотрел на небо (Солнце уже приподнималось над лесом) и добавил: — Завтра дождь будет после обеда, можешь передать своей маме. Вы там моего братца не встретили?
— Брата? Нет, — сказал Сережка. — Вот родителей твоих видели.
— Он с ними и прогуливается, — объяснил Витя. — Такой седой и курчавый. Его Сашей зовут. Давно они не виделись, лет восемьдесят. А это мой двоюродный внук Колька, сын Сашиной дочери. Они вчера к нам из Антарктиды прилетели.
Никакого змея мы в тот день не испытывали, тем более что Сережка его в лесу потерял, когда мы в кустах сидели. Нам вместо испытаний Коля про Антарктиду рассказывал. Мы с Сережкой ни разу в Антарктиде не были. Там Колины родители работают. И дедушка Саша, Витин брат, которого мы встретили, тоже там работает, хоть и старый. Но он еще крепкий и поэтому тоже работает.
Дедушка Саша, как выяснилось, первый сын тети Оли и дяди Володи. Он родился еще до полета. Витя Куницын рассказал, что это теперь нас воспитывают родители, а раньше это делали специальные воспитатели в специальных интернатах, куда детей отдавали совсем маленькими. Поэтому тетя Оля и дядя Володя не могли взять с собой своего первого сына Сашу и оставили его на Земле в интернате, а сами улетели на звездолете разведывать другие миры. А их сын Саша постарел на восемьдесят лет, стал дедушкой Сашей и теперь прилетел из Антарктиды, чтобы Витиным родителям было легче привыкать на Земле.
Мы еще долго слушали про Антарктиду, а потом разошлись по домам, договорившись назавтра встретиться. Когда я пришел домой, папа пил какао и ел гренки, а мама уже ушла, ее срочно вызвали на работу. Всю эту историю я еще не успел записать в дневник и рассказал ее папе по памяти, пусть он ее куда-нибудь вставит, мне не жалко. Он выслушал меня очень внимательно, все время морщил лоб, несколько раз переспрашивал, а потом долго думал, листал какие-то справочники, разговаривал с кем-то по стереофону и в конце концов сказал, что точно, есть такое явление в теории относительности, оно называется «парадокс близнецов». Явление заключается в том, что если кто-то улетит куда-нибудь на звездолете с большой скоростью и потом вернется на Землю, то почти не постареет, а его родственники, которые остались на Земле, могут даже умереть от старости. А парадокс состоит в том, что моему папе в это трудно поверить. Папа добавил, что эта идея любопытна, но вставить ее никуда не удастся, потому что она давно использована, а читателю нужны мысли достаточно свежие и совершенно безумные.
Потом папа пошел в кабинет работать, то есть изобретать свежие безумные идеи, а я наделал себе пирожков с капустой и сел решать задачки по теоретической физике. Я немного увлекся и опомнился только когда мама позвала обедать. За обедом я все ей рассказал (а папа не обедал, он выдумывал безумные идеи), и она ни в какие справочники не стала заглядывать, а просто погрустнела и сказала печально: «Несчастные матери». Даже непонятно, кого она имела в виду, потому что я ей о матерях не рассказывал, а только о дедушке Саше и о Вите Куницыне.
Ночью мне приснился сон, будто я уже старенький и с бородой, а папа бегает по лесу в коротких штанишках, мокрых от росы, и что-то записывает в дневник. Я его за это учу уму-разуму, а он сердится и говорит, что эта идея недостаточно свежая и совсем не безумная.
На другой день мы вчетвером снова встретились на реке. Перед встречей мы с Сережкой видели в лесу тетю Олю и дядю Володю. Вели они себя странно: тетя Оля молчала, и губы у нее были даже больше, чем обычно, а дядя Володя говорил что-то тихое и неразборчивое, но, увидев нас, тоже умолк. Витя Куницын, когда мы пришли к нему на берег, объяснил, что это его родители ссорятся. Они часто ругаются между собой, у них такая привычка. Тогда мы поговорили о привычках взрослых и нашли, что они у них очень нерациональные.
Я сказал, что, когда ссоримся мы с Сережкой, мы почти не ругаемся. Просто он идет в одну сторону, я в другую. Например, по домам. И мы какое-то время отдыхаем друг от друга, пока не помиримся. И конечно, мы никогда не ругаемся. Почему взрослые так не могут? Они почему-то кричат друг на друга и молчат только когда дети рядом. Вернее, когда они видят, что дети рядом. Когда они этого не видят, они такие слова произносят, что гораздо лучше бы им разойтись по домам и немного отдохнуть друг от друга, пока не помирятся.
Сережка на это сказал, что рассуждать легко, но взрослым трудно понять друг друга, они ведь разные люди. И как быть, если двое живут несколько лет в кабине звездолета? Разойтись в разные стороны они не могут. Что им делать? Надевать скафандры и выходить в открытый космос, чтобы отдыхать друг от друга? Вскоре у них поневоле возникнет привычка ругаться. Без ссор ведь тоже не обойдешься.
Тут я сказал, что без ссор обойтись можно; в результате мы едва не поссорились. А Витя Куницын обиделся за своих родителей и сказал, что это только мы с Сережкой можем разойтись по домам. Родители — мои, например, или Сережкины — этого лишены. Дом у них один, и он еще меньше звездолета.
Сережка возразил: у его родителей есть работа, и каждый из них может отдыхать от другого на работе. Все-таки это лучше, чем в открытом космосе.
Словом, Сережка с Витей Куницыным тоже чуть не поссорились, но потом Сережка сказал, что непедагогично ругаться при детях. Он имел в виду Витиного внука Колю. Но Коля обиделся и попросил Сережку не задаваться: они с Сережкой родились в одном году и в одном месяце, и Коля даже на три дня раньше. А если уж Сережке необходимо неравенство, пусть обращается с Витей не как с ровесником, а как с пожилым человеком, потому что Витя-то точно родился на семьдесят лет раньше.
Витя Куницын сказал, что возраст ничего не значит. Например, его брат Саша всегда мирит родителей, дает ценные советы и наставляет их на путь истинный. Советы эти ценные в том смысле, что тетя Оля и дядя Володя эти советы ценят и всегда к ним прислушиваются. Тут мы все сразу помирились и начали мечтать, что как было бы здорово, если бы и мы учили своих родителей уму-разуму. Мы долго мечтали и решили, что несправедливо, когда происходит наоборот, и что дедушка Саша счастливый человек, раз теория относительности и парадокс близнецов позволяют ему давать ценные советы своим родителям.
