— И что, не послушали вас? — заволновался Валька.
— Не, не послушали. Председатель цыкнул на меня, говорит: «Гаврила Логинович, против общей линии выступаешь!». Я в возраженья: «Какой такой линии?». А он: «Против улучшения, говорит, условий труда колхозников и увеличения мясопоставок государству». Я спрашиваю: «А это каким боком?». Он спокойно и отвечает, что раз уж сократятся сенокосные угодья, значит, и поголовье стада надо будет сократить… Половину коровушек зарезать, значит, на мясо. — Дед крякнул, качнул головой. — Районный представитель председателя поддержал. И я понял, что спорить бесполезно.
Окурок давно догорел. Дед Гаврила со свистом пососал его и выплюнул в огонь. Достал из портсигара новую папироску, размял, закурил.
— Вот так, Валя, и перестали косить на суземках. А жалко, спасу нет, клевера какие-я там! Матерь наша…
— А теперь-то там можно косить?
— Э-ж, поди попробуй, — грустно усмехнулся дед. — Заросли они крепко, столько лет прошло…
— А очистить можно?
Дед Гаврила опять с любопытством глянул на парнишку:
— Ты, что ли, очищать будешь, стратег?
— А хоть бы и я, — улыбнулся Валька.
— Не, не справиться тебе. — Дед махнул рукой. — Вот колхоз бы взялся… Да только нет теперь никому ни до чего дела…
Валька поковырял каблуком песок, потом спросил:
— А какой суземок самолучший был?
— А все, считай, хороши, которы ближе, которы дальше…
— Ну а из ближних?
Дед Гаврила немного призадумался, потом уверенно сказал:
— Черная Шалга. Заливная пожня. Клеверу там много было.
— А где это, дедушко?
— Каменное озеро знаешь?
— Окуней там ловил в прошлом годе…
— С того конца ручей в него впадает, самый большой, Гремяка называется. По нему вверх версты две. А зачем тебе?
— Да так, — уклончиво ответил Валька.
Дед Гаврила надел брезентовые рукавицы и осторожно снял с огня котел, отнес его к карбасу. Вальке сказал:
— Ну-ко, бери из огня «просмолку», будешь помогать дырья шпаклевать. У тебя глаза-то небось лучше.
И пошла веселая работа.
Дед Гаврила мазал карбас кипящей смолой, а Валька водил раскаленным крючком по стыкам досок, по обнаруженным им щелкам, и их заливала расплавленная смола. Нос щекотал сладкий, такой желанный после долгой зимы смоляной дух.
* * *Когда кончился учебный год и настал последний день занятий, в бывшем седьмом, а теперь уже восьмом классе, как и обычно, состоялось собрание. Выступила классная руководительница Зинаида Матвеевна, пожелала всем хорошего отдыха и в конце вдруг предоставила слово Вальке. Тот поднялся с парты, вышел к учительскому столу и встал перед классом необычно серьезный, решительный и даже немножко важный. Все примолкли.
— Ребята, — сказал Валька, — недавно перед нами выступал председатель колхоза и просил помочь в уборке сена. Все помнят?
— Все-е-е, — загудел класс.
— Он обещал, что колхоз заплатит нам за работу, помните?
— Да-а, — пронеслось по классу.
— А я предлагаю сделать колхозу подарок и поработать бесплатно.
Седьмой класс затих, обескураженный таким поворотом. Потом подал голос Шура Новоселов с задней парты.
— Ишь, щедрый какой за чужой счет. А я, может, хочу на фотоаппарат заработать.
— И мне велосипед надо купить, — крикнул сбоку Володька Веснин.
— И мне… И мне… — неслось со всех сторон.
— Погодите, ребята. — Валька поднял руку. — Дайте сказать до конца.
— Говори, да не заговаривайся, — предупредил Новоселов.
Валька понял, что его затея может в эту минуту прогореть, так ни во что и не воплотившись, и он начал с самого заманчивого.
— Я предлагаю поход в лес на несколько дней.
Класс опять умолк.
— Как сказал председатель, колхозу не хватает сенокосных угодий, а я знаю, что недалеко в лесу есть большая пожня, она не используется, потому что немного заросла (Валька специально говорил «недалеко» и «немного», чтобы заранее не пугать ребят). Вот я и хотел бы, чтобы мы расчистили ее. Думаю, что нам под силу, а колхоз получит сотни центнеров сена.
Класс молчал.
И опять засомневался Веснин:
— Но ведь я хочу на велосипед заработать…
— Я сам хочу «Зенит» купить, ну и что? Из-за этого я не должен колхозу помогать, да? — напал на него Валька. — А на велик свой еще успеешь за лето… Не переломишься!
Потом посыпались первые вопросы:
— А изба там есть?
— Есть, — ответил Валька, — я узнал.
— Сколько километров?
— Двенадцать.
— На сколько дней пойдем?
— На неделю.
— Еды много брать? — интересовался полненький Небоженко.
— Смотря по аппетиту, — острил Валька, — бери на месяц, не прогадаешь.
— Какой инструмент нужен? Во что одеваться? Брать ли косы и грабли? — вопросы летели один за другим.
Людка Петрова спросила:
— Девчонок берете?
Валька не хотел их брать. Вечно от них шум и бестолковщина, но в классе поднялся такой гвалт, что он замахал руками:
— Хорошо, хорошо.
Когда обо всем договорились, назначили сроки похода, вдруг вскочил Николай Агеев, вечный активист, любимчик всех учителей, молча до этого сидевший, встал рядом с Валькой и торжественно произнес:
— Ребята, мы должны все как один поддержать эту прекрасную идею! Надо помочь родному колхозу и обеспечить его сеном. Мы не должны оставаться в стороне…
Выступая в таком духе, Агеев время от времени посматривал на классную руководительницу Зинаиду Матвеевну, которая всякий раз кивала ему и даже улыбалась. «Чего вылез? — думал о нем Валька. — Ведь все уже решено».
Когда расходились, к Вальке подошел Шурка Новоселов, хлопнул по плечу:
— Так бы сразу и сказал, что в поход…
* * *И вот позади веселые таежные километры, разделяющие деревню от Черной Шалги. Вот она сама в цветном цветочном сарафане, обрызганная запахами лесных трав, обзваниваемая со всех сторон птичьим щебетанием.
Когда поели, посидели у костра и напелись вдоволь всяких песен, никто не хотел укладываться спать, потому что кругом стояло тихое лесное раздолье, не было рядом строгих родительских глаз и еще потому, что над лугом висела прозрачная белая ночь.
Полночь сморила и уложила на старые поскрипывающие полати даже самых неугомонных. Древней пожней опять овладела тишина. Лишь в лесу изредка негромко и коротко пискала, будто вздрагивала во сне, ночная птаха да глухо урчал на перекатах ручей Гремяка. В высоком небе слабо поблескивали и позванивали серебряным светом маленькие летние звездочки.
* * *Утром Валька разделил ребят на три бригады, подробно проинструктировал каждую. Назначил старших. Бригада номер один — лесорубы — мальчишки с топорами. Задача — расчищать пожню от деревьев и кустарника. Возглавить ее должен был сам Валька. Бригада номер два — «уборщицы» — все классные девчонки. Задача — сволакивать в лес и складывать в кучи то, что выкорчуют ребята, и вообще весь скопившийся на лугу хлам. Третья бригада — косарей — должна была сразу же начать выкашивать траву на открытых участках. В нее вошли четверо ребят, уже умеющих хорошо косить. Во главе этой команды Валька поставил Новоселова, парня ершистого, но работящего и толкового.
Итоги первого дня удовлетворили всех. Была скошена добрая половина луга и расчищена от деревьев и кустарника его основная часть. Вечером, поужинав, ребята уселись на пригорке возле избы и долго разглядывали преображенную пожню, будто не верили, что все это сотворено их руками.
С вечерней росой упала на землю прохлада, но ребята уже спали в теплой избе, и сон их был крепок как никогда.
А Володька Веснин — вот уж заядлый — выбрал из вырубленных деревьев самое тонкое, длинное и прямое, обрубил сучья и сделал удилище. Привязал к нему принесенную из дома удочку, вынул из-под угла избы баночку с невесть когда накопанными червяками и пошел на ручей. Валька сказал ему: «Выспался бы, завтра устанешь ведь…». Но Веснин все равно ушел. Рыбаки да охотники… они не разумом, они азартом живут. Зато наутро Людка Петрова сделала на завтрак уху из свежей пеструшки[1], и ребята вовсю нахваливали Володьку Веснина.
* * *Утром на работу не поднялся только один человек — Колька Агеев.
— Чего это с ним? — спросил Валька у ребят, когда завтракали. Никто толком не знал, что случилось. Кому Агеев сказал, что голова раскалывается, кому, что простыл вчера крепко, воды, мол, выпил холодной из ручья, а сам потный был, вот и простыл.
Болезнь есть болезнь. С каждым случается. Когда ребята разошлись на работы, Валька пошел в избушку к Агееву, чтобы помочь, если надо. Агеев почему-то не лежал, а сидел на полатях, свесив босые ноги, и пил чай, доедал завтрак.