С другой стороны, в нашей культуре принято совершенно спокойно относиться к коммерциализации жизни детей{243} с самого раннего возраста. Типичный американский ребенок полутора лет умеет отличать логотипы любимых продуктов (обычно благодаря телевидению), а трехлетний уже постоянно их просит. И это только начало. В 2009 г. на рекламу, адресованную напрямую детям, было потрачено от $15 млрд до $17 млрд. Ситуация с покупкой игрушек в целом такая же. Притом что на долю США приходится лишь 3,1 % всех детей мира, американские семьи ежегодно покупают более 40 % всех продаваемых в мире игрушек, общая розничная стоимость которых составляет около $20 млрд.
Мы, американцы, гордимся своей любовью к детям, однако сегодня наше поведение выходит за грани: мы чрезмерно балуем детей{244}. И урон от этого не только материальный. Такое расточительство быстро подрывает наши коллективные обязательства по привитию детям правильных привычек и воспитанию характера. Создается впечатление, что Америка достигла совершенства в неоднозначных посланиях. Мы чувствуем удовлетворение от своей работоспособности – редко уходим в отпуск и трудимся чуть ли не сутками, но при этом наши избалованные дети не готовы к жизни в трудоголической среде, которую мы создали. Например, календарь учебного года{245} до сих пор соответствует своим аграрным корням. 32-часовая учебная неделя в школах США – одна из самых коротких в мире; на другом конце спектра находится Швеция с 60 учебными часами в неделю. Долгие часы незанятой второй половины дня и трехмесячные летние каникулы, которые когда-то были придуманы исходя из требований сельской жизни, теперь оказываются временем, которое школьники проводят практически без надзора взрослых. Для подросткового ума это не только приглашение к проказам, употреблению наркотиков и погружению в киберпространство, но и потенциальный путь к тревожным состояниям и серьезным личностным конфликтам.
Это может казаться парадоксальным, но материальная обеспеченность играет очень большую роль в возникновении таких проблем{246}. Сунья Лютар и Шон Латендрессе из Педагогического колледжа при Колумбийском университете (Нью-Йорк) в ряде исследований обнаружили, что дети из богатых семей, посещающие элитные пригородные школы, гораздо чаще употребляют табак, алкоголь, марихуану и тяжелые наркотики, чем их сверстники из обычных городских школ. Для таких групп школьников из обеспеченных семей факторами, влияющими на сниженную самооценку и плохую успеваемость в школе, являются отгороженность от ролевых моделей взрослого поведения, сильное давление со стороны учителей, требующих выполнения тестов, и нехватка общения в семье.
Еще более парадоксально то, что бедность в Америке фактически не защищает от безумия потребительства, которое охватило все социально-экономические группы. Общество изобилия (а как вы помните, изобилие в таком обществе определяется как постоянное появление новых товаров по постоянно снижающимся ценам) увеличивает риск. Семьи с низким доходом страдают не просто от недостатка доступных возможностей, а зачастую еще и от узости кругозора: они не осознают, насколько вредна одержимость потребительством для развития характера.
Можно сказать, что Америка подверглась масштабному социальному эксперименту в области образования и воспитания характера. После трех головокружительных десятилетий пропаганды моментального вознаграждения, потакания своим капризам и безоглядных трат мы вдруг обнаружили, что адекватное социальное поведение, сдержанность и самоконтроль стали очень редкими качествами среди американцев{247}. Мы, как общество, в своем близоруком стремлении к воплощению любой мечты в сфере материального забыли, как хорошо у нас получается имитировать поведение окружающих, особенно в том, что касается интуитивного развития привычек, неважно, плохих или хороших. Культура изобилия разрушает благоразумие и способность к целенаправленному развитию, лишая мозг механизмов самоконтроля.
Совершенно очевидно, что работы у нас непочатый край. Наши социальные, экономические и экологические проблемы усугубляются с ростом числа людей, делающих неправильный выбор. Если мы хотим возродить культурную гармонию, восстановление гуманистического аспекта образования может быть достойным началом.
Глава 8 Место обитания: по человеческой мерке
Итальянский городок Саббьонета{249} вздымается над плодородной равниной северной Ломбардии, словно декорации какого-то голливудского фильма. Это укрепленное поселение, построенное в конце XVI в., отражает честолюбивый замысел одного человека, Веспасиано Гонзаги{250}, благородного солдата, военного инженера и покровителя искусств, который мечтал создать совершенный город Возрождения.
Я впервые посетил Саббьонету в солнечный воскресный день в конце июля. Нашим попутчиком и гидом был Ганс Вирц, архитектор и специалист по городскому дизайну из швейцарского Базеля; я дружу с Гансом уже много лет. Надеясь завершить двухчасовую поездку до наступления самых жарких дневных часов, мы пораньше выехали из Villa di Monte, старинного особняка в холмах примерно в 30 км от Флоренции, где Ганс и его жена Анна, известный нейробиолог, проводили лето.
Начало поездки было изумительным. Тоскана – это не просто красивейшие места, а живой урок истории и архитектуры. Человеческие руки здесь коснулись буквально каждого дюйма земли. Извилистая дорога изобиловала мостами и туннелями, а по сторонам паслись, позвякивая колокольчиками, стада свежепостриженных овец, явно недовольных нашим присутствием. Повсюду среди ухоженных холмов, расчерченных виноградниками и полями, были разбросаны маленькие фермы, на протяжении веков собиравшиеся в деревушки. Но не прошло и часа, как мы выехали на шоссе, связывающее Рим с индустриальным севером страны, и все эти пасторальные сцены остались позади.
Вскоре перед нами открылась долина реки По в мерцающей дымке. Лето в тот год выдалось очень жарким, и Саббьонета была раскалена, как печь. Городок построен на песчаных берегах живописной излучины реки (sabbia по-итальянски значит «песок»), и его внушительные укрепления сохранились практически нетронутыми. В простых оштукатуренных домиках, теснящихся вдоль мощенных булыжником улиц, проживает около 1700 семей. Если убрать припаркованные автомобили, электрические фонари, свисающие на проводах над мостовой, и выставленные кое-где во дворы пластмассовые кресла, то может возникнуть ощущение, что с момента основания города 450 лет назад здесь мало что изменилось, даже численность населения осталась прежней.
Семья Гонзага, прославившаяся разведением лошадей, военной доблестью и политическими аферами, господствовала в долине По более 400 лет, с 1328 г. до первой половины XVIII в. В начале своего восхождения к власти ее представители проявляли деспотичность, но с приходом эпохи Возрождения открыли в себе мягкость и утонченность и стали завоевывать престиж и место в обществе с помощью меценатства, благотворительности и архитектурных инноваций. В результате этого в XVI в. Мантуя, их родовое гнездо, превратилась во влиятельный культурный центр Северной Италии. Саббьонета, одна из самых маленьких городских коммун, управлявшихся членами семьи Гонзага, располагается всего в 30 км к юго-западу от Мантуи и тоже отражает эстетические предпочтения того времени. Этот миниатюрный городок и сегодня демонстрирует нам ренессансные ценности в области живописи, архитектуры и городского планирования{251}.
Создатель Саббьонеты Веспасиано Гонзага (1531–1591), по материнской линии тесно связанный с Ватиканом, был, судя по всему, весьма интеллигентным и культурным человеком. Он вырос при испанском дворе под покровительством Филиппа II, а затем стал вице-королем Наварры. Таланты военачальника он сочетал с увлечением классической римской архитектурой. Заветной его мечтой было перестроить Саббьонету, маленький город, доставшийся ему по наследству, и сделать его неприступной крепостью, придерживаясь при этом идеалов Возрождения. Он мечтал создать совершенный город своего времени (в котором сам он будет герцогом и патроном) – с дворцами для друзей-аристократов, академией, художественной галереей, общественным театром и летней резиденцией для себя. Веспасиано отдался этому делу с непоколебимым упорством и всего лишь за тридцать лет сумел воплотить утопию, перестроив старинную крепость и деревушку.